собирала и быстро поглощала. Он был удивлен, что птица, которая должна жить на воле, так по-хозяйски чувствует себя в домашних условиях. У художника зародилась идея новой картины — он представил высокую светловолосую женщину в больших темных очках, кормящую с рук стаю диких сорок. Птицы, что хватают пищу, роняют её на спины сородичей внизу, и получается, что сороки клюют друг друга, не замечая боли, жадно наслаждаясь пиршеством.
— Простите мою бестактность, — оторвался от фантазий и завтрака Иннокентий. — Я заметил, что вы все время носите темные очки. У вас раздражение роговицы? У моей соседки тоже были проблемы с глазами, и ей приходилось носить темные очки, чтобы выйти в магазин.
— Нет-нет, — продолжала трапезу Марго, — с моими роговицами все в полном порядке, но я с детства терпеть не могу солнечный свет. От него у меня начинает болеть голова.
— Да, я слышал о подобном! Это что-то психическое. С неудовлетворением или обидами что ли связано… — Иннокентий всё же почувствовал, что суёт нос не в своё дело, и принялся суетливо соскребать остатки каши. А когда он чувствовал себя не в своей тарелке, то начинал без умолку тараторить. — Я смотрел передачу, где один бизнесмен просидел двадцать шесть лет у себя в квартире, потому что боялся выходить на улицу, но зато открыл свое дело через компьюктер и заработал очень много денег.
— Неужели? — Марго хихикнула, удивляясь корявому произношению Иннокентия.
— Да. Именно! О нем еще говорили, что он с младенчества подвергался насилию со стороны родителей. Они жестоко наказывали его за каждую провинность, да так, что у того на теле живого места не было. Конечно же, ребенок стыдился выходить на улицу. Боялся, что сверстники засмеют. Ему приходилось учиться дома, гулять дома, все делать дома. Я слышал, что его родители неплохо зарабатывали и у ребенка было все необходимое… Кроме любви, конечно. — Старик доел, выпил кофе, приготовленный заботливой хозяйкой, и вытер рот о рукав рубахи. — Странно, что они не отвели его к врачу… А какая шумиха была, когда все это вскрылось! — Иннокентий развалился на стуле закинув ногу на ногу. — Все идет из детства. … Вас, случайно, не били родители?
— Нет, что вы! — поперхнулась кофе Марго. — Я росла в благополучной семье. — Она промокнула губы салфеткой и убрала посуду со стола. — Иннокентий, вы хотели позвонить жене?
— Да-да-да-да! — встрепенулся Иннокентий. Он понял, что хозяйка квартиры не желает говорить на щекотливую тему, и решил больше не тревожить ее. — Спасибо, что напомнили!
Телефонный аппарат находился в комнате Марго. Тумба, на которой он стоял, была главным номинантом на роль творческого беспорядка. Различные листы, листочки, листики и просто клочки бумажек, странные фотографии с людьми, ручки, флакончики с разными жидкостями, журналы о старинных украшениях, видимо подаренные Станиславом, ножницы и скрепки, кнопки, жвачки… Все это беспорядочно лежало вокруг небольшого стационарного телефона. Иннокентий, запретив себе рассматривать весь этот хлам, набрал номер и присел на край кровати.
— Алло, кто это? — из трубки раздался взволнованный голос. Иннокентий моментально вспотел.
— Курочка моя, это я, Кеша!
— Кеша? Где ты шляешься, сволочь? Я всю ночь не спала! Опять с Семенычем нажрался? Я так и знала! Нельзя тебе доверять! Полвека твои обещания слушаю, а ты…
Иннокентий убрал телефон от уха и тяжело вздохнул, прокручивая в голове несколько вариантов ответа своей ненаглядной. — Синичка моя, не кричи. Все хорошо. Я не пил с Семенычем.
— А где ты был и почему еще не дома? — продолжала кричать супруга.
— Я познакомился с одной очень влиятельной женщиной, настоящей ценительницей искусства! Она предложила мне участие в аукционе, представляешь? Я смогу продать свою картину вдвое дороже, чем хотел. Алло?! Ты меня слышишь? — Старый художник снова оторвал от уха телефон и дунул в трубку, думая, что та забилась пылью.
— С женщиной? С какой еще женщиной?
— С Марго, — Иннокентий вытер со лба пот. — Она очень добрая! Я сейчас у нее в гостях. А вечером я уже буду дома с огромной суммой, которая порадует тебя, моя ласточка. Алло? Алло! — Раздались долгие красноречивые гудки — телефон на той стороне повесили.
Иннокентий еще пару раз пытался дозвониться до жены, но та не отвечала.
«Ревнует, — подумал он. — Ну ничего. Позлится и простит, когда увидит, сколько денег я заработал».
Он встал с края кровати, одёрнул слегка измятую одежду и направился в прихожую, где погладил по рамке запечатанную картину, затем обулся и направился на ежедневную утреннюю прогулку.
***
Для Вари утро началось далеко не так прекрасно, как для Иннокентия. Она проснулась ближе к одиннадцати часам от удушающего запаха, доносящегося непонятно откуда. Казалось, что ее поместили в газовую камеру и пытаются убить. От испуга она закричала и закрыла нос руками, прижав колени к подбородку.
В комнату тут же забежала Марго, присела рядом и приобняла дрожащую девушку.
— Тише, тише… Успокойся! Все хорошо. Ты в безопасности. Вон, смотри, птица твоя тоже тут… — Вася метался по комнате, будто чувствовал страх своей хозяйки.
— Что вы со мной сделали? — Варя освободилась от объятий и отодвинулась на дальний край кровати. — Что это за вонь? Почему я не могу нормально дышать? Вы меня отравить решили, да!
— Да что ты, милая, — Марго затушила ароматическую палочку, ставшую триггером для Вари. — Тебе просто нужно немного успокоиться. Сейчас это главное.
Марго отвернулась и сняла очки, а потом медленно повернула голову и посмотрела на Варю. Теперь не было никаких сомнений, что глаза этой женщины издают яркое неестественное свечение.
— Что…? Что с вашими глазами? Кто вы такая? Что вы со мной сделали? — прокричала Варя через одеяло, которым закрыла нижнюю часть лица. Волна истерики подхватила её, лишая привычного самообладания.
— Ну-ка успокойся! Дыши ртом. Я не хочу говорить с тобой, когда ты ведешь себя как маленький ребенок, — Марго заговорила как строгая учительница. — Сядь! Убери одеяло. Дыши через рот. Вдо-о-х, выдо-о-х… Медленно, не спеша… Вот так…
Варе ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Она готова была сделать что угодно, лишь бы поскорее избавиться от этого ужасного, удушающего запаха.
— Удивительно, я думала, ты получишь дар невидимки, а ты у нас, оказывается, «ищейка». — Марго
