здесь полежи, а я приготовлю тебе отвар.
Маша побежала снова наверх. Оттуда, в спальню доносился такой шум, что у нас в народе иной раз поговаривают — "мышиная возня". Тарелки летали, падали, слышно было как Мышка Маша, что-то там сама с собой разговаривала. Бегала, суетилась. Потом всё стихло. И Мышка Поля навострила свои ушки.
— Где это Маша, делась? Не случилось ли чего.
Какое-то время в квартирке воцарилась тишина. И Поле стало не по себе. Она встала с кровати, и было начала идти, но колики в животе опять вернули её, и она снова легла. Лёжа, всё же немного легче.
— Ма — ша-а-а, — тихонько пропищала Поля. Ответа не было.
В эти мгновения пока Маша отсутствовала, Поля чего только не передумала в своей мышиной голове. Но, наконец, раздались звуки лапок, и на ступеньках появилась Маша с желудевой кастрюлькой.
Аромат разлился по комнате — спальне.
— Я уж не знала, что и думать, Маша. Куда это ты убегала? — спросила Мышка Поля гостеприимную хозяйку.
— Сейчас будем пить чай! Лекарственный чай. То есть отвар. Это отвар тысячелистника. Это самое лучшее, что можно себе представить от боли в животе для нас, мышек!
Маша стала отливать в чашку для Поли понемногу очень приятного на вкус чая- отвара. И Поле действительно стало лучше.
Они уже стали хохотать, рассказывая разные свои истории из жизни. И вот допивая отвар, Поля сказала:
— Спасибо, Маша за гостеприимство! За такой необычный обед и такое чудесное исцеление. Тысячелистник? Надо запомнить, чтобы сделать себе заготовки. Своим непременно расскажу и поделюсь опытом.
— Мне неловко, что так случилось, — извинилась Маша. — Это просто для тебя необычная еда.
— Да, наверное. А может это что-то другое. Не вини себя, пожалуйста. Давай будем дружить!
— Конечно же, будем дружить. Я так рада нашему знакомству!
Мышки расстались возле возвышавшегося, словно заросли бука, лекарственного тысячелистника. Его цветущие соцветия оказались в рюкзачке Поли и в корзинке Маши. Тут они расстались и обещали, по возможности, встречаться.
Стараясь быть как можно более незаметной для бабушкиного кота, Поля шмыгнула вглубь разнотравья и побежала в своё поле. А Маша побежала к себе в подпол.
Пришла пора укладываться спать. "Сегодня такой необычный был день!", — подумалось засыпающей Мышке.
"Завтра надо собирать подорожник. Завтра".
Мышка сладко зевнула, укуталась пледиком и с улыбкой уснула.
"Спокойной ночи, Поля", — отпустила послание мышка Маша куда-то в неизведанные поля своей новой подружке Поле.
"Спокойной ночки, Маша", — ответила Мышка Поля, засыпая в своём подземном домике.
Мамулин рассказуль про Ласточку
Сидели на бельевой верёвке воробей Тоха и ласточка Люсьенна. Молчали о том, о сем. Погода стояла жаркая, щебетать совсем не хотелось.
— Ты как? — спросил воробей ласточку
— Да, никак! — ответила ласточка
— А что так?
— Так — это как? — ответила на вопрос воробья ласточка. Не приставай, ладно? — раздражённо прощебетала она и отвернулась.
— Ну и ладно.
— Вечер уже, — вдруг сказала ласточка.
— И что? — спросил воробей.
— А то. А то, что мой Серик где-то летает, до сих пор домой не вернулся. Вот где он? — беспокойно прощебетала ласточка Люсьенна и умолкла, только головой вертит по сторонам и всё беспокоится.
— Так вон он, — показал воробей Тоха клювом на соседнюю ветку.
— Где? Где? Где? — засуетилась Люсьенна.
— Да, во-о-он! Сидит, молчит.
— Не вижу. Где ты его видишь, что я не вижу. Покажи ещё раз, — заёрзала на верёвке Люсьенна, вглядываясь вверх, куда показал воробей.
Среди листвы ничего не было видно, а так как уже вечерело, то разглядеть становилось всё сложнее.
— Не вижу.
— Ну что ж ты не видишь, я же вижу, а ты нет. Не понимаю, — стал уже возмущаться воробей.
— Если бы я видела, а то ты говоришь, что видишь, а я вот ничего не вижу, того, что указываешь ты, что видишь!
— Бла-бла-бла-бла-бла. — Вон на ветке твой дружок сидит! Не возможно, какая тараторка! Сел себе тихонько посидеть, нет же, "вижу — не вижу". Разбирайся сама, я полетел!
И воробей улетел.
Ласточка изо всех своих крохотных глаз всматривалась в листву шелковицы, но не могла понять, где воробей видел Серика.
— Серик. Это ты? — спросила тихонько ласточка.
Вечер разнёс чириканье ласточки по округе, и она сама всполошилась от эха своего голоса. Ответа не последовало.
И вдруг, ласточка таки заметила в листве птицу. Это был Серик? Да, наверное, Серик. Определенно Серик. Да, кто же еще!
— Вот чего ты там сидишь, скажи мне? — начала Люсьенна. В её мелодичном голосе почувствовалась обида.
— Жду его, жду, а ждать, сколько можно, скажи, пожалуйста? Когда я тебе сказала прилететь, а ты не летишь и не летишь, а я вот налеталась и туда слетала и сюда, а ты не летишь и не летишь. Почему ты не отвечаешь, на то, что я тебе сейчас щебечу? Ты меня совсем не понимаешь, я так стараюсь, а ты меня не только не понимаешь, а даже вообще не слышишь, когда я так стараюсь. Вот так всегда! Да? Конечно. Тебе только лететь, куда глаза глядят, а я сиди тут и никуда от дома не улетай. Сколько можно! Всё! Я решила, ты можешь летать где пожелает твоя душа, а я? Я тоже хочу. Всё, я решила окончательно. Ты слышишь? Сидит и ухом не ведёт. Какой жестокий, неблагодарный. Даже не хочет разговаривать. Всё, я решила. Слышишь, я решила? Улетаю от тебя! Вот ты пожалеешь, что я улетела. Всю жизнь будешь жалеть. А я нет! Я всё, улетаю, сиди там и молчи. Ненавижу!
Такого хама, я ещё в своей жизни не видела. Всё…
Тут со стороны хлева подлетает к разьерепенившейся птице кто-то и садится рядом. Вздыбившиеся пёрышки ласточки дрожали от обиды и горечи, голос осип от постоянного чириканья, глаза покрывались пеленой, и она вот-вот упадёт в обморок от нехватки дыхания.
