гвоздь программы.
«Кровь не попадает в достаточном количестве в нуждающиеся в ней органы, – продолжал врач, – и жидкость постепенно скапливается в легких, в то время как почки и печень постепенно отказывают. К этому времени их уже не спасти никакими лекарствами и диетами. Только пересадка».
– Я здесь уже несколько месяцев, – тихо признался Бенни. – Просто жду.
Я подумал о том, как провел последние несколько недель: вечеринки в честь окончания учебы, переезд в Манхэттен, вводные занятия.
– Тяжко, – сказал я. С другой стороны, он был в достаточно стабильном состоянии, а это означало, что мне нужно было переживать о меньшем количестве пациентов.
– Пытаюсь пролезть в список на трансплантацию, – пояснил он. Во время обходов больниц, когда я сам еще был студентом, мне рассказали, по какому сложному алгоритму распределяются донорские органы. В каждом городе эти алгоритмы имели свои особенности, однако среднее время ожидания нового сердца составляло чуть больше 150 дней. К сожалению для Бенни, все шло к тому, что он станет статистическим выбросом.
– А что вы слушаете? – спросил я. Это было ошибкой. Я хотел наладить общение, но обсуждение музыки – мое слабое место. В колледже меня однажды высмеяли в общежитии, когда я сказал, что Goo Goo Dolls[24] играют саундтрек к моей жизни.
– Бэйбифейса[25], – ответил он. – Нравится?
– Не то чтобы очень.
– Ладно, ничего страшного.
– «Судья Джуди», с другой стороны, – добавил я, показав на телевизор, – вполне.
Он улыбнулся, и мы оба подняли голову к экрану.
– Да, она супер. Очень мудрая.
Я наконец разжал челюсть и уселся на край кровати.
– Ее называют Белой Опрой[26], – сказал я.
Бенни сморщил лоб от стука молотка Джуди:
– Кто ее так называет?
– Разве не называют?
– Не думаю, – сказал он. – Определенно нет.
Бенни выглянул в окно на Генри-Гудзон-Паркуэй, где стояла многокилометровая пробка.
– Я очень ценю, что вы, ребята, ко мне заходите время от времени, чтобы проверить, как у меня дела, потрепаться и все такое.
– Разумеется.
– Знаешь, ко мне раньше заходила одна из твоих коллег. Каждый день сидела у меня по пятнадцать-двадцать минут. Мы разговаривали о Библии, болтали про музыку, про все подряд.
– Это замечательно.
– Как-то раз она работала в выходные. Я был подавлен, и она сразу это поняла. Мы смотрели в окно, прямо как сейчас с тобой, и она стала говорить, что в выходные обычно случается больше аварий. Пьяные водители, на дорогах больше людей, все в таком духе, понимаешь?
Я кивнул.
– А потом она улыбнулась и сказала: «Каждый пьяный водитель, каждая возвращающаяся с пляжа семья… могут стать вашим донором». Каждая авария увеличивает мои шансы на новое сердце.
Он повернулся и посмотрел на меня.
Я не знал, какую реакцию он ждал, так что ответил:
– Полагаю, можно и так сказать.
Он нахмурился:
– Ужасно такое говорить!
– Да, ужасно такое говорить.
От стыда я залился краской.
– Она хотела как лучше, – сказал он, взглянув на меня с улыбкой, – но ее уж точно никто не стал бы называть Белой Опрой.
Глава 5
– Новый пациент вроде как в порядке, – сообщил Байо про Гладстона несколько минут спустя. Он взял два стула и отвел меня в дальнюю часть отделения: – Скоро приедет его жена. Пациента нужно немного растормошить, так что стоит снять его с седативных.
– Понял, пойду назначу.
– Я уже обо всем позаботился. Ладно, давай поиграем в одну игру.
Наш последний разговор закончился тем, что мне в лицо прилетела измазанная дерьмом рубашка. Я содрогнулся при мысли о том, во что может вылиться очередная его «игра».
– Уже через год ты станешь руководить реанимационными мероприятиями в случае остановки сердца у пациента. Десятки врачей в маленькой палате будут смотреть на тебя в ожидании указаний вокруг безжизненного тела на кровати. В этом году для тебя все просто – требуется лишь делать непрямой массаж сердца, брать кровь или ставить капельницу. Но на следующий год ты будешь за главного.
– Замечательно, – сказал я и обмяк. В медицинской школе особо не рассказывали, как руководить реанимацией пациента с остановкой сердца. Пожалуй, правильно делали – от одной только мысли об этом многим из нас снились бы кошмары по ночам. Мы больше изучали и совершенствовали основные навыки: как прислушиваться к пациенту, как проводить осмотр.
– Я буду набрасывать различные сценарии, а от тебя хочу услышать, как ты планируешь действовать. Готов?
Я рассмеялся:
– Думаю, мы оба знаем, что нет. Но… да.
– Ладно, на часах шесть утра, ты приходишь на работу и начинаешь обход пациентов. Ты заходишь в одну из палат и видишь, что пациент не реагирует. Темнокожая девушка, двадцать четыре года. Вперед!
Врачебная практика включает в себя такое большое количество процедур, ситуаций и сложных моментов, что предусмотреть их все во время обучения просто невозможно.
Он показал на меня пальцем, и я медленно выдохнул. Я тут же позабыл про бесконечный шум звуковых сигналов аппаратов ИВЛ[27] и мониторов жизненно важных функций.
– Не реагирует?
– Без сознания, не реагирует. Без разницы. Ты ее трясешь, но она не двигается. Начинай.
– Думаю… думаю, я начну с ABC.
– Хорошо. У нее свободные дыхательные пути, но она не дышит, а ее сердце не бьется.
Я улыбнулся, пытаясь выиграть немного времени:
– Нужно это исправить.
Мой мозг был перегружен, отчаянно пытаясь выудить полезную информацию из одного случая остановки сердца, свидетелем которого я стал в Массачусетской больнице.
– Дело говоришь.
– Я бы провел интубацию, – сказал я, – и начал непрямой массаж сердца.
– Хорошо, а ты можешь делать и то и другое?
– Нет. Одновременно нет.
– Итак… – продолжил он, выпятив вперед подбородок.
– Я позову на помощь. Я закричу, чтобы мне кто-то помог.
– Превосходно! – Байо похлопал меня по руке. – В данном случае твое желание отреагировать, словно маленький ребенок, будет правильным. В медицине все основано на коллективной работе. Никогда этого не забывай. Хорошо, что еще?
– Не уверен.
– Ты начал СЛР[28], ты подал ей кислород. Но с чего бы сердце молодой девушки остановилось? – его зеленые глаза немного сузились, сфокусировавшись на мне.
Я понимал, что оно не могло просто так остановиться.
– Может, что-то врожденное или типа того? – предположил я.
– Я сказал, что это темнокожая девушка двадцати четырех лет. Это как-то может помочь?
– Может, у нее передозировка?
– Полегче, – рассмеялся он, выпрямив спину, – не все темнокожие ребятишки сидят на наркотиках.
Я похолодел:
– Нет-нет-нет, я просто…
– Да я шучу. Наркотики – разумное предположение. Что бы ты сделал в таком случае?
– Я бы мог
