Глава вторая
Я становлюсь капитаномМоя карьера командира подводной лодки началась, помнится, тем утром в начале апреля 1915 года в адриатическом порту Пола. Ныне это часть Югославии, но в те дни то была главная база императорского и королевского военно-морского флота Австро-Венгрии. Когда я ступил на платформу расположенного близ гавани хауптбанхофа, главного вокзала, стояла прекрасная весенняя погода. Всего несколько часов назад, пока ночной поезд из Вены пыхтел и тужился, пробираясь через перевал Адельсберг, были видны лежащие на горных склонах остатки зимнего снега. Уже тогда, в начале войны, наблюдался такой дефицит угля, что локомотивы королевской железной дороги жгли в топках лигнит[3], и его едкий бурый дым заполнял отведенный для офицеров вагон всякий раз как поезд втягивался в туннель перед перевалом. Но оказавшись на обращенном к Поле склоне, мы сразу поняли, что угодили из Центральной Европы в залитое солнцем Средиземноморье, из страны елей и берез в край сосен, фиг и кипарисов.
Немного севернее Диньяно мы миновали первую оливковую рощу, а затем неожиданно, почти также неожиданно как в самый первый раз, между невысоких гор открылся проем, а в нем — бескрайний голубой горизонт. Я снова приехал домой, в тот единственный настоящий дом, который может быть у моряка.
Здесь, в Поле, сомнений в приходе весны не возникало. Пригревало солнце, вокруг огромного римского амфитеатра уже зацветали персик и миндаль. Сойдя с поезда, мы — восемь офицеров и порядка сорока матросов — попрыгали в трамвай, чтобы доехать до военно-морской базы. Пока вагон колтыхал вдоль рива Франческо Джузеппе, я глядел через окно на этот причудливый город, служившим моим портом приписки в течение пятнадцати последних лет. «Монархия императорского и королевского дома Габсбургов заполняет бассейн Дуная», — заучивали мы на уроках географии в начальной школе. «Верно, — подумалось мне. — Но она не только заполняет бассейн, но и переливается через края, и нигде это не проявляется с большей наглядностью, как на берегах Адриатики, где немецкоязычная империя наслоилась на более древние империи, римскую и венецианскую». Трамвай стучал и громыхал по улице, миновал заключенную в рингштрассе[4] громаду неоклассического здания Высшего морского командного училища, со скульптурной композицией из обнаженных женских фигур на фронтоне, символизирующих «Австрию, указывающую своим детям путь к морю», и гавань с в несколько рядов пришвартованными к причалам брагоцци[5] с латинским парусным вооружением. В глубине гавани лежал Скольо-ди-Оливи, Оливковый остров — вот только теперь остров этот соединялся с берегом мостом, а от хваленых олив не осталось и следа, к небу поднимались только краны судостроительной верфи императорского флота. И тут внезапно перед нами предстало место нашего назначения — сложенная из известняка арка с раскрашенными черно-желтой полосой воротами, увенчанными двуглавым орлом императорской Австрии и надписью «K. U. K. SEE ARSENAL POLA».
С трамвая мы сошли за стеной верфи. Мне пришлось ждать, пока найдется носильщик, поэтому я стоял и смотрел как унтер-офицер строит младших чинов на вымощенным булыжником плацу. Парни явно выжали все из последних часов отпуска в станционных буфетах в Марбурге и Дивакке: фуражки набекрень, шарфы наскоро перевязываются под гомон чешской, немецкой и венгерской речи. Тем не менее, стоило унтеру — итальянцу, как подсказывало ухо — отрывисто рявкнуть «Hab’acht!», как два десятка сапог притопнули по мостовой с весьма похвальной согласованностью. Я смотрел на застывших по команде «смирно» моряков, некоторые из которых, впрочем, слегка покачивались. Здесь были представлены все типы нашей пространной, многоязычной империи: обитатели тирольских долин, трущоб Вены, неоглядных равнин Венгрии; светловолосые, круглолицые поляки и смуглые, угловатые итальянцы.
Когда я проходил мимо строя, старшина проревел: «Rechts schaut!», и все головы повернулись в мою сторону. Но не морская дисциплина и не немецкий язык объединяли тем утром представителей всех этих различных народов. То была круглая металлическая кокарда на околыше каждой фуражки — черный диск с императорской короной и позолоченными буквами FJI, монограммой Его императорского величества Франца-Иосифа Первого, милостью Божьей императора Австрийского и апостолического короля Венгерского, короля Богемии, Далмации, Хорватии, Словении, Галиции, Лодомерии и Иллирии; эрцгерцога Австрийского, великого князя Краковского, герцога Лотарингии, Штирии, Каринтии, Краины, Верхней и Нижней Силезии и Буковины, князя Семиградского, маркграфа Моравского, графа Зальцбургского и Тирольского, короля Иерусалимского, а также императора Священной Римской империи германской нации. Тем утром все мы, офицеры и матросы, были его людьми — не австрийскими патриотами, но слугами благородного императорского дома Австрии, почтенной династии Габсбургов. Другие страны могли быть монархиями, наша же была Монархией — остатком великой державы, простиравшейся некогда вплоть до Филиппин, и которая даже в те дни, давно переживая упадок, занимала добрую четверть европейской территории к западу от России. Тепло догорающих черно-желтых углей будет согревать нас еще три года, после чего они обратятся в пепел и развеются по ветру.
Кое-как мне удалось-таки разыскать носильщика, пожилого резервиста, и в сопровождении громыхающей по камням мостовой тележки с железным ободом, я направился в Бюро передислокации. В тот период войны меры предосторожности были далеко не строги, и бегло, без интереса просмотрев мои документы, офицер комендатуры проштамповал их, небрежно козырнул и махнул в сторону причала.
— Как понимаю, вам на базу подводных лодок, герр шиффслейтенант. Причал номер пять, там стоит катер. Отойдет минут через двадцать, еще дожидается кое-какой почты.
Катер со станции подводных лодок оказался на поверку старой паровой пинассой с броненосца, с проржавевшими от многолетних соприкосновений с причалом носом и кормой. Командовал им совсем зеленый зеефенрих. Я сгрузил на палубу багаж, потом нашел местечко на корме. Единственными моими спутниками оказались морской капеллан, явно хвативший лишнего и не склонный к беседам, да клетка с курами. Еще я приметил несколько деревянных ящиков, уложенных в солому, с выведенной трафаретом надписью: «AUSTRO-DAIMLER GMBH, WIENER NEUSTADT». Время еще было, поэтому я закурил сигару и огляделся, без особого интереса, потому как город и гавань были знакомы мне как свои пять пальцев. Скорее мной руководило стремление понять, что тут изменилось за минувший год.
