— Где Стелла?
Его мать делила квартиру в пансионе для пожилых со Стеллой Стивенсон, еще одной вдовой. Они жили вместе шесть месяцев и уже невыносимо надоели друг другу. Пять лет они вместе играли в бридж. Поскольку им удавалось вполне цивилизованно выходить из двусмысленных игровых ситуаций, они решили, что идеально уживутся друг с другом в одной квартире, но теперь при виде друг друга они выходили из себя настолько, что готовы были вцепиться друг другу в глотку. Теперь они даже в бридж не могли играть вместе. И администрация пансиона, как оказалось, тоже ничем не могла им помочь. Они подписали договор аренды и тем самым приговорили себя на пожизненную пытку. Им некуда было деться друг от друга, освободить их могла только смерть одной из них, поэтому каждая по мере возможности старалась держать язык за зубами и искать компанию в другом месте. У Риты был свой круг общения, а у Стеллы — свой.
— Она в салоне красоты. Могила ее исправит, а не салон красоты. Глупо прихорашиваться в ее-то возрасте.
— У тебя новое платье?
Рита втянула живот.
— Тебе нравится?
Джек всегда тщательно подбирал слова в разговоре с матерью.
— Впечатляет.
— Да, я тоже так подумала.
Джек опустился в кресло и как можно непринужденнее закинул ногу за ногу.
— Итак, ты нормально устроилась?
Рита с опаской на него посмотрела:
— Все в порядке.
— Подружилась с кем-нибудь?
— Подружилась? Нет, друзей я не завела. Но с людьми, с которыми вместе могу умереть, — да, познакомилась.
— О, перестань.
— Я называю вещи своими именами. Миссис Макки целый день ездит в лифте вверх и вниз в надежде, что хоть с кем-нибудь поговорит. Ты входишь в лифт, а там уже миссис Макки. Она считает себя девочкой-лифтершей. Она даже спрашивает «Какой вам этаж?», но кнопку все равно приходится нажимать самой, поскольку зрение миссис Макки не позволяет разглядеть цифры на кнопках.
— Ты познакомилась с… мужчинами?
— Их здесь по одному на каждые десять женщин. Как тебе такое соотношение? В войну и то было лучше.
— Кейт позвонили из администрации пансиона.
У Риты взлетели брови.
Джек продолжил прессинг:
— Они сказали, что, возможно, ты немного слишком… активна.
— Джек, что ты называешь активностью?
— Они просто сказали, что тебе… надо немного снизить обороты.
— Играть в бридж? Или заняться рукоделием? Джерри Эбштейн влюбил в себя всех женщин с секции аэробики, и всем на это плевать. Я иногда выпиваю по вечерам, а меня за это хотят линчевать.
— Нет, все не так мрачно.
Рита встала.
— У меня полно времени, я не могу забеременеть, я, наконец, поняла, в чем состоит радость жизни, и они хотят, чтобы я вязала пинетки? Ну, так вот, я не собираюсь вязать пинетки! А ты пришел сюда как их посланник — мальчик у них на побегушках? То, что ты отказываешь себе в удовольствии, еще не означает, что я должна следовать твоему примеру. Откровенно говоря, Джек, я думаю, что ты извращенец. — Она в гневе вышла из комнаты.
Джек вздохнул и вышел следом. Он никогда не мог сладить с привычкой матери все превращать в драму. Ее настроение менялось мгновенно — еще минуту назад безмятежно светило солнце, и вот уже она хмурилась, как грозовое небо. Обратный переход совершался с той же легкостью. Поэтому он не изменял с детства проверенной тактике: оставаться решительно безучастным. Хладнокровие было его щитом.
— Какой вам этаж? — строго спросила маленькая седовласая женщина в лифте.
— Нам в холл, — сказал Джек и сам нажал кнопку.
* * *
— Куда это положить?
Пожилой сотрудник фирмы, которая по заданию банка отнимает у неплательщиков приобретенное в кредит имущество, стоял в дверях спальни Молли и держал в руках охапку ее разноцветных шелковых кимоно. Молли сжала пальцами изголовье кровати. Вечно эти ребята являются спозаранку! Профессиональный трюк, направленный на то, чтобы застичь жертву врасплох, подумала Молли.
— Бросьте их где-нибудь.
Мужчина приподнял бровь и развел руки. Разноцветные шелковые кимоно упали на ныне голый деревянный пол.
— Вы не могли бы подвинуться? — Другой парень, помоложе и сложенный получше, встал у нее за спиной. На предплечье у него была татуировка в виде детской бутылочки. Молли уставилась на нее как завороженная.
— Ладно, ладно. — Она отошла в сторону.
Двое мужчин подняли ее диван, обитый нежнейшей кожей, приобретенный три месяца назад, и вынесли за дверь.
Молли смотрела из окна на грузовик и думала о том, что тот раз был последним, когда она потратила столько денег сразу в одном магазине. Облегчила им задачу — одна команда, один магазин, все разом и вывезли.
— Спасибо за кофе, — поблагодарил ее мужчина уходя.
— Не за что.
— Да не расстраивайтесь вы так. Как только внесете платеж, вам снова все вернут.
Молли покачала головой:
— Нет, не стоило мне все это покупать.
— Ну… — он помялся, пытаясь отыскать слова утешения для полуодетой женщины, — тогда всего хорошего.
Молли окинула взглядом свою опустевшую квартиру. Свою пустую жизнь. Все равно, что смотреть, как рисуют картину в обратном порядке. Все эти цвета и текстуры, весь этот тяжкий труд, мазок за мазком — и все, что осталось, — это чистый холст.
— Что происходит? Что случилось? — Ник, ее бывший коллега, стоял в дверях ванной комнаты. С него стекала вода. Но если и было что-то в этой жизни, чего Молли не собиралась делать, так это признавать, что она осталась без гроша. И это после того, как она зарабатывала в год больше ста тысяч долларов.
— Меня ограбили.
— Это… это невероятно! Ночью? — Ник уставился на радугу из кимоно, выложенную на голом полу. — И что ты намерена делать?
Молли посмотрела ему прямо в глаза:
— Я собираюсь найти место, где смогу некоторое время пожить.
Ник заморгал.
— Да? — И скрылся за дверью ванной. Молли направилась следом.
— На пару недель, пока не разберусь со всём этим.
Ник быстро оделся, целиком сконцентрировавшись на том, чтобы найти нужную дырку на ремне. — Всего пару недель, — напомнила ему Молли.
— Я не знаю… И вообще… это, конечно, забавно, но я как раз собирался поговорить с тобой о… о нас.
— Ник?..
— Я, правда, хотел поговорить. Не знаю, как ты, но я начал чувствовать себя немного напряженно…
— Мы трахаемся по пятницам. За выходные вполне можно восстановиться. Мне кажется, ты не сильно напрягаешься.
— Я знаю, и все было замечательно, но…
— Две недели, и я решу свои проблемы.
