– Как? Он прилетал сюда из Урумчи? И никто об этом не знал?
– Профессор – очень скромный человек и никогда никому не рассказывал о своих путешествиях. А когда он затеял большую и сложную работу, то он испугался, что молодые коллеги будут посмеиваться над столетним старцем, полагая, что ему уже поздно делать открытия в науке. Именно почтенный Лу Фу предложил мне совместить наши усилия. Если я ищу способы, как сделать так, чтобы доброта боролась с неизлечимыми болезнями, а он ищет способы, как воздействовать человеческой добротой на растения, то надо построить прибор, который мог бы создавать атмосферу доброты и воздействовать ею на растения, затем помещать детей в эту атмосферу добрых растений, чтобы они, в свою очередь, помогали моим детям. Вам не сложно то, что я рассказываю?
– Чего же сложного? – удивилась Кора. – Я поняла. Этот граммофон воздействует на растения, делает их добрее. А растения лечат детей.
– Вы, наверное, видели, как пальма шевелила листьями, которые увеличивались и становились все шире, как росли орехи, а если бы у вас была линейка, вы бы смогли измерить, что за полчаса, которые вы провели в моем саду, эта пальма подросла на полметра.
Трудно поверить таким невероятным словам, но Кора понимала, что синьора Серафина никогда в жизни не сказала ни одного лживого слова.
– Этот аппарат, который вы, Кора, видели, – продолжала учительница, – еще первый опытный образец. Я должна подключаться к нему и все время думать о том, как я люблю эту пальму, какая она красивая и хорошая, как она любит ребенка, как она укрывает его своими листьями. Не думайте, что это – простая работа. За несколько минут я должна выложить все запасы своей душевной энергии – иначе ничего не выйдет. Поэтому-то я кажусь вам такой усталой и измотанной после сеанса.
– Значит, – подумала вслух Кора, – если вы можете передавать чувства добра как обычные слова, то можно передавать и другие чувства?
– Разумеется, – согласилась синьора Серафина, – но дурные чувства нас с профессором не интересовали.
– Скажите, пожалуйста, – спросила Кора, – а давно у вас стоит этот прибор?
– Уже второй год, – ответила воспитательница.
– Значит, у профессора уже был другой?
– Я в этом не сомневаюсь, – ответила синьора, – он писал мне о работе над новым аппаратом.
– И в чем его отличие от этого?
– К новому аппарату, который куда меньше размером, не надо подключаться оператору. Профессору удалось наконец выделить чистые волны добра. И он сконструировал аппарат, который сам, без человека, может излучать и направлять волны добра в нужном направлении. Это куда более надежный и эффективный прибор, чем мой граммофон. Но я люблю моего старичка… – и синьора Беллинетти нежно погладила по боку свой граммофон.
– А вам приходилось видеть новый аппарат? – спросила Кора, которая уже почти не сомневалась, что именно этот аппарат стал причиной нападения на дом профессора Лу Фу.
– Да, – сказала итальянка. – Новый прибор похож на фотоаппарат с расширенным объективом. Именно оттуда и идет поток излучения. Я не могу вам точно рассказать о его деталях, но, если вы подождете секунду, я вам его нарисую.
Через несколько минут в руках Коры уже был рисунок нового, пропавшего прибора, который назывался генератором доброты.
Пока синьора рисовала, Кора спросила ее:
– А как вы думаете, кроме вас и профессора, еще кто-нибудь знал о приборе и видел его в действии?
– Трудно ответить, – сказала синьора. – Профессор был очень осторожен, пока опыты не закончены и аппарат не готов к использованию. «Самое опасное, – говорил он мне, – когда еще не проверенное и не законченное изобретение попадет в руки плохому, корыстному человеку. Может так случиться, что этот негодяй придумает доброму изобретению такое злобное применение, что думаешь – может, лучше и вообще бы ничего не изобретать».
– Наверное, не так просто было войти без разрешения в его дом?
– Конечно! И уверяю вас, не потому, что профессор боялся за себя, – профессор никогда ничего не боялся. Просто он не хотел, чтобы его не завершенное еще изобретение попало в другие руки.
Кора тут же представила себе вход в парк профессора – открытые ворота на пленке, снятой корреспондентом Зденеком.
– Он говорил мне, что в пустыне всегда можно издалека увидеть, кто к тебе едет или летит. Не то что в большом городе. И только когда профессор узнавал лицо друга или слышал голос приглашенного гостя, он раскрывал ворота…
* * *
Было уже поздно, погасли цветные огоньки в листве деревьев. Синьора Беллинетти прикрыла ладонью рот, стараясь скрыть зевок.
– Извините, что я задержала вас, – сказала Кора. – Я вас покидаю. У меня к вам только одна, самая последняя просьба. Кроме вас, кто еще знает об этом… граммофоне и о ваших встречах с профессором?
– Мы же договорились с ним, – сказала синьора, – что, пока дело не кончено, мы не будем рассказывать об этом посторонним.
– Но ведь вы должны были установить этот граммофон, наладить его – вряд ли вы вдвоем с профессором управились бы с этой машиной.
– Нам все наладил наш механик, но, клянусь вам, он не подозревал, в чем назначение граммофона. А чистила его, смазывала, работала с ним, когда меня не было, маленькая помощница Мариам.
– Кто?
– Моя маленькая Мариам. Моя трогательная любимица, – при этих словах синьора грустно улыбнулась.
– Расскажите мне о ней, – попросила Кора.
– Ах, – огорчилась синьора. – У вас такой вид, словно вы готовы заподозрить любого человека, даже беспомощную маленькую девочку.
– Простите, синьора, – ответила Кора. – Для меня сейчас главное – найти профессора, вашего друга, и если маленькая девочка сможет мне помочь, я буду рада с ней встретиться. Разве я не права?
– Ну конечно же, вы правы! Это я виновата в том, что позволила своему горю овладеть мной.
– Так могу я поговорить с девочкой?
– Ее уже давно здесь нет.
– Тогда расскажите мне о ней.
– Это было ужасное несчастье. Мариам нашли на горной дороге неподалеку от Флоренции. Она была без сознания и ничего не помнила. А так как я оказалась в тот момент неподалеку, то ее передали в мой приют.
Продолжая рассказ, синьора Серафина поднялась, подошла к кофеварке, стоявшей на столике в углу комнаты, и занялась приготовлением кофе.
– Мариам было около пятнадцати лет.
– А вы сказали – маленькая девочка!
– Она была мала ростом и во всем – еще девочка.
– А на каком языке она говорила? – спросила Кора.
– Ее родной язык – арабский. Но и его она вспомнила не сразу. Память возвращалась к ней постепенно. Читать и писать она не умела. Мы научили ее итальянскому языку. Когда Мариам оправилась, она не захотела бездельничать – и оказалась замечательной помощницей. Ведь мне всегда не хватает санитарок и сестер – роботы далеко не во всем могут заменить человека, а людям возиться с отсталыми несчастными детьми не всегда приятно. Мариам казалась живой, веселой, послушной, сообразительной девочкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
