постукивая пальцем по щеке. Взгляд, пронзительный и сосредоточенный, чуть заметно перемещался. Наконец Иоанн глубоко вздохнул, и, поджав губы, подался вперёд, протягивая руку к чёрной фигуре коня, и переместил её на доске. Не произнося ни слова, он сложил руки в замок, продолжая глядеть на фигуры, которые выстраивались сложным рисунком на поле. Напротив государя сидел Андрей Курбский, потягивая вино, разбавленное водою. Князь хмыкнул, вытирая усы тыльной стороной ладони. Он чуть нахмурил брови, коснулся белой ладьи, но отвёл руку, оставив фигуру на месте.
– Нет уж! – усмехнулся он, сделав ход пешкой. – Не взять тебе меня. – Иоанн беззлобно тихо рассмеялся.
– И в самом деле… Надеялся, что ты утомился трудами в приказах. Иначе не одолеть мне тебя, – с некоторым сожалением вздохнул Иоанн.
– Труда всё меньше мне достаётся с того времени, как твои воеводы с битв вернулись. Вот на их долю приходится работы немало.
– Ты про Басмановых-то? – спросил царь, вскинув бровь, переставляя ферзя.
Курбский пожал плечами и сделал свой ход:
– И про них тоже.
Иоанн снова усмехнулся, мотая головой.
– Знаю я, что не ладите вы, – произнёс он, продолжая следить за шахматным полем. – Но полно об этом. Нечего вам с ним делить.
– Не в том дело, – вздохнул Курбский. – Ежели я что и ведаю в делах государственных, так это то, что совет держать с Басмановым нельзя. Алёша с сыном славны в бою, этого не отнять. Но держать совет с ними… – Андрей замотал головой.
Иоанн опустил взгляд и тяжело вздохнул.
– Что же думаешь? – тихо спросил царь, взяв фигуру чёрного ферзя и рассматривая его вблизи. – Неужто и они предадут меня?
– Пока кормятся с твоей руки – вряд ли, – ответил Курбский.
От этих слов государь сжал кулак и стиснул зубы, после чего поднял взгляд на своего друга и советника.
– Сколько служит Басман, не было у меня и тени сомнения в нём, – твёрдо произнёс Иоанн.
– Оттого тебя гневят слова мои? – спросил Андрей, сохраняя холодный тон. – Я вижу пользу его на службе твоей. Но не позволяй ему вершить судьбы. Пусть он будет орудием воли твоей, но не более.
Иоанн замотал головой и поднял руку, призывая князя замолчать.
– Делай свой ход.
– Я это и делаю.
– Я не стану закрывать глаза, ежели против Басмановых что и будет, – твёрдо произнёс царь. – Я верю тебе, Андрей, как самому себе. Нет в твоём сердце лукавства и жестокости. Но если Басмановы… – Нельзя, чтобы Басмановы… – тихо произнёс царь, будто говорил слова эти самому себе.
Курбский коротко кивнул, и остаток партии они провели в молчании.
* * *
Беспощадные морозы ударили своей когтистой лапой по Русской земле. От ледяного воздуха резало нос при каждом вдохе. Солнце разливало свой бело-калёный свет, и бесчисленное множество искр, что сверкали в толще снега, вторили ему. В воздухе поднимался густой пар, и в солнечных лучах он светился янтарём. Короткие порывы ветра колыхали поднимающийся поток, разрывая его на короткие клочья.
Треск дров, и высеченный с тем короткий сноп янтарных искр. Под чугунным котлом трещали брёвна, и жар от них поднимался вверх в морозном воздухе. Вода бурлила внутри, бросая обжигающие брызги.
Мрачная фигура государя величественно восседала на троне, за которым стояли Андрей Курбский и Басмановы. На царских плечах лежал широкий воротник, подбитый чёрным мехом. Голова государя, покрытая шапкой, оставалась неподвижной, и взгляд его, пустой и равнодушный, был обращён на площадь.
Двое бояр на службе государевой в чёрном облачении волокли под руки изменника. Лицо преступника было избито до неузнаваемости. Приближённые государя улюлюкали и кричали, предвкушая жестокую расправу, сам же царь оставался до удивительного невозмутимым и спокойным.
«Ещё одним подонком станет меньше…»
Иоанн поднял свой взгляд. Ему с возвышения были видны ближайшие терема и переулки, убегающие во все стороны от главной площади столицы.
«Сколько их таится ещё там, в закоулках? А в усадьбах?»
Тяжёлый вздох сорвался с его губ.
«Сколько ни ловить их, всё одно…»
Иоанн уже не смотрел на площадь, где приговорённый орал, из последних сил надрывая сорванное горло, клянясь в своей верности отчизне, пока его приговор зачитывал мужчина с рыжей бородой и широким суровым лицом. Его низкий, грубый голос провозглашал все прегрешения, которые осуждённый отрицал.
Пока царская свита и толпа горожан глядели на площадь, улюлюкая и прикрикивая, Иоанн блуждал взглядом по улицам, ведущим к площади. Его глаза бесцельно и со скукою бродили из стороны в сторону, как вдруг сердце его замерло. Резкий холод, намного страшнее зимней стужи, пробил его насквозь, заставив сжать рукоять своего ножа на поясе. В одном из переулков стояла фигура. Лица государь не видел, её дрожащий, неясный образ мерцал, как и образы, что возникали за ней.
«Как они посмели явиться посреди бела дня?..»
Ужас, охвативший разум Иоанна, отступил, едва он услышал голос, обращённый к нему, но царь не расслышал слов. Государь перевёл взгляд налево, на склонившегося в поклоне Фёдора, который, однако, поднял голову в ожидании ответа.
– Повтори, – тихо бросил Иоанн, глядя на площадь.
– Просил я, государь, не угодно ли вам будет высечь того плута, которого мы с батюшкою привели на суд ваш?
Ни Курбский, ни отец Фёдора не могли слышать его слов.
– Плевать, – отмахнулся царь. – Всё одно, в кипятке ему вариться.
– Да как же так, что всё одно? – юноша удивлённо вскинул брови и схватился за сердце. – Злодея мы изловили по воле вашей. Возносим мы в своих молитвах хвалу небесам, что волю вашу царскую исполняем. Мечи наши кровью окропили, но не по злобе своей, не по слабости, но во имя ваше светлое. Одно нам утешение на службе этой нелёгкой – служение вам, государь великий.
Царь медленно шарил взглядом по тому проулку, где виделись ему образы лукавые, ныне растаявшие в зимнем воздухе.
«Не в вашей воле я… не в вашей!»
Лицо Иоанна озарилось слабой улыбкой, и Фёдор продолжил:
– Неужто в вашем сердце нет той радости, что есть в сердцах наших? Неужто не радостно видеть вам, как враг наш предстаёт перед судом, как грехи свои искупать будет животом своим перед землёй нашей, перед вами, государь?
– Смотрю, Басман, сын твой чего зрелищнее хочет, – слабо ухмыльнулся Иоанн, поднимая свою руку вверх.
Алексей бросил встревоженный взгляд на Фёдора, но выражение лица юноши на время сгладило, если и вовсе не уняло тревогу старого воеводы.
Палач на площади тотчас же заметил жест государя и внимал приказу, который готовился отдать государь.
– Богом клянусь, великий государь! – орал приговорённый. – Богом! Не повинен я в кражах тех!
– Божится он… – усмехнулся Иоанн,
