class="p1">Тут у нее что-то зашипело на кухне и маман с криками удалилась. Я с облегчением ушел в свою спальню и рухнул на кровать. Зажмурился и сразу же увидел глаза Эрлы. Я не выгонял их застывший образ из головы, стараясь скорее забыть, напротив, любовался и старался вспомнить в мельчайших деталях. Фантастические, магические, неземные, ледяные, сочувствующие, насмешливые, умные, хитрые, грустные. Они умели выражать все чувства одновременно. Эрла была женщиной в квадрате или в кубе, квинтэссенцией энергии Инь. Она легко могла бы управлять мной, если бы начала издалека и медленно подготовила к нужному ей действию.
Если бы она сказала, что является девушкой со странным комплексом, из-за которого ее тянет к мужчинам с неординарной внешностью, я бы охотно этому поверил. Я даже надеялся встретить такую девушку. Но, то ли таких было мало, то ли нас «красавцев» было слишком много. Очень странно, что она не подошла к вопросу моей вербовки хитрее. Была уверена, что клюну? Или же она на самом деле совсем не хитрая, и действительно желает помочь?
Страшно. Что такое эти семь кругов ада? Какие они? Котлы, черти, крики грешников, или что еще похуже. Надо выдержать пытки? Настолько ли я урод, чтобы переносить очищающие страдания за какие-то прошлые грехи, о которых я не помню, и не факт, что они у меня вообще были. Может, это действительно гены, а прекрасная незнакомка маньячит по мирам, удовлетворяя свою болезненную зависимость от чужих страданий. Эрла — гастролерша. Честно говоря, на нее не похоже. Было в ее предложении искреннее желание помочь. Только ее ответ о том, что можно и не пережить эти семь дней здорово отпугивал.
Я так и лежал лицом в низ, боясь потерять перламутровые глаза из памяти, пока мать не позвала обедать.
— Иду. — Я поднялся и пошел на кухню.
— На тебе лица нет, Витюша. — Маман заботливо и жалеючи посмотрела на меня.
— Я знаю. И аппетита нет.
— Поешь, аппетит приходит во время еды. С чесночком, как ты любишь. — Мама придвинула мне тарелку с остро пахнущим харчо.
— Ладно, поем. Пахнет вкусно. — Я начал механически хлебать. — Мам, я в тренажерке с людьми познакомился, работу предложили на неделю вахтой. Говорят, хорошо платят.
— Вахтой? А чего делать-то? — Удивилась она.
— Помощником бурильщика. — Соврал я.
— А ты умеешь-то хоть что-нибудь?
— Сказали, научат, а потом еще и поспособствуют, если покажу себя, поступлению в профильный вуз.
— Да. — Мать присела рядом. — А что, мне нравится. У них вон, у всех зарплаты нормальные, все на иномарках и при квартирах. Я была бы рада, если бы у тебя получилось. А мне что, надо тебе вещей приготовить на неделю?
— Ничего не надо, сказали, спецодежду дадут. — Меня несло.
Я так не врал матери никогда, и мне было стыдно.
— И что, Витюш, тебя это выбило из колеи? Почему сразу не сказал?
— Не знаю. Привык я с тобой жить. Менять уже ничего не хочется.
— Дурачок. — Мать потрепала меня за волосы. — Всю жизнь за мамкой не проживешь. Я рада.
— Правда? — Я посмотрел на нее, как в последний раз, на всякий случай.
Кажется, мои «смородинки» выразили всю полноту чувств. Мать сорвалась с места и прижала меня к себе.
— Какой ты… взрослый. — Всхлипнула она. — Я тобой так горжусь.
У меня тоже выступили слезы. Я представил, как мать останется одна по моей глупой прихоти и стало ее так жалко, что впору обещать не ехать ни на какую вахту.
— Разбогатеешь, глядишь, какая и посмотрит на тебя. — Сквозь слезы произнесла маман.
Эта реплика снова вернула мне хладнокровие и чистоту сознания, убедив в том, что перемены нужны. Когда я снова посмотрел на мать, мои глаза были сухими и полными решимости.
— Ну, да, только на это надеяться и осталось.
— Витюш, ты что, обиделся? Я же трезво на вещи смотрю. Ну, не повезло нам, не красавец ты, значит надо привлекать вторую половинку иначе. Сколько стариков безобразных женятся на молодухах, а всё деньги. Это ты с первого взгляда не красавец, а поживет с тобой кто и будет иначе на тебя смотреть. Я вот, не вижу ничего такого в тебе.
— Ладно, мам. Пусть будет, как будет.
— Молодец, Витька, молодец. Настоящий мужик.
— Пойду, погамаю до вечера. Если надо, что сделать по дому, стучи в тыкву, а то я в наушниках.
— Да ничего сегодня не надо. Я уже убралась, обед сварила. Пойду к Варваре схожу, поболтаю.
— Угу.
Я закрыл за собой дверь спальни, сел за стол и включил компьютер. Мысли, конечно, были совсем не об играх. Когда перед тобой открывается бездна неизвестности, манящая обещаниями, невольно мелкие житейские радости отодвинутся на второй план. Весь мир с ног на голову. Вроде бы ты знаешь про космос, планеты, системы, галактики и прочее, а тут, бац, и тебе рассказывают, что все это бесконечно малая часть настоящего мира. Который не такой уж и физический, а многогранный и человеческое воображение работает в нем, как устройство перехода, не требуя мегаватт мощности.
И, конечно же, думал о своей судьбе. Решение я уже принял и не хотел истязать себя сомнениями, поэтому старался думать только о том, что предстоит пережить, и каким образом я изменюсь. Какая-то фантастическая трансформация внешности или же операция, которая произойдет без последствий, благодаря искуплению каких-то там прошлых грехов. Мне, в принципе, было без разницы. Матери своей я бы сказал, что соврал про вахту и был на пластической операции. С паспортом было бы сложнее. Остальное меня не волновало. Уехал бы в другой город, и никто не удивлялся моим преображениям.
На всякий случай, я попытался поискать информацию об Эрле в интернете. Конкретно о ней ничего не было. Имя греческое, означает «эфирная», что в ее ситуации понятно. Скорее выдуманное, взятое со смыслом. Мне бы подошло Квазимода, Шрек, Румпельштицхен, а ей… вряд ли в современном мире ее можно было с кем-то сравнить. Может быть какие-нибудь древнегреческие полубогини, или наяды были вровень с ее красотой. Мне снова представились ее глаза, наполненные светящимся бирюзоввым перламутром. Не, она точно не отсюда.
Мне захотелось гордиться собой, из-за того, что на меня пал ее выбор, но критерий его охлаждал мой порыв. Из всех уродов, видимо, я самый уродливый. Самый достойный жалости. Ничего, семь дней каких-то испытаний и все будет иначе. Мне не привыкать. Один круг ада я уже прошел, пережив насмешки. Красивее не стал снаружи, но зато внутри появился стержень и уверенность, что любое испытание можно пережить.
Я вынул из кармана
