— Мне странно слышать подобные речи, — сердито бросил он, — от монаха, которого отец настоятель может лишить духовного сана быстрее, чем я опрокину в рот эту чарку с вином, от монаха, который совращает негритянок, а потом сваливает на других плоды своих греховных похождений! Помнится, капитан Кид любил повторять пословицу: «Поселите вместе вора и святого отшельника, и либо вор станет святым, либо отшельник превратится в вора». И вот вам доказательство, что это сущая правда. Подумайте, отец мой, хорошенько подумайте. Если вам дорога ваша сутана, если вы хотите остаться в лоне святой церкви, то советую вам — отправляйтесь на Сен-Кристоф. У вас просто нет другого выхода! И тогда, обещаю вам, негритянка Клелия вспомнит, что отцом маленького эбенового Иисуса, которого она носит теперь на руках, был какой-то заезжий моряк, который бороздит моря и океаны одному Богу известно где или уже отдал Богу душу в пасти какой-нибудь акулы. В сущности, для судьи это без разницы!.. И потом еще митра… Да-да, отец мой, вы не ослышались, именно митра! Ах, как бы она пошла к вашим седым волосам, уж, во всяком случае, куда больше, чем этот жалкий колпак, как две капли воды похожий на половинку тыквенной калебасы, из которой я хлебаю вонючий суп своей подружки Жозефины Бабен!
— Я вот слушаю вас, сын мой, а все тело мое горит, словно его погрузили в геенну огненную, которую описал Святой Исайя, когда говорил о второй смерти. У меня так пересохло в глотке, будто я проглотил зажженный пушечный фитиль!
Ив еще раз хлопнул в ладоши.
— Бочонок вина! — гаркнул он. — Целый бочонок доброго вина, чтобы залить огонь, который сжигает этого монаха!
— А как же я? — поинтересовался Байардель. — Конечно, я не совращаю негритянок, не ношу колпака, что напоминает половинку выдолбленной тыквы, и всего-навсего скромный капитан. Но неужели вы думаете, будто с помощью ножа, что висит у меня на поясе, я не смогу срезать себе где-нибудь майорские галуны? Хотя бы за то, что оказался свидетелем этого заговора?
Прищурив глаза, Ив с минуту внимательно изучал капитана, будто хотел заглянуть ему прямо в душу и порыться в ее тайниках.
— Что касается вас, капитан Байардель, верный мой дружище, — то для вас у меня припасено одно дельце, которое под стать вашей храбрости, вашей отваге и вашим военным талантам, вот его-то я и намерен сейчас предложить вашему благосклонному вниманию! Вот только не знаю, хватит ли всех этих достоинств для человека, которому предстоит собственноручно похитить генерал-губернатора, нашего достопочтенного господина Патрокля де Туаси?
У Байарделя перехватило дыхание, будто он вдруг получил прямо в живот мощный удар лошадиным копытом.
— Что-что? — только и выдавил он, не веря своим ушам.
— А то, что слышали, — ничуть не смутившись, повторил Лефор, — я сказал, похитить господина де Туаси! Иными словами, разузнать, где он находится, явиться к нему, сунуть под усы пару пистолетов и связать, как паруса на реях!
— Гмм!.. — неуверенно хмыкнул капитан. — Ничего себе дельце! Ведь господин де Туаси, если не ошибаюсь, назначен генерал-губернатором Наветренных островов самим Регентством. Так что похитить его и связать, как паруса на реях, тут, похоже, пахнет преступлением, за которое расплачиваются на плахе!
— Ну и что? — поинтересовался Ив. — Что из этого?! Может, любезный господин предпочитает что-нибудь другое? Может, ему больше по душе болтаться на веревке? Или он, будь его воля, выбрал бы умереть от пули? Полно, сударь! Как, помнится, говаривал капитан Барракуда: «Кому суждено умереть на веревке, тот в море не потонет», и это сущая правда!
— Да нет, вы меня не так поняли, — с твердостью возразил капитан, — дело не в том, что я боюсь смерти. Просто то, чего вы от меня требуете, дело, в которое хотите втянуть, попахивает не более не менее как преступлением против Его Величества, вы ведь собираетесь действовать супротив воли самого Регентства, не так ли?..
— Да полно вам, капитан! Что это вы, право?.. Да пусть мы с вами оба подохнем на плахе, все лучше, чем дать повод молоть языками, будто где-то на острове Мартиника есть-де двое олухов, которые струсили и не решились пойти на дело, которое дало бы им возможность освободить их любимого генерала, от которого для капитана зависят майорские галуны, а для пирата такая малость, как жизнь!..
Байардель заглянул в глубь своей кружки, она была совершенно пуста. Он надул губы, почесал в затылке, поиграл немного рукояткой своей шпаги, после чего из-под стола раздался громкий стук сапог, свидетельствующий о состоянии крайнего нервного возбуждения, в котором пребывал капитан. Потом заказал себе новую порцию выпивки. Лефор же тем временем не упускал случая, чтобы вставить свое слово.
— Послушайте, дружище Ив, — вымолвил наконец капитан, промочив горло, — если бы вы знали, какое удовольствие поговорить с таким парнем, как вы… Тысяча чертей! Совсем другое дело, нежели с этим францисканцем, которого я встретил здесь случайно и который, вплоть до вашего появления, только и делал, что плакал мне в камзол, жалуясь на неблагодарность негритянок, плантаторов и в особенности судей! Не хочу вас обидеть, монах, но вы только что имели честь послушать здесь человека благородных кровей, понимающего толк в мужском разговоре и знающего цену словам, которые произносит! Что, конечно, не помешает ему, коли будет такая нужда, выступить в суде свидетелем вашего самого что ни на есть безупречнейшего поведения, как я и обещал это давеча… И все-таки одна молитва за меня, живого, конечно, ничто в сравнении с чином майора! Так что я с вами, дружище! Располагайте мной! Что я должен делать?
— Пока ничего, — ответил Ив. — Ждать!.. Этот монах должен привезти нам ответ господина де Пуэнси. А пока нам придется затаиться… Выпьем за генерала!
Они выпили еще по одной доброй кружке. А поскольку монах уже и раньше хватил лишку, пытаясь утопить свои печали, Лефору и Байарделю пришлось подхватить его под руки, чтобы увести из заведения.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Лапьерьер наконец показывает, что и у него есть характер
С трудом сдерживая смех, Мари рассматривала сидящего перед нею Лапьерьера. Никогда еще не видела она его таким напыщенным, таким самоуверенным, исполненным собственной значительности.
Он поднялся в Замок На Горе в сопровождении двух адъютантов, поджидавших его во дворе подле лошадей. Был разгар полудня, и один из офицеров, спокойно покуривая трубку, сидел на лавке, другой же от нечего делать наблюдал за работою рабов.
Ему было лет сорок, и он был в чине лейтенанта. Звали его Мерри Рул, родом он был из местечка Гурсела, где у его семейства было родовое поместье, что давало ему право зваться господином де Гурсела. Как Лапьерьер временно исполнял обязанности генерала Дюпарке, пока тот оставался в плену, Мерри Рул замещал отсутствующего по той же причине Сент-Обена. Он занимался всеми делами по управлению фортом, снабжением его провиантом, однако предпочитал все время оставаться в тени и не вызывал излишних толков.
Был он среднего роста и обременен прежде срока выросшим брюшком. Хоть и слыл он человеком умеренным и отнюдь не склонным к злоупотреблению напитками, нос у него имел багровый оттенок и сплошь был испещрен красноватыми прожилками, а со щек не сходил какой-то подозрительный малиновый румянец. Он не был красавцем, но нельзя было назвать его и уродом. Не будь у него такого набрякшего, налитого кровью лица, его можно было бы отнести к тому бесчисленному легиону мужчин, о которых никто и никогда ничего не говорит, которые повсюду проходят незамеченными благодаря как незначительной внешности, так и банальности всех своих повадок.
Он подошел к Кенка, который трепал индиго, ни слова не говоря, некоторое время наблюдал за ним, однако с какой-то вкрадчивой настойчивостью все время крутился вокруг таким манером, чтобы оказаться поближе к окну комнаты, где разговаривали Мари и временный губернатор острова.
— Вы приехали ко мне, сударь, — обратилась к губернатору Мари, — с хорошей вестью, сообщить мне, что нынче утром объявлено о всеобщей амнистии и все осужденные без всяких условий отпущены на свободу… Надеюсь, вы ни о чем не жалеете. Ведь таков и был наш первоначальный план… И все же вид у вас какой-то мрачный, не могу понять почему.
— Вы правы, мадам, я действительно явился сюда, чтобы сообщить вам о помиловании осужденных. Однако есть и еще одно дело, ничуть не менее неотложное, заставившее меня срочно поспешить к вам сюда…
Она сделала нетерпеливый жест.
— Полно, сударь! — воскликнула она. — Этак у нас на острове никогда уже не будет мира! Ведь теперь осужденные смогут вернуться по домам. После этого страсти непременно утихнут! Чего же вы еще хотите? Новых преследований? Новых расправ, что ли?
