- Сообразим.
Витя Сморчков был человеком творческим, исполнительным. Его посылали на задание, когда нужно было из воровства, мошенничества или мордобойства извлечь высокую мораль насчет служения обществу... И с этой высоты горьким укором, призывом к совести, разуму поставить в строй паршивую овцу, отбившуюся от стада.
Сухонький, тихий, весь в коричневых конопатинках и в желтом пушке, очкастый и уши лопухами со спины, как у тушканчика, он сам вызывал к себе сострадание. "О чем тебе рассказывать, очкарик?" - спросит умиротворенно иной напроказивший бедолага. "А вы мне про себя, про свое прошлое. Случаем, не обижали ли вас?" Кого же не обижали на Руси? И кому не хочется поплакать в жилетку? Витя Сморчков охал, переживал, возмущался... Словом, настраивался на волну, а потом уж извлекал мораль.
Павел Семенович встретил Витю, как родного брата.
- Не обижали?
- Ну, что вы? Как без этого? Было, было...
Мария Ивановна как своему сотруднику - все-таки она главбух в редакции - поставила ему наливочки вишневой, грибочков маринованных:
- Кушайте! Не побрезгайте... И кто же вас надоумил зайти? - хлопотала она вокруг Вити. - Вы свой человек - перед вами как на духу. Вот она, видите, дверь? На полтора метра перенесли. Дымоход мешал. А главное, Чиженок одолевал.
Но Витя мало интересовался дверью. Он все на обиды напирал. Покопайтесь в памяти, вспомните! Павел Семенович вспомнил, что в каком-то сорок восьмом или девятом году его снять хотели. Сначала зубной кабинет перевели на хозрасчет, а потом добавили еще одного техника. А у него, Павла Семеновича, весь инструмент для себя приспособлен.
- Видите, я ж об одной ноге, да и рука левая не того - пальцы не гнутся. Вот я и перевел все оборудование на одну руку и ногу. А тут приказ: в две смены работать. Кому ж здоровому со мной захочется работать? Нашелся один умник из областного здравотдела - мы, говорит, на поток зубную технику должны поставить, а этот Полубояринов всю нашу сменную работу разбивает. Не можем мы отдать ему технику в частную собственность. На этом основании меня взяли да уволили. Но ЦК профсоюза медработников восстановил меня и за прогул приказал оплатить. Да я вам покажу выписку из решения. Хотите?
- Не надо! Верю, верю... - Витя приложил руки к груди и улыбнулся так сладко, словно ложку меду проглотил. - Я вот насчет вашего увечья интересуюсь: это что ж, от первой мировой войны или от второй?
- Ну что вы? В первую мировую я еще пацаном был, - сказал Павел Семенович. - В двадцатом году играл на дворе. Мне попалась ржавая граната. Вот она меня и оскоблила.
- Ах, какое несчастье! - Витя покачал головой и что-то записал в блокноте.
Потом он осмотрел комнату и кухню, спросил: работает ли голубой огонь, то есть газ? Не течет ли где? И площадь какая? Дерматиновую обшивку на двери пальцем потрогал и сосчитал, сколько порезов на ней.
- Жалобы есть какие? Или, может, претензии? - спросил под конец.
Отозвалась Мария Ивановна:
- Теперь, слава богу, нет. Милиционера наказали. Чиженок сидит пятнадцать суток дали.
- А вы больше ничего не писали? - обернулся он к Павлу Семеновичу.
Павел Семенович задумался:
- Писал я насчет торфоразработок в газету "Известия".
- Так, так... Это интересно!
- Наша область имеет богатейшие залежи торфа. До четырех метров достигает толщина пласта. И никто его не разрабатывает. А электроэнергией снабжают нас от Шатуры. Это ли не головотяпство?
- Кто же, по-вашему, виноват?
- Московский совнархоз и его планирование.
- Но ведь его уже нет. Он ликвидирован.
- Это не важно. Люди-то остались.
- Пра-авильно, - сказал Витя.
Расставались долго; Павел Семенович тряс Витину руку, а Мария Ивановна уговаривала:
- Вечерком заглянули бы как-нибудь. Вот осенью сын приедет с Бертой.
- Спасибо! Непременно воспользуюсь, - отвечал Витя.
Под конец Павел Семенович совсем расчувствовался, он обнял Сморчкова за плечи и пошел выдавать ему свои проекты:
- У меня есть идея! Давайте напишем вместе статью - как оживить город Рожнов? Перевести сюда из Московской области обувную или трикотажную фабрику? Вдохнуть в него пролетарскую струю. А? Да, вы знаете, на Пупковом болоте грязи лечебные! Построить бы грязелечебницу да гостиницу. Курорт в средней полосе? Это тебе не юг... Какая экономия на одних только поездках? И молодежь вся на месте останется... А то про фосфориты напишем? Розовые! Их свиньи раньше носами разрывали... Дайте мне денег сто тысяч и одну цилиндрическую мельницу. И чтоб я сам хозяин был. То есть кого хочу нанимаю и плачу сколько хочу. Через месяц суперфосфат выдам!
- Откуда вы все это берете? Какие мысли! - одобрил Витя.
- Исключительно от скуки... От нечего делать. В кабинете шесть часов отстою, и девать себя некуда. Энциклопедию читаю, Брокгауза и Ефрона.
- Где ж вы ее достаете?
- У доктора Долбежова. Вот у кого голова-то! Он знает все старые границы нашей губернии. Говорит, по три миллиона пудов одного сена вывозили с наших лугов только в Москву. Царские конюшни Петербурга на нашем сене жили. А теперь вот распахали, говорит, луга - а есть чего?
- Он что, сено ест, ваш доктор? - усмехнулся Сморчков.
- Это он к примеру. Так что вы не подумайте насчет иного прочего. Живем-то мы ноне хорошо... - рассыпчато, бисерном подхохотнул Павел Семенович.
Когда Витя Сморчков ушел, Мария Ивановна проворчала:
- Язык тебе мало оторвать. Ну чего ты ему насчет сена понес?
- А что? Он свой человек.
- Свой-то свой, но не забывайся. Он все ж таки сотрудник. Да не простой, а печатного органа.
8
Статья в газете появилась через три дня. Мария Ивановна влетела в кабинет к Павлу Семеновичу и ткнула ему в нос сложенной газетой.
- Что я тебе говорила, пустобрех? На, читай! Нашел перед кем душу изливать, - она села в зубоврачебное кресло и схватилась за виски. - Что теперь делать? Что делать?
Павел Семенович надел очки, развернул газету "Красный Рожнов". Пальцы его слегка подрагивали. "Война за квадратный метр", - прочел он название большой заметки и сразу понял, это про него.
"От супругов Полубояриновых потоком идут жалобы и письма: то их обижают, то они чем-то недовольны..."
У Павла Семеновича запершило в горле; он взял стакан с водой, стоявший возле плевательницы на зубоврачебном кресле, и, отпив несколько глотков, сунул стакан на металлическую розетку, но не попал. Стакан грохнулся на пол. Мария Ивановна дернулась и обругала Павла Семеновича. Тот и бровью не повел. Он мельком пробежал начало статьи, где описывалась суть дела: как, с какой целью, каким методом Павел Семенович перенес дверь в коридор и захватил общую территорию. Что пострадали от этого невинные люди и что Фунтикова, к сожалению, пошла на поводу частнособственнических интересов Полубояриновых и сама ввела в заблуждение исполком депутатов трудящихся.
"Но кто же они, эти недовольные своим положением граждане Полубояриновы?" - спрашивал автор, и тут Павел Семенович понял, что начинается самое главное.
"Хозяин квартиры на особом положении, он инвалид. И инвалид рассчитывает на заслуженное внимание общества. Были войны - были и ранения. Но Павлу Семеновичу, увы, не пришлось повоевать. Когда-то еще мальчиком, играя во дворе, он нашел ржавую гранату, стал разбирать ее... Произошел взрыв, и Павел Семенович стал калекой. Ну, что же? И такие инвалиды окружены у нас заботой. Товарищи относились к нему с участием, государство выплачивает ему пенсию - двадцать три рубля (после того как он стаж набрал).
Полубояринов понял это по-своему. Ему не по душе пришлось, что в зубной кабинет к нему прислали молодого специалиста, и он всяческими путями стал его выживать. Я, мол, инвалид, и условия мне нужны особые. Но, к его немалому удивлению, случилась осечка - молодого специалиста поддержали, а Полубояринова уволили.
Вскоре он еще раз убедился, что в социалистическом обществе не дадут пропасть человеку, не оставят его один на один со своей бедой. Из области, куда он послал жалобу, позвонили в больницу и, обратите внимание, не потребовали, ибо для этого не было никаких оснований, а попросили принять Полубояринова на работу. И его приняли.
Ненадолго он притих. Но вскоре опять принялся за старое. Прикидываясь неким правдолюбцем, Полубояринов строчит письма во все инстанции со своими бредовыми проектами и тем самым треплет государственным людям нервы. То ему, видите ли, мост понадобился через реку, то захотелось торф копать, то у нас луга не там распаханы, то он грязи лечебные открыл в Пупковом болоте. И всех обвиняет в том, что мы якобы не используем ресурсы. Послушаешь товарища Полубояринова, и можно подумать, что мы живем где-нибудь в отсталой Африке. А ведь у самого Полубояринова в квартиру проведен "голубой огонь", то есть газ. Более того, входная дверь по его первому требованию и вопреки существующему положению была обита дерматином за счет домоуправления. Будто и мелочь, а говорит о многом.
