Может, он сдерзил? Кудурру даже в дрожь бросило. Неужели оскорбил небожителей нетерпением, досадливой настырностью? Заладил — знамения, знамения!.. Ануннаки[38] сами знают, когда громыхнуть громом в ясном небе или повернуть ветер. Соберись с духом, жди…
Вавилонская башня Этеменанки.
Первым ему — не воину! — поклонился жрец в Эсагиле. Здесь, по храмовой земле, вдоль священного пути вела дорога к мосту. Волосатый, в длинной хламиде, служитель Мардука, заметив бредущего рядом с варваром-халдеем босоного мальчишку на миг замер, затем в глазах жреца мелькнуло что-то похожее на догадку, и он тут же переломился в поясе. Это было так неожиданно!.. Даже шагавший впереди Набузардан, глотавший слезы и время от времени оглядывающийся на получившего весомую поддержку врага, остолбенел. Знакомый сирийский купец, повстречавшийся возле переправы на той стороне, уступил им дорогу и резво поклонился. Так цепочкой и побежало. Разносчик сладостей — верзила на втором десятке лет, до сих пор презрительно улыбавшийся при виде возвращавшегося из школы халденка и лениво предлагавший ему медовых фиников, — на этот раз словно ожил, затрепетал и, вытянув в подобострастном извиве шею, осмелился приблизиться к божьему избраннику и пройти с ним рядом несколько шагов. Предложил отведать и того, и этого… Воин невозмутимо шарахнул его древком копья по нестриженой голове. Заулыбалась девица, посвятившая себя служению богине Иштар; завздыхал, глядя на мальчонку, старик-купец, сосед, в войлочной шапке с красным околышем и теплом шерстяном хитоне. Пропустив сына нового владыки города, он некоторое время стоял, наблюдая за этой парой. Что творится во Вратах божьих, что за нелепое смешение времен? Сын варвара, узурпировавшего власть, беспардонно разгуливает по улицам. Ему бы следовало путешествовать в богато разукрашенных носилках, в сопровождении стражи…
Кудурру, шагавший по прибрежной улице Нового города, все видел, все замечал, даже Набузардана, обежавшего их проулками и теперь следовавшего сзади. Тот прятался за спинами прохожих и, словно зверек, выглядывал из-за уступов внешних стен домов. Что за сила лишила его воли, разожгла любопытство? Чья невидимая рука сгибала прохожих в поклонах, заставляла уступать дорогу? Это было удивительное превращение — облака в небе и те застопорили бег, утихомирился ветер, стены столбенели, узнавая в прежнем дикаренке вдруг объявившегося царевича. Кудурру едва не заплакал — это все были не знамения, а домыслы. Пусть боги откровенно укажут ему правду, пусть сотрясут землю…
Воин-халдей неожиданно дернул мальчика за плечо.
— Смотри-ка, — от ткнул пальцем в голубую высь, — сокол! Откуда ему здесь взяться?
Мальчик вскинул голову — действительно в синем небе на уровне пятого яруса полуразрушенной Этеменанки,[39] отчаянно клекоча, описывала круги пестрая птица.
Воин пристально осмотрел сына вождя, затем кивнул и добавил.
— Это хорошая примета, парень, — и погладил его по курчавой голове.
Навуходоносор остановился, глянул в сторону прятавшегося Набузардана тот сразу бросился за выступ. Как доложил Кудурру всезнающий Ушизуб, мать строго-настрого запретила Набузардану дерзить сыну нового правителя, наоборот выказывать ему всяческое почтение… Нергал-ушизуб довольно засмеялся.
— Теперь его поставят коленями на соль и не пустят на рыбалку…
Дождавшись, когда одноклассник вновь выглянет из укрытия, Кудурру окликнул Набузардана.
— Эй, подойди сюда!
Тот покорно побрел в его сторону.
— Ты когда собираешься ловить рыбу? Лодка у тебя есть? — и не дожидаясь ответа, спросил. — Меня возьмешь?
Набузардан кивнул и вытер глаза кулаком.
— Я пришлю гонца, когда буду готов, — добавил Навуходоносор.
Глава 3
К удивлению царя утро первого дня месяца нисаннну[40] выдалось ясным, праздничным. Навуходоносор некоторое время лежал, подсунув руку под голову, прикидывал — наверное, перед рассветом он все-таки задремал, вот и пропустил момент, когда небо очистилось от туч, выкатилось солнце, омыло лучами выложенные глазурованным кирпичом оконные проемы. Окна спальни выходили на северную сторону, и глаза слепило от яркого сияния. Царь удовлетворенно прищурился — он любил свет, его обилие всегда радовало душу. Отблески лежали на коврах, поднятом балдахине ложа, золотили настенную штукатурку, обитую медью дверь. На душе было легко, невесомо. Ничто не теснило грудь, мысли вскользь касались прошлого…
В первый раз наблюдать прибытие в Вавилон ладьи с его покровителем Набу Навуходоносору довелось еще детенышем, с тех пор он больше других праздников полюбил встречу Нового года. Расписная лодка с высоченно загнутыми носом и кормой, с раскрашенным золотом, одетым в красные одежды деревянным истуканом, изображавшим бога мудрости, появлялась со стороны Борсиппы, соседнего с Вавилоном городка. Истукан ласково и бездумно глядел поверх толпы в сторону синеющей вдали вершины Этеменанки. Начало весны в Двуречье — благодатное время. Кончались затяжные зимние дожди, поспевал урожай, цвели деревья. Толпа, сопровождавшая Набу и месившая грязь по обе стороны канала, была пестра, нарядна, в охотку славила бога гимнами… Ах, как слаженно, как сладко они пели!.. С каким ликованием поминали имя божье! Позже, в эту пору он осыпал Амтиду лепестками цветов гранатового дерева.
В первый же год своего правления, в месяц нисанну, сразу после подтверждения царских полномочий и торжественного целования руки Бела-Мардука в сокровенной целле отец занялся перестройкой Этеменанки. С тех пор, как Асархаддон взялся за восстановление Вавилонской башни минуло почти два поколения — время брало свое. Вавилонская башня заметно оплыла. Планы у отца были грандиозные, все эти годы, когда велась долгая, на истощение, война с Сараком, он упорно, не щадя ни жителей, ни своего войска, ни тем более рабов, которых толпами приводили в Вавилон из захваченных у Ассирии провинций, срывал заметно оплывший земляной холм, пока не нашел закладной камень, давным-давно спрятанный в основании башни. Эту находку царь счел добрым предзнаменованием и на десятом году царствования, перед самым выходом в очередной поход, лично взгромоздил на голову полную корзину земли и побежал по сходням к огромной неглубокой яме. Следом за ним поспешал Навуходоносор, третьим семенил Набушумулишир. Всей семьей работали до самого вечера. На следующий день отец поднял войско, ушел с ним из города, а юному Навуходоносору все лето и осень, вплоть до наступления сезона дождей, пришлось таскать на спине корзины с землей.
Отец не очень-то церемонился со старшим сыном. Ни в детстве, ни в пору возмужания… Конечно, он испытывал к первенцу пристрастие — Навуходоносор вздохнул, выпростал руку из-под затылка, вытянулся на ложе — другого слова для подобной отцовской любви и не придумаешь, но эта нежная привязанность была напрочь переплетена с какой-то простоватой, крестьянской жестокостью. Набополасар был уверен, что ему лучше знать, что положено и что не положено наследнику, как с ним обходиться, чтобы его не испортили городские соблазны. В детстве он не ленился лично выколачивать из Кудурру вавилонскую «дурь». Когда царевич повзрослел, дело ограничивалось выкручиванием ушей и приказами ежедневно, от зари до зари, таскать землю, камни, высушенные кирпичи на взбухающую год от года вершину Этеменанки, утаптывать вместе со сверстниками землю, следить, чтобы богатые родители не подсовывали на стройку нанятых взамен своих сыночков мушкенум.[41]
Другое не давало покоя… Как позже узнал Кудурру — впрочем, он и сам об этом догадывался — в начале мятежа отец не колеблясь использовал его в качестве заложника. Для того и перевез семью из Урука в Вавилон, в родовой дом. Долго Набополасар, вождь и ассирийский наместник Страны моря,[42] торговался с Советом граждан Вавилона об условиях совместного выступления против северного соседа. В те годы после смерти Ашшурбанапала, когда на ассирийских территориях возобладала смута и неустройство, когда в столице началась неразбериха с престолонаследием, каждый, кто мечтал скинуть ярмо со своей шеи, понимал, что тянуть с выступлением против центральной власти в Ниневии нельзя. Война ожидалась трудная, затяжная, на истощение, однако никакой другой возможности добиться победы Набополасар не видел. Если бы ему хватало воинов и средств для проведения подобного плана в жизнь, Набополасар непременно, совершив гадание, спросив звезды, бросился бы в авантюру — Навуходоносор был уверен в этом, но старый вождь Бит-Якин никогда не обманывался на этот счет: в одиночку осилить Сарака ему не под силу. Нужны союзники! В свою очередь родовитые и сильные в Вавилоне, входившие в Совет граждан, крайне нуждались в опытном военачальнике. Желательно простоватом, недалеком. Предсказуемом… Которого потом, после победы можно будет обвести вокруг пальца… С этой точки зрения вождь варваров с побережья подходил по всем статьям — военного опыта не занимать, знатен, все-таки из царского рода, образования никакого — даже грамотешки предводитель халдеев не знал — богов уважал и ни в каких предосудительно-безумных мечтаниях замечен не был. Они договорились быстро — сошлись на том, что обе стороны пойдут до конца, до полной победы и для обеспечения этого условия Вавилон передавал Набополасару под команду свое многочисленное ополчение и казну с правом распоряжаться ими как если бы вождь уже являлся избранным вавилонским царем, а Набополасар обязывался властвовать, не нарушая законов, установленных еще тысячу лет назад царем Хаммурапи, уважать традиции священного города. В качестве заклада во избежание всяких недоразумений правитель племени якини должен был перевезти семью со всеми родственниками, домочадцами и клиентами в Вавилон, где им будет назначено достаточное содержание. Имелись в виду родственники, неспособные носить оружие.
