- Был, - подтвердил Курочкин.
- И знаешь, как болезни лечат?
- Знаю.
- Рабби! - обратился тот к скамье старейшин. Этот человек был в раю и знает, как лечить все болезни. Так почему бы ему не вылечить дочь нашего уважаемого Иаира, которая уже семь дней при смерти?
Седой патриарх, восседавший на самом почетном месте, кивнул головой:
- Да будет так!
- Ну, это уже хамство! - возмутился Курочкин. - Нельзя каждое слово так буквально понимать, я же не врач, в конце концов!
- Обманщик! Проходимец! Никакой он не пророк! Побить его камнями! раздались голоса.
Дело принимало скверный оборот.
- Ладно, - сказал Курочкин, вскидывая на плечо сумку. - Я попробую, но в случае чего, вы все свидетели, что меня к этому принудили.
В доме старого Иаира царила скорбь. Двери на улицу были распахнуты настежь, а сам хозяин в разодранной одежде, раскачиваясь, сидел на полу.
Голова его была обильно посыпана пеплом. В углу голосили женщины.
Рыжий Симон втолкнул Курочкина в комнату. Остальные толпились на улице, не решаясь войти.
- Вот, привел целителя! Где твоя дочь?
- Умерла моя дочь, мое солнышко! - запричитал Иаир. - Час назад отдала Ягве душу! - Он зачерпнул из кастрюли новую горсть пепла.
- Неважно! - сказал Симон. - Этот пророк может воскрешать мертвых. Где она лежит?
- Там! - Иаир указал рукой на закрытую дверь. - Там лежит моя голубка, моя бесценная Рахиль!
- Иди! - Симон дал Курочкину легкий подзатыльник, отчего тот влетел в соседнюю комнату. - Иди, и только попробуй не воскресить!
Курочкин прикрыл за собой дверь и в отчаянии опустился на низкую скамеечку возле кровати. Он с детства боялся мертвецов и сейчас не мог заставить себя поднять глаза, устремленные в пол.
Симон сквозь щелку наблюдал за ним.
"Кажется, влип! - подумал Курочкин. - Влип ни за грош! Дернула же меня нелегкая!"
Прошло минут пять. Толпа на улице начала проявлять нетерпение.
- Ну что там?! - кричали жаждавшие чудес. - Скоро он кончит?!
- Сидит! - вел репортаж Симон. - Сидит и думает.
- Чего еще думать?! Выволакивай его сюда, побьем камнями! - предложил кто-то.
Курочкин почувствовал приближение смертного часа. Нужно было что-то предпринять, чтобы хоть немного отдалить страшный миг расплаты.
- Эх, была не была! - Он закурил и дрожащей рукой откинул простыню, прикрывавшую тело на кровати.
- Ой! - вскрикнул Симон, увидевший голубой огонек газовой зажигалки. Дух святой! Дух святой, прямо к нему в руки, я сам видел!
Толпа благоговейно затихла.
Лежавшая на кровати девушка была очень хороша собой. Если бы не восковая бледность и сведенные в предсмертной судороге руки, ее можно было принять за спящую.
Курочкину даже показалось, что веки покойницы слегка дрогнули, когда он нечаянно коснулся ее груди кончиком сигареты.
Внезапно его осенило...
Когда спустя несколько минут Курочкин вышел из комнаты, где лежала Рахиль, у него был совершенно измученный вид. Рукой, все еще сжимавшей пустую ампулу, он отирал холодный пот со лба.
- Будет жить! - сказал он, в изнеможении опускаясь на пол. - Уже открыла глаза!
- Врешь! - Симон заглянул в комнату и повалился в ноги Курочкину: Рабби!! Прости мне мое неверие!
- Бог простит! - усмехнулся Курочкин. Он уже начал осваивать новый лексикон.
Субботний ужин в доме Иаира остался в памяти Курочкина приятным, хотя и весьма смутным воспоминанием. Счастливый хозяин не жалел ни вина, ни яств.
По случаю торжества жена Иаира вынула из заветного сундука серебряные подсвечники.
Курочкин возлежал на почетном месте, с лихвой компенсируя вынужденный пост. Правда, от ночи, проведенной на берегу, у него разыгрался радикулит, а непривычка есть лежа вынуждала приподниматься, глотая каждый кусок. От такой гимнастики поясница болела еще больше.
Воздав должное кулинарному искусству хозяйки и тивериадскому вину, Курочкин отвалился от стола и блаженно улыбнулся. Его потянуло проповедовать. Все присутствующие только этого и ждали.
Начав с чудес науки, он, незаметно для себя, перешел к антивоенной пропаганде. При этом он так увлекся описанием мощи термоядерного оружия и грозящих бед от развязывания атомной войны, что у потрясенных слушателей появились слезы на глазах.
- Скажи, - спросил дрожащим голосом Иаир, неужели Ягве даст уничтожить все сущее на земле? Как же спастись?!
- Не бойся, старик! - успокоил его уже совершенно пьяный Курочкин. Выполняй, что я говорю, и будет полный порядок!
Все хором начали уговаривать проповедника навсегда остаться в Капернауме, но тот настойчиво твердил, что утром должен отправиться в Ерушалаим, потому что, как он выразился, "Христос не может ждать".
Утром Иоанн с Иаковом разбудили Курочкина, но тот долго не мог понять, чего от него хотят.
- Ну вас к бесу! - бормотал он, дрыгая ногой и заворачиваясь с головой в простыню. - Ни в какой институт я не пойду, сегодня выходной.
Верные своему долгу апостолы принуждены были стащить его на пол.
Курочкин был совсем плох. Он морщился, рыгал и поминутно просил пить.
Пришлось прибегнуть к испытанному средству, именуемому в просторечии "похмелкой".
Вскоре перед домом Иаира выстроилась целая процессия. Во главе ее были сыновья Зеведеевы, Иуда и Фома. Дальше, на подаренном Иаиром осле, восседал Курочкин с неизменной сумкой через плечо. Рядом находился новообращенный Симон, не спускавший восторженных глаз с Учителя. В отдалении толпилось множество любопытных, привлеченных этим великолепным зрелищем.
Уже были сказаны все напутственные слова, и пышный кортеж двинулся по улицам Капернаума, привлекая все больше и больше народа.
Слава Курочкина распространялась со скоростью пожара. Однако он сам, целиком поглощенный поисками Христа, оставался равнодушным к воздаваемым ему почестям.
"Что ж, - рассуждал он, мерно покачиваясь на осле, - пока пусть будет так. Нужно завоевать доверие этих простых людей. Один проповедник ищет другого, такая ситуация им гораздо более понятна, чем появление пришельца из будущего".
Толпы увечных, хромых и прокаженных выходили на дорогу, чтобы прикоснуться к его одежде.
Тут обнаружились новые свойства великолепного хитона. От трения о шерсть осла нейлоновая ткань приобретала столь мощные электрические заряды, что жаждущие исцеления только морщились и уверяли, что на них нисходит благодать божья.
Вскоре такое повышенное внимание к его особе все же начало тяготить Курочкина. Жадная до сенсаций толпа поминутно требовала чудес. Больше всего ему досаждали напоминания о манне небесной, которой бог некогда обильно снабжал евреев в пустыне. Нарастала опасность голодного бунта. Даже апостолы, и те начали роптать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
