– Как же?
– Ты, наверное, обратил внимание, что наши с тобой волосы очень похожи?
– Не сравнивал. Но, пожалуй, что-то общее и впрямь есть.
– Баронесса желает мне смерти. Не тебе, Конан, твоя жизнь для нее ничего не значит. Просто она тебя избрала своим орудием. Первое покушение сорвалось, однако баронесса, возможно, готовит новую попытку.
– Но как же нам помешать ей?
– Я хочу положить прядь своих волос на место этой. Скорее всего, заклинание не подействует или подействует не так, как хочется ведьме. Но влияние чужих чар нельзя не ощутить. Только испытав на себе самом исходящее от нее зло, я смогу покарать ее, и совесть моя будет чиста. Но сердце… – Он тяжело вздохнул и понурил голову.
– Барон, но ведь это очень опасно! Она может сотворить с человеком все, что угодно. Заставить покончить с собой или еще что-нибудь…
– Вряд ли ей это удастся. Я буду начеку и в случае чего сумею за себя постоять.
– Но…
– Я так решил. Выйди, Конан, и жди меня снаружи. – Барон потянулся к изящному кинжалу, который лежал на столе.
Конан покинул комнату и спрятался в просторной нише за яшмовыми изваяниями широкоплечего псоглавого воина с двузубцем в когтистых руках и охотничьей пантеры, лежавшей у его ног, – героев мифологии Зингары или острова Эгьер. Чуть позже к нему присоединился барон.
Едва они успели задуть свечи, в конце коридора послышались легкие шаги. К круглому залу на цыпочках приближался человек в темном плаще до пят. Перед собой он нес свечу, но лица было не разглядеть, оно пряталось за капюшоном.
– Это она, – обреченно прошептал барон.
– Да, на привидение не похожа.
Человек в темном вошел в комнату и бесшумно затворил дверь. Подобно дикой кошке, киммериец подскочил к двери и осторожно потянул ручку на себя. Появилась узенькая вертикальная полоска слабого света. Человек, закутанный в плащ, стоял к Конану спиной и что-то быстро переставлял, передвигал, расстилал на столе.
Конан взглянул на барона. Тот тоже приник к дверному косяку и не отрываясь следил за злоумышленником. По его напряженному лицу пробегали судороги, но Конан пока не замечал явного влияния чародейства.
Конан переводил встревоженный взгляд с барона на его жену и обратно. Было мгновение, когда он едва не бросился на ведьму. Но барон, словно прочитав мысли Конана, удержал его властным прикосновением руки.
Тихое постукивание шкатулок и горшочков, позвякиванье склянок, шуршание пергамента, плеск жидкостей бесследно глохли в могильной тишине спящего дворца. Казалось, время застыло. Конан, всегда предпочитавший действие ожиданию, задыхался, как рыба на суше. И вдруг нечеловеческая мука исказила благородный лик барона. Он схватился одной рукой за голову, другой – за сердце и повалился на пол. Глаза закатились, изо рта хлынула пена, тело скорчилось, руки и ноги задергались в конвульсиях.
Человек в плаще резко повернулся на шум. Конан был готов услышать пронзительный женский визг, но из горла незнакомца вырвалось нечто совсем иное. Возглас удивления, а затем грубое мужское ругательство. Колдун резко отшатнулся и, споткнувшись о витую ножку кадильницы, потерял равновесие. С его головы слетел капюшон, и Конан узнал первого сановника. Недолго думая, киммериец схватился за меч.
«Барон убит! Барон убит!» – стучало в висках.
Конан был стремителен, как снежный барс в прыжке, но первый сановник обладал неоспоримым преимуществом – он знал дворец как свои пять пальцев, и ему в буквальном смысле помогали стены. Он ударил ладонью по едва заметному выступу на стене, и фрагмент зеркала повернулся на вертикальной оси, явив взорам темный проем потайного хода. Первый сановник бросился туда очертя голову, и зеркало в тот же миг встало на место.
Не сразу Конану удалось найти в полумраке выступ на стене. Ему бы, наверное, пришлось разбить все зеркала, если бы чародею хватило сообразительности задуть свечи на столе, перед тем как обратиться в бегство.
Потайной ход был просторен, но петлял и разветвлялся чуть ли не через каждые пять шагов. Однако беглеца выдавал стук каблуков по каменным плитам. Конану под ноги угодила просевшая плита; он споткнулся, упал на колени и выронил канделябр. Свечи потухли; возиться с огнивом не было времени. Он выругался – разумеется, про себя.
«Барон мертв! Барон мертв! Колдун, ты тоже умрешь!» – в такт шагам звенело у него в голове.
О, Кром! Нет ничего глупее, чем размахивать мечом в потемках. На очередном перекрестке Конан остановился, прислушался и почувствовал опасность. Первый сановник затаился в двух-трех шагах справа, он сдерживал дыхание, но Конан ощутил исходящее от него тепло. Он прыгнул вперед и описал мечом полукруг. Сталь встретила мягкое, податливое препятствие. Раздался болезненный возглас, за ним последовал глухой удар. Но разглядеть что-нибудь в кромешном мраке было невозможно, и Конан решил вернуться в комнату за свечой.
Там все было по-прежнему. Бездыханный барон лежал у порога.
– Я бы не стал рисковать жизнью ради лживой бабенки, – глядя на него, задумчиво произнес Конан. – Может быть, поэтому ты барон, а я – простой бродяга. Может быть, поэтому я сейчас жив, а ты – нет. Жаль, ты мне понравился.
Он сокрушенно покачал головой, затем взял канделябр и снова углубился в потайной коридор. При свете путь казался гораздо короче. Не пройдя и тридцати шагов, Конан наткнулся на бесформенную черную груду. Перевернув колдуна на спину, он смотрел рану. Она была очень глубока. Первый сановник медленно размежил веки и остановил на Конане угасающий взор.
– А ведь я много раз… мог убить тебя, проклятый… варвар, – еле слышно прошептал он.
– Теперь поздно себя упрекать.
– Зачем я… ее послушался? Она… погубила меня. – Раненый снова закрыл глаза.
– Эй, погоди! – Конан схватил свою жертву за плечи и энергично встряхнул. – Погоди, не умирай. Сначала ты должен мне все рассказать. Это баронесса велела тебе разделаться с бароном?
– Да… А в награду обещала себя. Я стар… и некрасив. Мне пришлось жизнью заплатить за то… что тебе и многим другим досталось даром. – Его голова запрокинулась.
– Понятно… Значит, это ты навел на меня чары, чтобы я бросился на барона с мечом?
– Да. Но баронесса об этом не знает. Никто не подозревал, что я… владею магией.
– Верится с трудом. А кто тебе приказал заняться мною во время сражения?
– Какого… сражения? – Слова давались первому сановнику с огромным трудом.
– Того самого, когда я прикончил Хорга, нашего вожака. – Вспоминать о том поединке Конану было неприятно.
– Я… ничего об этом не знаю.
– Так ты что, в тот день не колдовал?
