Она сбросила шаль и сделала движение по направлению к двери, но он Задержал ее.
— Лора, ты будешь терпелива с моей матерью? С ней, знаешь ли, иногда трудно.
— Конечно, — заверила она его. — Я хочу ей понравиться. Я хочу, чтобы она мне понравилась.
Она ощутила в нем странное облегчение, как будто он боялся какого-нибудь бунта с ее стороны. В ней, правда, была независимая струнка, и он всякий раз замыкался, когда она проявлялась, но обычно люди любили и уважали ее. Если не спешить и проявить терпение, так же будет и с матерью Уэйда.
Он мягко продолжал:
— Если ты сможешь завоевать ее, мы будем жить в этом доме в мире. Лора, больше всего на свете я нуждаюсь в мире.
Она взяла его лицо в свои ладони и легко поцеловала. Она тоже хотела мира, поэтому собиралась сделать все, что было в ее власти, чтобы умилостивить старую леди и добиться ее расположения…
В холле она задержалась у двери Джемми. Слышно было, что кто-то там ходит, так что мальчик, должно быть, встал. Она хотела бы остановиться, но Уэйд шел дальше по коридору к лестнице.
— Я говорила с Джемми вчера вечером, — сказала она, когда они начали спускаться. — Он мне нравится, Уэйд. Он? прямолинейный и откровенный, но, кажется, одинокий малыш.
Уэйд снова странно взглянул на нее, и у нее появилось мимолетное впечатление, что его что-то тревожит в Джемми. Но тут они оказались у двери в гостиную его матери, и голос миссис Тайлер призвал их входить.
Волна теплого воздуха и аромат зимолюбки уже были знакомы, так же как и прямая фигура в черном, ждущая их в своем кресле у огня. В это утро на миссис Тайлер был белый кружевной чепец с лиловыми бантами, который казался немного неуместным при строгой суровости остального наряда. Вид этого чепца заставил Лору немного смягчиться по отношению к старой женщине. Если в миссис Тайлер, была искорка женского тщеславия, о возможности которой говорили чепец и ухоженные руки, вероятно, можно отыскать и нежную струнку, и способность к любви.
— Я все ждала, когда же вы сойдете вниз, — произнесла миссис Тайлер, хотя стрелки на каминных часах показывали всего лишь без десяти восемь. — Полагаю, ты хорошо спала, Лора?
— Думаю, я не пошевелилась за ночь ни разу, — ответила Лора. — А как вы спали?
Миссис Тайлер взялась за тяжелые деревянные колеса своего кресла.
— Я никогда и не надеюсь проспать больше нескольких часов.
Даже в столь ранний час на ее руках сверкали кольца, и хотя при дневном свете не так ослепительно, новее же камни вспыхивали всякий раз, когда она делала движение руками.
— Давай я помогу тебе, мама, — быстро сказал Уэйд, и несмотря на свой костыль, сумел, взявшись одной рукой за обитую кожей спинку кресла, покатить его в холл.
Когда они дошли до столовой, Элли быстро открыла и закрыла дверь. В этой комнате царило суровое достоинство. Никаких легкомысленных цветочков, тускло-красные обои на стенах, мебель темного ореха. На массивном буфете стояли серебряные блюда, многорожковые канделябры и замечательный чайный сервиз из серебра. В камине потрескивал огонь, но комната была большая и менее уютная, чем гостиная, из которой они только что вышли. У Лоры возникло подозрение, что в холоде и тяжелом мраке этой комнаты нелегко будет сохранить веселье.
Кресло миссис Тайлер подкатили к столу, и Элли быстро подложила ей дополнительные подушки. Уэйд отодвинул стул для Лоры и легко коснулся ее плеча, когда она садилась. Зоркие глаза старой леди не пропустили этот жест, и взгляд их стал жестче. Лора быстро перевела взгляд на натюрморт над буфетом — неуклюжее и гнетущее изображение мертвой дичи и рыбы. Мрачная картина, подумала она и стала гадать, нельзя ли убедить Уэйда оживить эту комнату чем-нибудь более радостным.
— Почему этот мальчик еще не спустился, Элли? — спросила миссис Тайлер, как только они устроились.
— Бог мой, мэм, я звала его по меньшей мере три раза, — оправдывалась Элли. — Я не знаю, чего он мешкает.
Уэйд успокаивающе заметил, что еще только без пяти восемь, но его мать лишь кивнула ему и склонила голову в Молитве. Уэйд бормотал слова довольно длинной молитвы, во время которой Джемми проскользнул на свое место.
— Доброе утро, Джемми, — сказал ему отец, когда все они снова подняли глаза. — Рад видеть тебя снова. Мне жаль, что вчера ты был болен.
Джемми промямлил что-то в ответ, по его виду нельзя было сказать, что он был в разлуке с отцом почти целый год. Его бабка резко приказала ему говорить четко, и Лоре страстно захотелось сказать мальчику что-нибудь теплое и дружеское, но атмосфера комнаты не позволяла этого. Тяжелые обои винного цвета подавляли всякую попытку оживления, а мертвая птица с картины смотрела на них стеклянными глазами, и шея ее свешивалась с края стола. Лора улыбнулась Джемми, но он мрачно отвернулся, не ответив на улыбку.
Приход Элли с горой пшеничных кексов, ветчины, горячего печенья и кофе был настоящим облегчением. Когда чашки были наполнены, а Джемми приказано пить свое молоко без всяких разговоров, миссис Тайлер обратилась к сыну.
— Конечно, нет необходимости очень спешить, но мне интересно, как скоро ты сможешь вернуться в банк.
Уэйд не смотрел на нее. Он аккуратно отрезал кусок ветчины, а потом заговорил:
— Еще некоторое время я не смогу этого сделать, мама. Поездка в Нью-Йорк в настоящее время для меня еще слишком затруднительна.
— Но ты, конечно, собираешься занять свое законное место в банке деда? — настаивала миссис Тайлер.
С проницательной заботливостью сиделки Лора сразу заметила капельки пота, появившиеся на лбу Уэйда. Ей ничего не было известно об этой новой теме разговора, но она почувствовала, как он мучителен для него.
— Давай поговорим об этом, когда я поправлюсь, — сказал он.
— Об этом я мечтала и на это рассчитывала с того самого дня, как Уэйд родился, — обратилась миссис Тайлер к Лоре. — Думала, что он продолжит дело моего отца, будет заниматься тем, чем я не могла, поскольку я женщина.
Уэйд рассеянно ковырялся в своей тарелке, не глядя на мать.
— Между тем, пока моя нога заживает, думаю, что смогу попробовать себя в том, чем я всегда хотел заниматься.
— А чем именно? — спросила Лора, стараясь придать своему голосу ободрительные нотки.
Он посмотрел в глаза своей матери.
— Я всегда хотел писать. У меня давно созрела идея романа. Я обдумывал его на марше или во время скучных стоянок в лагере. Теперь мне представился случай написать его.
— Роман! Какая чепуха! — Глубоко посаженные глаза старой леди в моменты гнева замечательно загорались. — Ты никак не подготовлен к этому своим образованием. Ты всего лишь потерпишь неудачу и испытаешь разочарование.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
