— Сегодня, господа, можете меня поздравить и не только с рождеством. Я добился своего. Рефлекс времени — не фикция, не химера. Со вчерашнего вечера, вернее, с сегодняшней ночи, такой рефлекс — полная реальность.
Потом профессор еще что-то говорил, употребляя всякие научные слова, которые я, конечно, не запомнила, и попросил меня позвать к нему господина Никифорова. Я сходила наверх за русским.
Oн тотчас спустился в гостиную. Его пригласили за стол. Я села на свое место. И опять начался научный разговор. Господина Никифорова все время спрашивали о времени. Он отвечал.
Ассистенты господина профессора проверяли его ответы по своим часам, щелкали секундомерами, потом все дружно восклицали: «О! Это превосходно!» А господин Зайлер сказал даже по-русски: «Карашо!» Он был в плену в России и не пропустил случая показать свои знания в русском языке.
Господин Никифоров смеялся вместе со всеми, оживленно разговаривал. Потом, когда он услышал, как господин Зайлер опять сказал по-русски: «Карашо! Давай-давай!», резко повернулся к нему и спросил:
— Что «давай-давай»? «Давай-давай, матка, яйки»? Или, может быть, «давай-давай, матка, сало»? Так?
Он встал, отодвинул с грохотом стул и, сказав:
— Простите, господа, уже поздно, двадцать одна минута одиннадцатого. Спокойной ночи! — ушел к себе наверх.
Все почувствовали себя очень неловко. Я так и не знаю из-за кого. Наверное, некоторые из-за господина Зайлера, другие — из-за господина Никифорова. Но разговор больше не клеился. Тогда профессор поднялся.
— Я считаю, господа, не нужно придавать значения этому факту. Благодарю вас всех за подарок и за внимание к моей персоне.
Все тоже поднялись и потихоньку разошлись. Так и закончился первый день рождества.
На следующий день, 26 декабря, господин профессор с самого утра поехал делать разные визиты. Русский не вышел к завтраку. Он заперся у себя в комнате и опять очень много ходил. Меня даже стало раздражать шарканье его ног по полу.
Я постучала в дверь. Шаги прекратились. В замке повернулся ключ. Господин Никифоров выглянул в коридор.
— Что вам, фрау Гросс? Что-нибудь случилось?
Я спросила:
— Почему вы не выходили к завтраку? Может быть, вам сюда что-либо принести?
— Да, пожалуйста, принесите. Я бы с удовольствием чего-нибудь съел. И еще прошу, фрау Гросс, приготовьте мне бутерброды и. сделайте, пожалуйста, расчет, сколько причитается с меня за питание и квартиру по сегодняшний день включительно.
— Господи! — удивилась я. — Неужели вы хотите уехать от нас, от господина профессора?
— Да, фрау Гросс, я уезжаю.
— Надолго ли?
— Навсегда.
— Почему же?
— Это слишком сложно и долго нужно было бы объяснять, и все такое…
Я никогда не видела его таким серьезным и сосредоточенным. Со мной он бывал веселым, обычно шутил. А тут вдруг такая серьезность. Меня это очень удивило. Я будто ненароком заглянула к нему в комнату. У шкафа стояли два небольших чемодана.
— Куда же вы уезжаете?
— В Москву, фрау Гросс…
Я ожидала какого угодно ответа, только не этого. Ей-богу, я не удивилась бы, если бы он сказал: «В Африку» или «На Северный полюс». Но он сказал: «В Москву». Как он поедет в Москву?
Как он может ехать в Москву? Ведь его там…
У нас об этом много говорили. И сам господин Никифоров тоже не уехал сначала потому, что боялся очень. Ему кто-то сказал, что с ним и говорить бы не стали.
Однако скоро вернулся господин профессор и привез с собой корреспондентов всяких газет и журналов. Эти господа сразу же завертели объективами фотоаппаратов. Снимали дом, снимали лабораторию, кабинет, самого господина профессора, сняли даже меня. А потом, когда появился господин Никифоров, в комнате вообще наступил ад. Кто снимает сверху со стула, кто наоборот, снизу, протиснувшись между ногами своих коллег. Господин профессор дал натешиться им вволю. Потом обратился к корреспондентам:
— Господа, позвольте представить вам единственного в мире человека, co способностью определять время без помощи часов.
Он показал на мрачного, безмолвно стоящего Никифорова, а затем обратился к русскому.
— Скажите, Иван, который сейчас час?
— Двенадцать часов сорок восемь минут, — буркнул Никифоров.
Все корреспонденты, как по команде, посмотрели на часы. Один из них сказал: — На моих уже двенадцать часов пятьдесят минут…
— Проверьте свои часы, — любезно улыбнувшись, сказал господин профессор.
Журналисты навалились на русского и на господина профессора с кучей вопросов и еле успевали строчить в своих блокнотах.
Господин Никифоров еще несколько раз продемонстрировал свое чувство времени. Профессор сказал, что такое чувство можно выработать у любого человека. Людям не нужны будут часы…
— Скажите, а какое применение мог бы найти рефлекс в военном деле?
Кажется, такой вопрос задал кто-то профессору.
— Мне очень трудно ответить… — сказал профессор. — Я не имею права отвечать вам, так как связан обязательством. Но могу намекнуть вам, что замена механических часов «живыми» в армии и на флоте принесла бы очень большую пользу. Всем известно, что господин федеральный министр… Вы ведь знаете, о ком я говорю?.. Так вот, вам известно, что он является одним из совладельцев нескольких фирм часов и хронометров.
И этим фирмам военное министерство дало большие заказы…
Хотя, конечно, не только в хронометрах дело. К сожалению, об остальном я уже говорить не могу.
Журналисты быстро-быстро записали у себя в блокнотах. Я, конечно, не уверена, что господин профессор говорил именно этими словами, но смысл его ответа был таков.
Пресс-конференция закончилась. Профессор куда-то уехал.
Русский вызвал по телефону такси и отправился к себе в Москву. Так я тогда думала…
Да, забыла сказать. На пороге он повернулся ко мне, пожелал счастья, попросил передать привет господину профессору, самые лучшие ему пожелания. И еще попросил извиниться за него перед профессором за такой неожиданный отъезд.
Без господина Никифорова сразу стало как-то пусто в доме. Я ходила по комнатам, убирала валявшиеся здесь и там разные вещи.
К вечеру приехал господин профессор. Он поставил машину в гараж и поднялся наверх. Сразу было видно, что у него хорошее настроение. Напевая какую-то мелодию, он подошел ко мне, спросил об ужине и поинтересовался, где Иван.
Я ответила:
— Он уехал.
— А когда он вернется?
— Он сказал, что никогда…
— Что? — господин профессор прямо шлепнулся на стул. — Что? Никогда?!
— Он именно так и сказал. И еще очень просил извиниться перед вами. Он также просил передать…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
