Там, в полутораста милях, на предгорье, невидимый отсюда, но памятный всем, лежал Шрам — заросший кратер. В оцеплении запретной зоны, под надзором патрулей и глубоко врытых чутких приборов кратер выглядел вполне мирно. Теперь туда ездили на экскурсии, даже — умаслив стражу — устраивали пикники на склонах Шрама.
А в первую звёздную войну, когда обрюзгшие ныне седые господа были полными сил мужчинами, из города в ту сторону смотрели с ужасом.
Там столбом поднимался чёрный дым, словно над жерлом вулкана. У предгорья гремела артиллерия; туда шли батальоны добровольцев, а возвращались — обозы с ранеными, обожжёнными, безногими. На суда грузились беженцы, чтобы плыть к островам Вея. Разуверившись, люди метались — падали ниц перед Бахлой, исступлённо молились Безликому. Кто угодно, хоть царь тьмы — защити, спаси!
Дрожа от болезненного любопытства, платили десятки златок, чтобы первыми взглянуть на ещё мокрую фотопластинку — трофей репортёра, подкравшегося с камерой к кратеру и разрезанного лучом дьяволов.
Исполинская черепаха на восьми ногах шла, рассылая из носовой и кормовой башен жгучие спицы света.
Чудищам оставалось пройти миль двадцать до Сарцины, когда республика отчаялась и позвала на помощь империю. Царские солдаты в красно-бурой форме — где паровиками, где впрягаясь сами — доставили тяжёлые береговые мортиры и сверхоружие — жидкий перечный газ.
Всё осталось в прошлом. В самом деле — будто сон, как учил Бахла.
Когда наладилась торговля, расплатились по счетам с империей.
Честная сделка — главная добродетель торговца!
— В конце концов… Не так страшны дьяволы, как их малюют.
— Правда, красятся гуще наших «цветочков».
— Давно пора с ними договориться.
— …и подсказать — пусть выберут себе другие земли.
— Только не Вей. Он нам нужен для торговли.
— Пусть летят в Фаранге. Пока там будут воевать, мы укрепимся…
— …зальём их фосфорным газом! О-хо-хо! Тост за науку, господа!
— Подземных дьяволиц — оставить. Все, кто встречался с ними…
— …исключительно покорны. Необычайно искусны.
— Что вы говорите? а сколько стоит завести чертовку?
— Золотая Лоза дорого просит — товар особый…
— Да-а, лозовикам работорговля не в новинку. Издавна этим промышляют, поднаторели. С ними не поторгуешься. Лучше без посредников, прямо у дьяволов брать…
— Они берут плату не деньгами — химикатами. И людьми.
— С людьми сейчас трудно. Кое-где ещё можно купить, однако цены…
— А сонный Вей для чего? Заказать — и доставят.
На улице долгогривый проповедник пристал к пьяным гулякам, шлявшимся из кабака в кабак:
— О, горе! Гром и молния на нас! Ересь заморская проникла в души, чужеверие царит в сердцах, нечестие и болвохвальство! Вы, снявшие с себя Очи Божьи — куда идёте?
— В трактир, честный отче! Пошли с нами! говорят, там даром наливают.
Бражники грянули здешний девиз:
— Ближе к солнцу!
В своих излюбленных кондитерских гуляли юноши и господа, которых звали «цветочками». Свобода нравов и торговли терпела их наравне с иноверцами. «Цветочки» считали Сарцину своей клумбой или дивным садом; сюда из империи и восточных краёв слетались всякие шмели, чтобы вкусить нектара и искупаться в душистой пыльце.
Пыхая движком, к кондитерской подъехала трёхосная мотокарета — с шоффёром и водителем в ливрее на высоком передке, оба в венках. Из распахнутых дверец кареты высыпалась целая ватага разодетых в пух и прах «цветочков» — иные пели, другие изображали танцевальные па, третьи целовались на виду всей улицы. Из прохожих кто хохотал, кто аплодировал или свистел, а кое-кто плевал и торопился миновать вертеп.
Фонарщик, шедший от светильника к светильнику — мужик порядком угостился, на лице блуждала хмельная ухмылка, — гикнул, вскинул свой запальник:
— Э-ге-ге, мальчишки! Кому лампу зажечь?
— Пошёл к дьяволам, ошмёток, керосинная душа!
— Ты, могильный дух с крюком!
— Солнце с неба, тьма на двор! — запел фонарщик, приплясывая. — Звёздочки летят, летят, куда звёздочки падут? На звезде летит нечистый, пал и цветик раздавил!
— Возьмём его? Пусть нам станцует!
— Будем швырять в него пирожными.
— А Хрусталь? — допытывался юноша у «цветочка» постарше, обвив его руками. — Он приедет?
— Нет, у него проблемы, — хмурился приятель. — Сплошной ужас. Сначала дом обокрали, потом сделка сорвалась… Говорят, всё из-за дружка, имперского барона. Вот и водись после этого с аристократами.
— Какие подлецы в империи! Можно подумать, барон — сокровище…
— Хрусталь — делец. — Приятель подмигнул как заговорщик. — Через барона выйдет на большой заказ… Телескоп для космической станции, несметный барыш.
— Где же любовь? всюду корысть и низость… — поникнув, удручённо вздохнул юноша, но сразу встрепенулся, округлив глаза. — Станция? это как — станция?..
— Железный шар, вроде маленькой луны. Он должен вращаться вокруг Мира, а внутри — люди. Астраль доставит туда телескоп, чтоб следить за пришельцами.
— О-о!.. наверно, жутко дорого?
— Вот и спорят, на что тратить деньги — на космос или межконтинентальные ракеты.
— Меж-кон-ти-нен… похоже на бред. Воистину, мир — череда снов. Мы спим без пробуждения…
— А надо ли нам, милый, просыпаться? Здесь вечный праздник, страна весны. Один цветок, другой — порхая, ты пьёшь мёд, забыв о времени…
— Я страшусь одного — вдруг праздник закончится?
B. Огненная ночь
Быстро спустились сумерки, тёмная синева окружила Сарцину. Но город не сдавался ночной тьме — он сиял тысячами огней, словно лежащее на берегу яркое созвездие. В небе распускались букеты искристых фейерверков, неровный гул празднества говорил о том, что жизнь в городе кипит как никогда бурно.
Хотя лето сменила пора урожая, ночь на этой широте была тёплой, и полная луна улыбалась над заливом, будто лик Бахлы.
Конфеты, которые помощник Алого Шарфа доставал из потайного кошеля, действовали безотказно. Девица игриво принимает сладкое угощение, отправляет в свой коралловый ротик, смакует — а экстракт «листвы пророка» растворяется в слюне, впитывается, веселит и туманит сознание.
Варакияне-пустосвяты верят, что пророк Валак именно так достиг высшего неба, где живёт Безликий. Важно вернуться с высоты — если принять листвы больше, чем следует, душа останется на небе, а тело без души умрёт. Но рабы Безликого упорно курят, варят и процеживают узкие ядовитые листья, чтоб повторить полёт Валака. Поэтому в стране Витен так ценятся «аптекари листвы» — они умеют взвешивать листву и знают, сколько в ней яда.
В этом искусстве Алый Шарф был мастер. Одна конфета — один взлёт.
Веселясь, девицы теряли понятие о том, куда они идут, зачем идут, забывали путь обратно, отбивались от компании и брели в переулки. Их никто не удерживал.
Таков он, день Калаван Яра! Многие упьются, многие накурятся, многих до безумия закружит вихрь любви, и не все утром проснутся в своих постелях. Кто-то очнётся на задворках, битый и обобранный до нитки, другой в сточной канаве, третья в трюме на судне работорговцев, а кого-то придут опознавать на леднике, в мертвецком доме.
— Хватит их тащить, — обронил Алый Шарф, мельком взглянув на «пиратов», которые вели под руки двух сомлевших девиц. — Отнесите в тень и бросьте.
— Слушаюсь, господин Мосех.
— Последнюю тоже оставить бы, — намекнул худой спутник.
— Она моя. Развяжите её — это уже лишнее.
Одуревшая от зелья, Даяна в полусне пыталась что-то спросить, но язык не слушался. Проулок в глазах размывался — синева, тени, мутные пятна фонарей. Тротуар под босыми ногами, казалось, залит тёплой водой — всё течёт, просто река, а в воздухе плавают рыбы… Гул, плеск в ушах, голоса еле слышны.
Её держали под локти, не давая пошатнуться и упасть.
Быстро, молча прошли по проулкам и вскоре вывернули к музею Коммерческого общества. Служитель-сторож — старый, сердитый — на долгий стук лишь приоткрыл смотровое оконце в толстенной двери:
— Какая выставка? Вы ошалели, господа хорошие! В гулящий день — да провались он! — наш музей закрыт. Ясно же сказано — закрыт!.. Проспитесь, завтра придёте.
Алый Шарф отступил от двери, осмотрел крепкую стену, окна с массивными ставнями, затем постучал вновь.
— Опять вы?.. разве непонятно говорю — завтра!
— Я заплачу хорошие деньги.
— Ни златки мне от вас не нужно. Даже за тысячу не впущу. Маскарадных пропойц — да в приличный музей? Ступайте, развлекайтесь! а музейное собрание — оно для трезвых, понимающих господ. Будете дальше ломиться, так у меня кнопка есть, вмиг полицию вызвоню.
Обернувшись к своим «пиратам», Алый Шарф тихо сказал:
