Трудно судить о том, насколько население Чжунго в языковом или хотя бы диалектном плане отличалось от своих соседей. Неясно также, как быстро адаптировались к чжоуским реалиям, включая язык, проникавшие в Чжунго варварские протогосударственные образования. По-видимому, особых проблем здесь не было, во всяком случае в пределах Чжунго. Из данных «Мэн-цзы» [101, IIIБ, VI, I] складывается впечатление, что диалектные несходства отличали население Чжунго от южных государств (Чу). Но были ли они значительными? По всей вероятности, не очень, ибо Конфуций, беседуя с чусцами, явно не нуждался в переводчиках. Из современных исследований вытекает, что наиболее существенные языково-диалектные различия проходили между восточными (в основном в рамках Чжунго) и западными (вне Чжунго) территориями [70, с. 44]. Давая подробное описание диалектных различий, специалисты упоминают и об областях контактов китайского населения с некитайским. Всего таких областей на карте представлено три: одна на юге (она нас интересует сравнительно мало, ибо там жили в основном отсталые аборигенные племена из тех впоследствии почти без следа ассимилированных китайцами групп, которых в древности обычно именовали мань или и), другая — в районе Ордоса и к северу от него, где жили кочевые племена, имевшие постоянные интенсивные контакты с соседями вдоль степного пояса Евразии, и третья — на далеких западных окраинах, в районе современного Восточного Туркестана, где жили индоевропейцы-тохары [50, с. 243].
Таким образом, когда говорится об ираноязычных заимствованиях, следует принимать во внимание археологическую культуру андроновцев и тохаров, о которых специалистам, к слову, известно пока еще очень немного[23]. Связи между тохарским (прототохарским) анклавом и китайцами бассейна Хуанхэ не могли быть слишком частыми и тесными на рубеже II–I тысячелетий до н. э., да и много позже. Кроме того, раннечжоуский Китай не был еще готов к восприятию зороастрийской мудрости, да и сама эта культура в том виде, как она сложилась позже, скорей всего, еще не сформировалась. Существовал лишь сам канал, по которому связи могли осуществляться. Этот канал для получения информации, касающейся важных элементов духовной культуры, был наиважнейшим, если не единственным (от андроновцев шанцы и чжоусцы едва ли могли получить многое — слишком велика была разница в культуре; примерно то же можно сказать и о взаимоотношениях кочевников севера с китайцами в позднечжоуское и хань-ское, тем более послеханьское время).
Следует также иметь в виду, что и западночжоуское время, и период Чуньцю с его весьма специфической религиозно-духовной культурой не создавали подходящие условия для заимствований в сфере философской дискурсии, которая была весьма развита в протоиранском зороастризме. В X–VI вв. до н. э. вся внутренняя энергия китайского населения и особенно его активной верхней части, чжоуской аристократии, уходила на политические столкновения друг с другом, большинство которых имело характер интриг и междоусобиц.
Процесс увеличения числа внутриполитических конфликтов с начала Чжоу шел по нарастающей. Владельцы уделов понемногу укреплялись в пожалованных им территориях и вели активные войны с соседями, в результате одни уделы уничтожались, а другие усиливались за их счет. К началу периода Чуньцю на политической арене Чжунго осталось только два крупных царства (на востоке — Ци, на западе — Цзинь), с десяток-полтора средних, включая домен вана, и несколько десятков мелких. Позже в многочисленных сводно-систематических главах различных древнекитайских сочинений сложился определенный геополитический стереотип. Речь о том, как выглядел будто бы чжоуский Китай в древности.
Представлялась схема — в частности, в одной из самых поздних глав «Шуцзина» «Юй гун» — в виде системы зон, концентрических квадратов (земля графически в Китае воспринималась в виде квадрата, тогда как небо — в виде круга). Центральное место в схеме занимали царства и княжества средней части бассейна Хуанхэ, т. е. Чжунго. Конечно, фактически все они никак не являли собой нечто, похожее на квадрат. Но дело ведь не в точности линий, а в идее. Чжунго — центральная и древнейшая цивилизованная часть Поднебесной с наиболее развитым хозяйством и многочисленным населением. Следующая зона, охватывающая Чжунго извне, тоже никак не напоминала по своим очертаниям квадрат. Это зона близких к Чжунго полуварварских государственных образований, самыми крупными из которых были Цинь на западе и Чу на юге.
Государственные образования второй зоны были в достаточно выгодном положении, ибо имели возможность за счет постоянных контактов с Чжунго сравнительно быстро развиваться, чем они и пользовались. Их полуварварский статус при этом никогда их не тяготил, а правитель Чу время от бремени даже бравировал им, открыто называя себя варваром и с легкостью присваивая себе титул вана, на что в те времена никто никогда бы не осмелился. В самом конце периода Чуньцю дали знать о себе еще два сильных южных государства — У и Юэ. Нет смысла рассуждать о том, входили ли они по схеме «Шуцзина» во вторую или третью зону, но стоит заметить, что бурный спурт позволил им выйти в своем развитии вперед и начать активно вмешиваться не только в дела южного Чу, но и всего Чжунго.
Сколько государственных образований существовало в период Чуньцю хотя бы в пределах только главных двух зон, никто не знает. Есть данные о том, что около сотни их было так или иначе аннексировано сильнейшими и выжившими. Как бы то ни было, но из материалов «Цзо-чжуань», «Го юя» и «Шицзи» (да и «Чжушу цзинянь») вытекает, что в основном в Чуньцю активно действовало не более двух-трех десятков крупных и средних царств, да еще примерно сотня хотя бы раз упомянутых мелких протогосударственных варварских образований, которые в подавляющем своем большинстве как раз и были (вместе с некоторыми неназванными) аннексированы.
Особо следует сказать об этих многочисленных небольших полуварварских протогосударственных образованиях. Вполне возможно, что одни из них со временем приходили на смену другим, разбитым, уничтоженным или аннексированным. Геополитическая ситуация не только в рамках двух больших зон, но и внутри центральной, Чжунго, складывалась на протяжении большей части Чжоу, включая период Чуньцю, таким образом, что между хорошо заселенными территориями основных царств и княжеств сохранялось немало пустых неосвоенных земель, а большинство протогосударственных образований северных варваров, жунов и ди (как их именовали китайцы), еще не были прочно оседлыми и с легкостью перемещались, пытаясь найти наиболее удобное место для своего обитания (как то было в свое время, с полтысячелетия назад, с самими чжоусцами).
Процесс трибализации такого рода племенных протогосударственных образований шел быстрыми темпами и практически постоянно. Знакомство с материалами наших источников показывает, что племена активно обживались на новых землях и вели себя при этом достаточно агрессивно. Они энергично включались в различного рода междоусобные войны, а иногда и в одиночку совершали нападения на соседей, подчас нанося им чувствительный урон. В период Чуньцю многие из такого рода небольших полуварварских государственных образований жунов и ди оказались практически включенными в политическую жизнь Чжунго. Правители ряда чжоуских царств женились на принцессах из жунов и ди, а сыновья от таких браков достаточно часто садились на отцовские троны.
Надо заметить, что, хотя этот полуварварский компонент и оказывал определенное влияние на Чжунго, подчас угрожая кое-каким царствам [50, с. 176–187], влияние это в целом не было значительным. Даже напротив, новые государственные образования стремились как можно скорее забыть о своем полуварварском прошлом и слиться де-факто с остальными, чтобы ничем как в культурном, так и в языково-этническом плане от них не отличаться. И судя по результатам, это им вполне удавалось, причем за считанные десятилетия. Вчерашние варвары достаточно быстро становились почти китайцами. В текстах есть немало взаимных упреков по поводу того, что то либо иное царство предпочитает дружить с чужими, а со своими (близкородственными) враждует.
Словом, заметного качественно иного стандарта, отличавшего их от шанско-чжоуской культуры, вновь образовывавшиеся племенные протогосударства жунов и ди в Чжунго с собой не приносили. И этим ситуация периода Чуньцю не сходна, скажем, с той, что была характерна для Китая тысячелетие спустя, в период Нань-бэй чао, когда вторгшиеся с севера кочевники по многим параметрам разительно отличались от китайских земледельцев, что привело к разорению и опустошению бассейна Хуанхэ и к перемещению значительной части китайцев на юг, в бассейн Янцзы.
