– Вау, кресты жечь – это прикольно.
Зная взрывной характер самовлюбленного маэстро Карпова, Ларин ожидал вспышки гнева. Расправа с наглецами, помешавшими съемкам, испортившими финальные кадры, могла быть ужасной. Андрею даже показалось, что сейчас Владимир Рудольфович прикажет омоновцам-карателям испепелить их вместе с машиной из огнемета. Но режиссер почему-то медлил – он молча смотрел на Пефтиева. Тот, в свою очередь, пялился на режиссера.
– А что, мы разве помешали? – проворковала Ася и вновь припала к толстой соломинке.
– Нет, помогли, – буркнул Карпов.
– А! Рома, помнишь, там же на въезде еще мент стоял? – сказала рыжеволосая Мокрицкая, обращаясь к Мандрыкину.
– Ну, помню. Он мне еще палочкой полосатой махал. Но не буду же я из-за этого останавливаться, хотя он и молоденький такой, смазливенький…
– Он вас остановить хотел. – Ларин уже понимал, что судьба сама свела его с подопечными. – Вы и в Москве так ездите?
Мандрыкин стыдливо потупил взор.
– И в Москве случается.
Ася Мокрицкая несколько раз взмахнула длинными, как сосновые иголки, ресницами и уставилась на Ларина.
– Так тут кино снимают? – наконец-то догадалась она.
– Именно что кино, гламурная вы моя, – произнес Андрей. – И вы, кстати, все испортили. Даже не знаю, почему уважаемый Владимир Рудольфович до сих пор медлит с тем, чтобы вас всех вздернули на этом старом дубе.
– Так вы… тот самый, – с придыханием произнесла Ася, – Федор Белый? Живой? Можно вас потрогать? – И она, не дожидаясь разрешения, коснулась пропитанной потом рубашки Ларина.
– Не совсем. Я дублер. Меня под него загримировали. Но играем мы одного и того же героя.
Пефтиев расплылся в радостной улыбке, глядя на режиссера.
– А вы сам знаменитый Карпов? Владимир, Владимир… – И Пефтиев защелкал пальцами.
– Владимир Рудольфович, – подсказал маститый режиссер.
– Какая честь. Вот уж не думал, что нам придется встретиться здесь. А я-то стою и гадаю – откуда мне ваше лицо знакомо? Я же все ваши фильмы смотрел. Очень правильные, патриотичные. Чувство гордости за нашу многострадальную родину рождают. Американцам такого никогда не снять…
Карпов не стал рисковать и спрашивать, какой из его фильмов больше всего нравится Пефтиеву. Вряд ли бы тот припомнил названия. Он лишь заулыбался в ответ. Покладистость кинорежиссера объяснялась просто. Он тоже узнал Пефтиева, хоть и видел живьем его впервые. Но у киношников взгляд на лица цепкий. Было достаточно Пефтиеву в последние полгода мелькнуть несколько раз на экранах телевизоров, в газетах и журналах в связи с постройкой новой федеральной трассы, как Карпов чисто автоматически занес его образ в свою мозговую картотеку – как одного из очень богатых людей.
К богатеньким у режиссеров очень трогательное отношение. В каждом из них они видят потенциального инвестора, способного вложить деньги в производство очередного фильма, вот и охмуряют их всеми доступными способами. Обычно для этого привлекают актеров-кинозвезд. Ведь и богатеи желают погреться в лучах их артистической славы. Обычно сперва разговор ведется о не очень большой сумме, вполне подъемной. Но кино – дело такое, что, начав производство, его уже невозможно остановить. Скажем, вложен миллион, но оказывается, что эти деньги быстро и безвозвратно потрачены, а материала снято только на треть. И начинает действовать принцип «коготок увяз – всей птичке пропасть». Теперь уже режиссер беззастенчиво раскручивает инвестора на все новые и новые вливания. В результате на съемки уходит три миллиона «зеленых», а кинопрокат вместе с телепоказами и продажей компакт-дисков вернут от силы миллион-полтора. Именно поэтому, из-за возможных инвестиций в киноиндустрию, Карпов решил не поднимать скандал, а попытаться расположить к себе Пефтиева.
Маэстро стал улыбчив – прямо-таки засветился изнутри. Он поднес мегафон ко рту и милостиво проинформировал своих киноподданных: всю съемочную группу:
– Пока перерыв на час. А там посмотрим.
И Пефтиеву, и Мандрыкину, и тем более Асе раньше не доводилось бывать на съемочной площадке. А потому их прямо распирало от любопытства. К тому же перед ними был настоящий динозавр отечественного кинематографа – сам Владимир Рудольфович Карпов, лауреат многочисленных премий, победитель кинофестивалей, в его фильмах снялись почти все звезды. Правда, такие успехи по большей части объяснялись не исключительными талантами режиссера, а его умением налаживать контакты с нужными людьми, входить к ним в доверие. Что-что, а это Карпов умел лучше других коллег по цеху. То пригласит на роль второго плана бездарную актрисочку – любовницу важного человека из администрации, то снимет в эпизоде умильную внучку вице-премьера… Короче, в арсенале Владимира Рудольфовича имелось бесчисленное количество совсем не затратных способов задобрить людей, от которых зависит финансовое вливание в кинематограф.
– Монитор ко мне, – распорядился Карпов и тут же дружелюбно улыбнулся Пефтиеву. – Я смотрю, вам интересно, так что можете задержаться, если хотите.
– А мешать не будем? – Владлен Николаевич оттаял душой, а потому стал чрезвычайно вежливым и предупредительным.
«Кажется, клиент уже на крючке», – с удовлетворением подумал Карпов, а вслух произнес:
– Что вы, какое мешать? Мне всегда интересно обкатать снятый материал на человеке со стороны. Согласитесь, кинематограф – это всегда магия, волшебство. Вроде бы снимаешь все, что может происходить и в реальной жизни, а потом получается чудо. На монтажном столе возникает произведение искусства.
Перед Карповым на низкий столик поставили монитор. Оператор уже вставлял кассету с отснятым за сегодня материалом. Услужливая девчушка-администратор тут же воткнула за спиной режиссера в землю огромный пляжный зонтик. С Карповым обходились, как с арабским шейхом – не хватало только темнокожего холуя с опахалом из страусиных перьев.
– А вы в самом деле дублер Белого? – Ася держалась поближе к Ларину. – Или из скромности наивную девушку обманываете?
– Слава меня не тяготит, – уклончиво ответил Андрей.
– Вау, как интересно.
Карпов щурился на монитор и бросал короткие реплики ассистентке. Та записывала каждое его слово в блокнотик. Так секретари императоров и полководцев фиксировали каждое слово своих хозяев.
– От третьей с половиной минуты до седьмой все супер. А вот с седьмой по десятую выбросить в корзину. Можно даже пленку не проявлять, – веско бросал Владимир Рудольфович, отбирая пригодный материал, при этом сам делал пометки в режиссерском сценарии.
Пефтиев, Мандрыкин и Ася прониклись важностью момента. При них творилось искусство.
– И какую часть фильма вы сегодня сняли? – поинтересовался Пефтиев.
Карпов снисходительно улыбнулся и загадочно произнес:
– А вы сами как думаете, уважаемый Владлен Николаевич?
– Минут десять, наверное.
– Материала у нас отснято двадцать пять минут с трех камер. А в фильм войдет всего две с половиной минуты. – Карпов маркером отчертил две линии в режиссерском сценарии. – Вот так-то. Каторжный труд. Это как алмазы или крупинки золота добывать, перемывая тонны пустой породы. А съемочная смена, между прочим – такая, как сегодня, – обошлась чуть меньше шестидесяти тысяч долларов. Вы же сами понимаете: гонорары актерам, зарплата группе, постройка декораций, массовка, пожарникам заплати, полиции за то, чтоб съемочную площадку оцепили и никого не пускали… Одной ржи полгектара сожгли.
– Очень извиняюсь, что мы прямо под камеру въехали. Надо было полицейскому не палочкой махать, – Пефтиев покосился на Мандрыкина, – а пистолет вынуть и посреди дороги стать. Тогда даже мой заместитель притормозил бы.
– Ладно, бывает, – проворчал Карпов и поднял ладонь, показывая, чтобы ему не мешали.
На экране проплывали планы горящих изб.
– Какое шило, какое шило!.. Нет, это в фильм ставить нельзя. Сразу видно, что это не настоящая русская изба, на века поставленная, пылает, а дурилки картонные, карточные домики. Нет-нет, эти планы придется переснимать. С ними мне «Оскар» не светит.
– А у вас сколько «Оскаров» уже есть? – с придыханием поинтересовалась Ася.
Карпов протяжно вздохнул и покачал головой.
– Интриги, интриги… Талантливым русским людям все завидуют на гнилом Западе. Всегда буржуи обходили меня с этой премией, – Карпов состроил мужественное лицо и убежденно произнес: – Но я, дорогие мои, еще подышу на «Оскара». – И Владимир Рудольфович очень талантливо изобразил, как дышит на невидимую статуэтку, а затем полирует ее рукавом замшевого пиджака. – А у вас, девушка, внешность очень кинематографическая.
– Вы так думаете? – оживилась Ася.
– А вот горящий крест еще отлично смотрится. Великолепная находка, – вставил Мандрыкин, который из-за своей сексуальной ориентации считал себя продвинутым в вопросах искусства.