– Вы так думаете? – оживилась Ася.
– А вот горящий крест еще отлично смотрится. Великолепная находка, – вставил Мандрыкин, который из-за своей сексуальной ориентации считал себя продвинутым в вопросах искусства.
– Хорош символ. Просто гениальный, – не удержался и вновь похвалил сам себя Карпов. – В сценарии этого не было. Сам придумал, приснилось мне ночью. А до этого целую неделю в депрессии ходил – понимал, что финальной точки нет в сцене. И вот ночью сатори на меня снизошло.
– Что-что? – не понял Пефтиев.
– Сатори, – повторил Карпов. – Ну, это у японцев так просветление называют.
– А, теперь понятно. Просветление, значит…
На экране монитора появились финальные кадры. Из дыма возле пылающего костра выехал бездуховно огромный и дорогой «Хаммер». Каратель-нацист, поливавший крест из огнемета, покосился на машину, словно раздумывал – а не поджечь ли и ее? Именно в таком виде и застыл на экране стоп-кадр.
– Кое-что подправить можно. На компьютере немного тумана подпустим, карателей размножим, а то маловато их как-то. Масштабности не хватает. Вот только горящие избы надо будет переснять. На общих планах еще ничего, когда вся деревня горит. А крупняки – полный отстой. – Карпов повернулся к Ларину, который все еще был одет партизанским командиром. – Значит, так, Андрей, отыщешь мне к завтрашнему дню парочку довоенных изб. Купишь их, только чтоб никакого шифера. Соломой должны быть крыты или тесом. Будь готов, чтобы их разобрали и привезли на площадку. Тут сложим и подожжем. Я уже вижу, как они в кадре на закате дня углями рассыпаются. Ты понимаешь, вижу.
– Сделаем, Владимир Рудольфович, – пообещал Ларин и, тут же поискав глазами одного из карателей-омоновцев, подозвал к себе.
Андрей прекрасно знал, что городские в ОМОН служить не идут. Обычно туда заносит сельских парней после армии, которым неохота возвращаться в родные деревни.
– Знаешь, где поблизости пара нежилых изб стоит, старых, до войны построенных? – спросил он.
– У нас в деревне есть. Только хозяева у них имеются, в городе живут. Если надо, я с ними договорюсь – за хорошие деньги уступят, – охотно предложил свою помощь в том, чтобы сжечь часть родной деревни, страж порядка, переодетый гитлеровским карателем.
– За хорошие – это сколько? – прищурился Ларин, ведь по должности ему полагалось экономить бюджет фильма.
И тут вмешался Пефтиев:
– Владимир Рудольфович, все-таки не зря меня вам бог послал. Избы не проблема. Этого добра могу предоставить столько, что даже хватит снять пожар Москвы тысяча восемьсот двенадцатого года, и абсолютно бесплатно.
– И каким это образом? – удивился режиссер.
– Мы же дорогу в здешних местах строим. Дома десятками под снос идут. Могу лично показать – будет из чего выбрать.
– Как-то неудобно вас напрягать, вы ведь человек занятой, – засомневался Карпов, но от самой услуги не отказывался. – Может, поручите помощнику своему…
– Мне будет приятно оказать услугу отечественному кинематографу. Так сказать, войти в вечность. Потом будем с друзьями фильм смотреть, и я скажу: а вот эти избы Карпову я предоставил. Ну и вы в интервью каком-нибудь меня добрым словом помянете. Бесплатная реклама получится.
– Похвально, похвально. Вы меня сильно выручите, – расплылся в улыбке Владимир Рудольфович, прочувствовав, что Пефтиев попался – увяз тот самый коготок, из-за которого может пропасть вся птичка.
Не зря же существует термин «человек, отравленный искусством». И Пефтиев им «отравился», соблазнился прикоснуться к вечности.
– Вы никогда не участвовали в финансировании кинопроизводства? – осторожно спросил Карпов.
– А что – прибыльно? – прищурился Владлен Николаевич.
– Прибыль прибыли рознь, – расплывчато пояснил Владимир Рудольфович. – Пусть вам мой линейный продюсер все объяснит, если вы не против. Он специалист. Андрей, можешь говорить абсолютно открыто. А я пока соберу команду, потом вместе поедем избы смотреть. – Режиссер решил не откладывать дело в долгий ящик.
Ларин с Пефтиевым прогуливались по песчаному проселку. Пожарники, обслуживающие съемки, гасили догорающие декорации, подогнав машину и забросив в озеро шланг-кишку. Омоновцы, переодетые карателями, умывались в озере. Жнеи из массовки, расстелив на траве скатерти, выставляли снедь, термосы, кормили детей. Технический персонал попивал кофе, закусывая бутербродами.
– …Владлен Николаевич, – открывал элементарные тайны кинопроизводства Ларин, – Карпов абсолютно правильно заметил, что прибыль прибыли рознь. И вы, как крупный бизнесмен, с этим наверняка сталкивались. Скажем, прибыль может быть легальной: деньги на счетах, их происхождение легко объяснить, и налоги с них уплачены. Такая прибыль в радость и в пользу. А есть другая прибыль…
– Черный нал, – ухмыльнулся Пефтиев. – Незаконные схемы, взятки, откаты…
– Вот именно, – согласился Ларин. – И вот таких денег в России, происхождение которых владелец сможет объяснить только под пытками, чуть ли не половина. И если «каждый охотник желает знать, где сидит фазан», то каждый бизнесмен, если хочет спокойной жизни, желает перевести «черные» деньги в «белые». Если помните, была в начале девяностых такая телевизионная реклама одного из первых российских частных банков: «Из тени в свет перелетая».
– Как же, помню, – заулыбался Пефтиев. – Неприкрытая реклама подобных услуг.
– Слоган они, кстати, взяли из классической поэзии. Это Тарковский-старший написал, который поэт, его стихи про бабочку. А сын его – гениальный кинорежиссер. Вы его фильмы любите?
– Слышал о нем, – честно признался в своей необразованности Владлен Николаевич. – Но посмотрю обязательно. Ведь если вкладываться в киноиндустрию, то нужно знать процесс изнутри.
– Абсолютно справедливо… Ну, так вот, честно должен вас предупредить – на самом деле кино настоящей прибыли не приносит. В российских условиях фильм стоит всегда дороже, чем потом можно выручить с его продажи.
– Но, тем не менее, серьезные люди вкладываются в кино. Не из чистой же любви к искусству, – наморщил лоб Пефтиев. – В чем же прикол?
– А прикол в том, что кинопроизводство – это огромная стиральная машина для денег.
– Каким же образом? – По тону стало понятно, что этот вопрос Пефтиеву небезразличен.
– Четыре пятых всех расчетов в кинопроизводстве, – уверенно вещал Андрей, – производится наличными деньгами прямо на месте. Скажем, сегодняшняя массовка. Наш кассир всем участникам раздаст деньги прямо из мешка. То же касается расчетов за аренду транспорта, жилья, расчетов со сценаристами, актерами… Короче, по бумагам проходит лишь малая часть денег. В результате фильм оказывается снят чуть ли не за копейки.
– Но в то же время, – Пефтиев уже просекал фишку, – его владельцем становится инвестор – тот, кто вложил в него черный нал и малую толику белых денег.
– Конечно, – согласился Ларин. – И потом он имеет право абсолютно легально продавать его кинопрокату, телевизионным каналам… И заметьте, Владлен Николаевич, все вырученные деньги уже абсолютно легальные, в отличие от вложенных. Вот так они и перелетают «из тени в свет». Мол, повезло, хороший фильм получился, его охотно и за большие деньги покупают. Такая вот стиральная машина для грязного бабла. По такой схеме работает и большинство частных галерей, торгующих живописью. Покупают картину за сто долларов, а потом через кассу проводят, будто ее приобрел за десять тысяч какой-то неизвестный покупатель. Потом налоговая полиция ищи этого покупателя – не найдете. А деньги через кассу уже отмыты. Заплати с них налоги и спи спокойно.
– Интересно, интересно, – приободрился Пефтиев. – Точно вам говорю – не зря нас судьба свела.
– Вот и я так считаю, – улыбнулся в ответ Андрей.
– Я подумаю. И, возможно, наше сотрудничество станет долговременным, – пообещал Владлен Николаевич.
Ларин с Пефтиевым дошли до озера и повернули назад. Судя по всему, группа для выезда уже была готова. На песчаном проселке стояли съемочные машины, «пожарка». Ася с Мандрыкиным зачарованно слушали знаменитого режиссера. Тот говорил эмоционально, размашисто жестикулировал, но слов Ларину не было слышно – их сносил ветер.
* * *
Поджог гламурного «Кадиллака», принадлежавшего Мандрыкину, стал, конечно же, для провинциального городка событием эпохальным. Естественно, подключились следователи. Быстро выяснилось, что поджог был организован подручными средствами. Так что версия владельца о том, что на его собственность покушались бандиты, подверглась сомнению. Просто кто-то сумел незаметно подсунуть в колесную арку поближе к бензобаку бутылку с горючей смесью. В пробку был вставлен подожженный фитиль – этакий примитивный замедлитель. Длина фитиля, скорее всего, была отмерена таким образом, чтобы машина полыхнула раньше, чем в нее сядет Мандрыкин. Кто и когда успел подсунуть «адскую бутылку», так и не было выяснено. Единственные, кто могли хоть что-то припомнить, хотя и не находились возле машины с самого начала ее пребывания на площади, были лейтенант и сержант дорожно-постовой службы. Они дали показания, что видели рядом с «Кадиллаком» мотоциклиста в кожаной куртке и в шлеме с зеркальным забралом. Из номера транспортного средства сержант запомнил лишь две цифры, да и то не мог с уверенностью сказать, в каком порядке они были расположены. О старушке с лукошком главные свидетели упомянули вскользь – мол, видели ее, с любопытством смотрела на пылающую машину. Так ведь и десятки других стариков пялились на невиданное в их краях зрелище. Даже в Москве не каждый день коллекционные «Кадиллаки» поджигают!
