было немалое столпотворение, но уже «белой» публики. Проехав еще сотню метров, мы наконец затормозили, подскочивший лакей, одетый в расшитую золотом ливрею, торопливо открыл дверь кареты.
— Ну что готовы? — Я оглядел самых близких мне людей и ободряюще улыбнулся. — Вперед!
Я спрыгнул на расстеленный по брусчатке «парадный» ковер — бросил обеспокоенный взгляд наверх: утром там гуляли подозрительные тучки, но сейчас их растянуло и небо радовало чистой, незапятнанной голубизной — и повернувшись подхватил на руки жену, после чего аккуратно поставил ее на пол. Сын спрыгнул сам. Обернулся к собравшейся толпе, которую отрезало от непосредственного места действия гвардейское оцепление и улыбнувшись помахал им рукой. Тут такая работа на публику была в общем-то не принята, но почему бы не добрать себе пару лишних вистов, глядишь, в будущем пригодится. Мало ли еще какие непопулярные решения придется принимать.
У Красного крыльца меня встречали хлебом-солью члены коронационного комитета, что символизировало единение монарха с народом и принятие его в обители царской власти. После этого все причастные под пение церковного хора — я бы предпочел оркестр и что-то более веселое, но да ладно — мы скопом отправились в Успенский собор, где и должна была пройти сама коронационная служба. Саму службу описывать смысла нет, она мало чем отличалась от десятков других подобных пусть и отслуженных по другим поводам. Разве что в этот раз мы с Александрой не стояли на своих двоих, а восседали на специально доставленных вместе с остальными царскими регалиями тронах времен еще прапрапрадеда Алексея Михайловича.
В конце литургии нам помазали лоб миром, а потом епископ Серафим преподал причастие. В подробности церемонии я собственно не вдавался и просто следовал указаниям специально обученных для этого людей.
После церемонии в Успенском соборе мы по очереди посетили Архангельский и Благовещенские соборы, а потом я, уже в статусе полноценного коронованного императора поднялся на то самое Красное Крыльцо на которое к народу выходили еще Рюриковичи. Было в этом что-то мистическое — связь поколений через века.
Сколько видело это самое Красное Крыльцо? Оно видело Ивана Грозного, смуту, поляков, сидевших тут в осаде и от голода жравших человечину. Тут выбирали первых Романовых, тут бунтовали стрельцы а Русское Царство становилось империей. Петр — все три штуки, Елизавета, Екатерина. Павел и Александр. Каждый камень просто фонит историей, здесь место силы русского народа.
Не знаю, что на меня нашло, но я коротко поклонился толпе — этого опять же в программе церемонии не было — а потом опять помахал руками. Такие действия тут же привели людей в экстаз, и не скажешь, что эти же представители высшего дворянства империи чуть ли не в открытую угрожали мне из-за проводимой крестьянской реформы. А уж сколько анонимных угроз пришло на имя нового императора и не счесть. Люди Бенкендорфа заколебались бегать отлавливать сраных шутников.
— Мои подданные. Россияне! — Едва я начал свою речь, люди внизу мгновенно затихли, ловя каждое слово императора. Ну и просто в отсутствие каких-то электронных усилителей голоса, даже минимальный шум такой толпы, а передо мной стояло несколько тысяч мужчин и женщин, легко был забил речь одного человека. — Коронация сегодня отличается от всех прочих, виданных в Первопрестольной ранее. Ведь раньше восшествие на престол нового царя всегда означало смерть старого. Это была радость и горе одновременно. Я вижу в том, что мой брат Александр жив и здравствует, доброе знамение для всего будущего правления. Оно, как вы уже знаете началось со знаменательного события: крестьяне, русские, православные, наконец получили давно чаемую волю…
В целом, речь которую я написал самостоятельно и несколько вечеров заучивал и репетировал перед зеркалом, получилась не слишком огненной. Не было у меня особого ораторского дара, дабы одним словом зажигать сердца людей.
Но, в общем, и так получилось не плохо. Я коротко рассказал о том, что уже было сделано и еще более коротко — о тех достижениях, которые еще только предстояло достигнуть. Пообещал стабильность, развитие, приращение территориями и вообще все хорошее и отсутствие всего плохого. Такая вот получилась стандартная предвыборная речь с поправкой на то, что выбираться мне никуда не нужно было.
А потом был большой пир в Грановитой палате, людям же на Красной площади, приведенной по случаю коронации в порядок, выставили бочки с вином и угощение от императора. Уверен, что такой подход им понравился куда больше чем любые слова.
* * *
просьба от автора. если вы сильно желаете покритиковать какие-то отдельные утверждения заявленные в книге, сюжетные ходы или действия ГГ — делайте это аргументировано и с предложением альтернативы. если вы сами не можете придумать ничего лучше, то возможно устраивающего вообще всех решения проблема просто не имеет. а критиканство ради критиканства неконструктивно по своей природе. спасибо.
Глава 3
По окончании коронационных церемоний, затянувшихся в итоге на целый месяц, мы вместе со всей семьей от правились в небольшое путешествие на юг. К Чёрному морю, в Крым.
Вообще-то Александра хотела съездить куда-нибудь на Средиземное море, в Неаполь или южную Францию, однако там вновь было не спокойно, — в Неаполитанском королевстве опять попытались скинуть короля местные республиканцы, а Франция активно готовилась к нападению на Алжир — поэтому пришлось ограничиться собственными курортами.
В марте этого года императору французов Наполеону II исполнилось восемнадцать лет, и он наконец избавился от опеки регентского совета. Не полностью, конечно, такой переход никогда не бывает одномоментным, однако формально вся полнота власти теперь принадлежала юному императору. А с ней и ответственность за страну, куда без этого.
С данным событием, собственно, и связывали поспешность, с которой французские войска готовились к броску через Средиземное море. Ну еще и с тем, что англичане со своим разбросанным по всему миру флотом просто не могли отреагировать на такую стремительную операцию оперативно. Впрочем, слово островитян в этом варианте истории все же не было столь весомо для Парижа. Как ни крути, Франция тут гораздо сильнее той, что была в 30-ые годы в моем мире.
Утверждение на троне молодого Наполеона подстегнуло еще один процесс, который для союза Берлина и Петербурга был достаточно тревожным. Почти сразу поле получения в свои руки власти, император публично простил свою мать Марию-Луизу и призвал ее вернуться в Париж к семье из Вены, где та приживала последние семь лет после смерти своего мужа.
Вроде как попытка императрицы ухватить верховную власть империи при внешней помощи Вены была великодушна забыта,
