что сын это лучшее, что он сделал в своей жизни. И ревел белугой. Чё реветь, сам же выбрал, как карты на стол лягут. Оле Лукойе, горе-луковое.
Вальяжно спускаемся по бесконечным ступеням вниз к основному дворику, где расположена основная фасовка рыбы из трёх прудиков, в которых плавает разнообразная форель и осётры. Проходим прямо, не доходя до пивоварни со всратым логотипом из страдающего средневековья, и занимаем столик за большой печью.
— 300 грамм Царской, шашлык из осётра и фирменные соленья
Прошу я официанта в коричневой флиске, в Гюмри уже в октябре довольно прохладно, тем более в ущелье, после захода солнца.
— И пилзнера два по ноль пять, пожалуйста.
Вставляет Игорёк, явно не планирующий расследовать дело в бодрости и здравом уме.
Никакого плана нет, одна импровизация, даже начало которой смутно представляется в нашем общем уме. Моя первая мысль, это слоняться с сигаретой по всему пространству рестика, следя за персоналом и необычными помещениями. Иду мыть руки, на улице вижу молодую официантку и Игоря, который курит, облокотившись над её головой в стену веранды. Он указывает ей на мостик, между бассейном для рыбы и очищающими воду сооружениями, который ведёт на левый отрог ущелья, чуть правее от 102й базы. Оттуда спускаются такие же пацаны, в таких же флисках, как и наш официант. Они несут узкие паллеты, замотанные чёрным полиэтиленом к фасовочному центру и складывают в ряд перед контейнером, куда падает рыба перед разделкой.
Игорь замечает эту процессию и направляется к ней. Я, более прозаичный, сразу иду к выходу из будки всех заказов и спрашиваю ребят на «кассе» номер заказа. Ребята отвечают, что эта рыба является межскладским перемещением. Вижу, как Игорь уже направляется в ту сторону входа в помещение, откуда вышли рабочие и перехватываю его по пути:
— Ребята на кассе сказали, что там склад заморозки, пойдём ещё поспрашиваем в пивоварне, может они подскажут, где основной склад ресторана?
Шёпотом говорю Игорю и хватаю его за локоть.
— Не, там точно нужно посмотреть, я думаю, что это сто процентный джекпот.
Вырывается Игорь и тычет в сторону входа.
— С первого раза?
Отвечаю, пытаясь удержать его на месте с кислой и ироничной улыбкой.
— Сегодня мой день.
Широко ощеряясь, подмигивает мой коллега и бодрым шагом направляется к входу.
Мрак безоконного помещения мгновенно погружает нас в секционность разделения пространства: около тридцати квадратных метров ангара были разделены пятью четырёхэтажными стойками с тёмными силуэтами на каждом отделе. Игорь врубил фонарик на телефоне и начал изучать содержимое ячеек. Внутри каждого паллета на незамотанных небольших поддонах лежали небольшие «птички» с чёрными, поглощающими свет винтами.
— Коль, посмотри это мавики?
— Откуда мне-то знать. Может это для съёмки?
Спрашиваю я.
— Нет, это мавики, с зарядами.
Отвечает Игорь.
— Успокойся, это максимум разведчики, это лишняя накладка собирать боевую часть так далеко от границы.
Говорю я, и понимаю, что несу какую-то дичь. Умри не так далеко от границы не нашей войны. Отбросить.
— Игорян, фотай, сейчас Анаит скинем, потом подведём уже материал.
— Коль, это наши номера, не армянские.
Игорь несёт один из дронов ко мне и улыбается дежурной улыбкой.
— Какая разница, они же на Арцах полетят.
Отвечаю.
— Коль, номера наши, без загогулин.
— Тебе какая разница, положи, где взял и сфоткай без номера.
— Не, чел, это беспонт какой-то, походу заказ.
Здание ангара гремит, будто в него спустился огр из властелина колец и шарит палицей, чтобы выцепить за мифриловую кольчугу Фродо из темноты закоулков подземелья.
Игорян как-то забавно и быстро присел внутрь себя на корточки и плюнул тёмным комком изо рта. Начал дышать по-собачьи и плакать одновременно.
— Коль, Коля, Коля, Коля, Коля, Коля, Коля, Коля, ой, ой, ой, блять, больно мне, блять, больно-о.
А я слышал такое. И «больно», и «Коля, Коля». Да всем, больно. И когда по каске башка разлетается, вихрем заворачиваясь раскуроченным мозгом. И когда в штаны гранату с разомкнутыми усиками засовывают. И когда голова виснет на коже с перерубленным кадыком и шейными позвонками. И когда внутрь себя типы складываются, вот как Игорян сейчас. Компьютерные игры к этому не готовили. Когда человек горит, он не катается по земле. Когда человек умирает, он не смотрит загадочно в небеса. И ребята в закрытых гробах приезжают не для загадочности.
Я убираю ствол в пакет, убедившись, что Игорь уже не встанет. Никто не бежит, чтобы схватить меня или зафиксировать факт смертоубийства. Спектакль окончен, гаснет свет, как поёт черниковская хата. Всем плевать, кому надо знать, тот знает. Сын Игоря вырастет и станет айтишником, жена выйдет замуж за военного и будет счастлива до конца своих дней. А беспилотники полетят туда, куда надо кому-то.
