Это обращение к ее тщеславию, как ни искусно сделанное, не вызвало никакого ответа. Женщина продолжала молчать, позволяя мужу продолжить объяснение. Он продолжал:
– Нет смысла закрывать глаза на наше положение. Мы оба говорим правду. Мы поступили глупо. Твоя красота лишила меня возможностей в жизни: и моя … гм… привлекательная внешность, если можно так выразиться, сделала то же самое с тобой. Любовь была взаимная, и вред тоже обоюдный – короче, мы оказались в проигрыше.
– Справедливо. Продолжай!
– Но перед нами новые возможности! Я сын бедного священника; ты … впрочем, нет смысла говорить о семейных делах. Мы приплыли сюда в надежде улучшить наше положение. Земля млека и меда оказалась для нас полной желчи и горечи. У нас осталось только сто фунтов. Что мы будем делать, когда они кончатся, Фэн?
Фэн не могла ответить.
– Со стороны местного света мы не можем ждать снисходительности, – продолжал авантюрист. – Когда кончатся деньги, что я смогу сделать – что сможешь сделать ты? Я не умею ничего, могу лишь водить наемный экипаж; тебе придется настроить свой музыкальный слух на шум швейной машины или на скрип катка для белья. Клянусь небом, нам этого не избежать!
Бывшая красавица Бромптона, в ужасе от подобной перспективы, вскочила с кресла и снова принялась расхаживать по комнате.
Неожиданно она остановилась и, повернувшись к мужу, спросила:
– Ты меня не обманешь, Джек?
Вопрос был задан серьезно и искренне.
– Конечно, нет. Как ты можешь во мне сомневаться, Фэн? Мы оба заинтересованы в этом деле. Можешь верить мне!
– Тогда я согласна, Дик. Но берегись, если ты меня обманешь!
На эту угрозуДик ответил облегченным смехом и в то же время приложился поцелуем Иуды к губам, которые его задали.
Глава VII
Послушная дочь
– Офицер, только что вернувшийся из Мексики, капитан или что-то в этом роде; служил в части, специально созданной для этой войны. Конечно, незначительный человек!
Таково было заключение вдовы торговца.
– Ты узнала его имя, мама? – спросила Джули.
– Конечно, моя дорогая. Клерк заглянул в книгу регистрации отеля – Мейнард.
– Мейнард! Если этот тот самый капитан Мейнард, о котором писали газеты, он совсем не ничтожный человек. В сообщениях так не говорилось. Ведь это он возглавил сопротивление в совершенно безнадежном положении у С.; он был первым на мосту в месте с абсолютно непроизносимым названием!
– Вздор о безнадежных положениях и мостах! Это ему не поможет, теперь, когда он в отставке, а его часть распущена. Он теперь без пенсии и жалованья; подозреваю, что у него совершенно пустые карманы. Я узнала все это от слуги, который его поджидал.
– Можно ему посочувствовать в этом.
– Сочувствуй сколько хочешь, дорогая; но не позволяй, чтобы это зашло дальше. Герои по-своему хороши, когда у них достаточно долларов. Но без денег в наши дни они ничего не стоят; и богатые девушки больше не выходят за них замуж.
– Ха-ха-ха! Кто думает о том, чтобы выйти за него? – Этот вопрос одновременно задали дочь и племянница.
– Никакого флирта, – серьезно предупредила миссис Гирдвуд. – Ничего подобного я не позволяю, особенно с ним.
– А почему особенно с ним, дорогая матушка?
– По многим причинам. Мы не знаем, кто он такой и кем может оказаться. Кажется, он здесь ни с кем не знаком; и его никто не знает. Он чужой в этой стране; считают, что он ирландец.
– О, тетя! Я не буду хуже думать о нем из-за этого. Мой собственный отец был ирландцем.
– Кто бы он ни был, это храбрый и вежливый человек, – негромко заметила Джули.
– И к тому же красивый! – добавила Корнелия, украдкой взглянув на кузину.
– Я думаю, – продолжала Джули, – что тот, кто взбирался на осадные лестницы, не говоря уже о мостах, кто с риском для жизни поднял двух не очень легких молодых леди на вертикальный утес, может обойтись без представлений в обществе, даже если речь идет о Дж., Л. и Б. – «сливках », как они себя сами называют.
– Пфф! – презрительно воскликнула мать. – Любой джентльмен поступил бы так – и по отношению к любой леди. Да он даже не делал разницы между вами и Кезией, которая со своим свертком так же тяжела, как вы обе вместе взятые!
Это замечание заставило девушек рассмеяться; они вспомнили, какой нелепый вид был у негритянки, когда она поднималась на утес. Если бы она не поднималась последней, наверно, вспоминать им было бы не так смешно.
– Что ж, девушки, я рада, что вам весело. Можете смеяться, сколько угодно; но я говорю серьезно. В этом направлении не должно быть ни брака, ни флирта. И не хочу, чтобы вы это обсуждали. Что касается тебя, Корнелия, то я не собираюсь следить за тобой. Конечно, можешь действовать, как захочешь.
– А я не могу? – сразу спросила величественная Джули.
– Тоже можешь, моя дорогая. Выходи замуж за капитана Мейнарда или любого другого мужчину, который тебе понравится. Но если ты сделаешь это без моего согласия, удовлетворись своими карманными деньгами. Помни, что миллион, оставленный отцом, пожизненно принадлежит мне.
– Помню!
– Да. И если будешь поступать вопреки моим желаниям, я проживу еще тридцать лет из злобы – пятьдесят, если смогу!
– Ну, мама, могу сказать, что ты откровенна. Прекрасная перспектива, если я тебя ослушаюсь!
– Но ты ведь не ослушаешься, – ласково сказала миссис Гирдвуд. – Ты понимаешь, что для тебя хорошо. Не зря твоя дорогая мама столько времени и сил потратила на твое воспитание. Кстати, говоря о времени, – продолжала «дорогая мама», доставая с пояса часы, украшенные драгоценными камнями, – бал начнется через два часа. Отправляйтесь в свою комнату и переоденьтесь.
Корнелия послушла вышла, прошла по коридору и зашла в номер, отведенный ей и Джули.
А Джули, напротив, направилась на балкон.
– Будь проклят этот бал! – сказала она, поднимая руки и зевая. – Я бы лучше легла в постель!
– Почему, глупая девочка? – спросила мать, вышедшая вслед за ней.
– Мама, ты знаешь, почему! Будет то же самое, что на последнем балу – мы в одиночестве среди этих высокомерных людей. Я их ненавижу! Как бы мне хотелось их унизить!
– Сегодня ты это сделаешь, моя дорогая.
– Как, мама?
– Ты наденешь мою диадему. Последний подарок мне твоего дорогого отца. Она стоила ему двадцать тысяч долларов! Если бы мы могли привесить к бриллиантам ярлычок с ценой, как бы завистливо на них смотрели! Ну, неважно; я думаю, и так догадаются. Так, моя девочка, мы их унизим!
– Не очень!
– Не очень? Бриллианты на двадцать тысяч долларов! Да другой такой тиары нет в Штатах. Ничего подобного на балу не будет. Бриллианты сейчас в моде, и ты получишь возможность торжествовать, достаточно, чтобы ты получила удовлетворение. Может быть, когда мы снова вернемся сюда, у тебя, кроме бриллиантов, будет и другое украшение.
– Какое?
– Геральдическая корона! – ответила мать шепотом на ухо дочери.
Джули Гирдвуд вздрогнула, как будто эти слова совпали с ее тайными мыслями. Выросшая в роскоши, она привыкла иметь все, что можно купить за золото; но есть то, что не купишь за золото, – вход в те загадочные круги, которые именуются «общество», сливки сливок.
Даже в непринужденной атмосфере курорта она чувствовала, что они не приняты. Как и ее мать, она обнаружила, что Ньюпорт – слишком фешенебельное место для семьи нью-йоркского розничного торговца, как бы успешно он ни продавал свои товары. То, что сказала мать, соответствовало смутной картине, рисовавшейся в воображении дочери; и слова «геральдическая корона» подорвали шансы капитана Мейнарда гораздо больше, чем долгая материнская лекция на любую тему.
Мать все это знала. Она не приучила свою дорогую Джули к романтическому неповиновению. Однако в этот момент ей показалось, что нужно продолжать ковать железо. И она заговорила снова:
– Геральдическая корона, моя любовь; а почему бы и нет? В Англии есть лорды, во Франции графы, их десятки; они будут рады ухватиться за то, что ты обещаешь. Миллион долларов и красавица – не нужно краснеть, дочь, – эти два обстоятельства не часто совпадают, их не подберешь на улице – ни в Лондоне, ни в Париже. Награда, достойная князя! А теперь, Джули, еще одно слово. Буду откровенна и скажу тебе правду. Именно с этой целью, только с этой мы едем в Европу. Обещай держать своей сердце свободным и отдать руку тому человеку, которого я для тебя выберу, и в день свадьбы я отдам тебе половину состояния, оставленного твоим покойным отцом.