– Павлюк! – окликнул он матроса, который, судя по доносящимся из соседней каюты звукам, до сих пор занимался взломом матросских рундуков, – бери, что нашел и иди сюда.
– Тута я, вашбродь! – Павлюк вышел из матросского кубрика, прижимая одной рукой к груди сверток с какими–то предметами, а второй удерживая массивный корабельный топор.
– Возьми мешок, а я последний кубрик осмотрю! – Арсенин с видимым облегчением поставил одеяло с сундуком на палубу и шагнул в офицерскую каюту.
Каюта отличалась от матросской только обеденным столом, принайтованным посередине, да наличием всего двух двухъярусных коек. Бегло осмотрев рундуки, которые никто не удосужился запереть, Арсенин обнаружил кучу различной одежды да необходимых в быту моряка вещей, но на какие–либо документы не было и намека. Закончив досмотр, так и не давший ответов на вопросы, Арсенин крикнул Павлюка и вышел на палубу.
Возле ходовой рубки его поджидали Коротков и двое матросов из двух других партий. Увидев Арсенина, Коротков явно обрадовался.
— Вот и капитан! Теперь давай, Самсонов, сам все капитану и расскажи!
– Так что, ваше благородие, в форпике нашли мы еще одного мертвяка с ружжом. Он, видать, пулю в горло получил, да не сразу померши. В форпик залез, да там Богу душу и отдал. На нижней палубе да в трюме ящики какие–то стоят. Чего в тех ящиках, что на палубе, мы ишо не смотрели, а в тех, что в трюме положеты, там ружья лежат. Сколь точно – врать не буду, однова – много их, таких ящиков–то.
– Благодарю за службу, – Арсенин кивком поблагодарил матроса. – Боцману скажи, что я распорядился на вечерней чарке всем, кто в досмотровые партии ходил, двойную порцию выдать. А сейчас собирай людей и на «Натали» возвращайтесь. Павлюк! Стой! Тебя эта команда не касается, ты со мной пойдешь. Ну а у вас какие успехи, Иван Федорович?
– Да ничем особенным похвалиться не могу, – Коротков скромно пожал плечами, – помимо тех мертвецов, что вы уже видели, мы еще двоих в шлюпке нашли, оттуда отстреливались… От кого – не ясно… Ни карт, ни коносаментов, ни каких иных бумаг мы не нашли, только в ящике флагов стран разных, поди, десятка с два. Чье судно, куда шло, с кем воевало и почему, один Господь ведает. Хотя, исходя из того, что сейчас во французском Сиаме вовсю война идет, можно сделать некоторые предположения. Только зачем? Мы ж не полиция, в конце–то концов. А с судном, грузом да с мертвым экипажем, что делать–то будем, а, Всеслав Романович?
– Мертвецов отпеть да по морскому обряду схоронить… – начал отвечать на вопросы старпома Арсенин, но закончить фразу не успел.
– А по какому обряду отпевать–то будем? Вдруг они католики или вовсе лютеране, не приведи Господи? – озабоченно произнес Коротков. – Мы–то все православные, не нехристи какие…
— Вот по православному обычаю и отпоем, — отмахнулся Арсенин. — Я сам молитву прочитаю. Вера у нас, быть может, и разная, но кровь одна — соленая. По добру или по худу они жизнь прожили, того нам не ведомо, а без молитвы хоронить не хорошо будет. Теперь дальше. Груз весь перенести на «Натали», во Владивосток прибудем — продадим. По призовому праву груз наш, а винтовочки, они не копейки стоят, так что хороший приварок к жалованию для всего экипажа выйдет. Да и не только от винтовок.
Пресекая еще незаданный вопрос Короткова, Арсенин указал на одеяло в руках у Павлюка.
— В мешочке этом приварка как бы ни больше, чем от груза найденного будет, но об этом на родном борту поговорим. А сейчас возвращаемся. Как переберемся, вы, Иван Федорович, боцману распорядитесь, чтобы находки на наш борт живенько перенесли. Как мертвых схороним — отходить будем, домой пора.
— А с самим судном чего? С собой поведем или так оставим? Все ж за посудину сию неплохие деньги выручить можно, — озабоченно протянул Коротков.
— Нет, Иван Федорович, бригантину мы с собой не потащим. Палубной команды у нас маловато, да и потом, что с ней делать? До ближайшего порта тащить? Так потом на ней команду оставлять придется, пока все формальности соблюдут, хозяев отыскивая… Коли не найдут, забирать эту скорлупку надо. А там то ли домой вести, то ли на месте продавать, муторное это занятие, да и время на него сколь уйдет. Бросаем дамочку в море и точка. Не стоит она хлопот таких. Визгу много — шерсти мало.
Последующие несколько часов вся палубная команда и часть кочегаров из отдыхающей смены, перетаскивали ящики с бригантины на «Натали», обливаясь потом и задыхаясь от тлетворного запаха разлагающейся плоти. Несмотря на усталость и категорическую нехватку воздуха, а может и сугубо по этим двум причинам, мат сыпался в несколько раз чаще, чем при обычных погрузках или бункеровках. После того, как последний ящик оказался на борту парохода, быстро отшвартовались. Проведя несколько маневров машиной и отойдя на кабельтов от борта бригантины, вахтенный штурман дал в машинное отделение команду: «Полный ход». По пароходу волной пронесся солидарный выдох облегчения.
Весь день до вечера Арсенин провел в своей каюте, сортируя содержимое найденных в сундуке мешках, а вечером, пользуясь тем, что на торговых судах не прижилась военная традиция капитану трапезничать отдельно от остальных членов экипажа, он первым пришел в кают–компанию, спрятав под столом мешок с найденным кладом. В течение всего ужина главной темой застольных разговоров являлась бригантина с мертвым экипажем, с обязательным высказыванием предположений о судьбе команды и их последующим обсуждением.
Коротков, чуть ли не приплясывая от возбуждения, доложил офицерскому собранию, что на «Натали» перегрузили чуть больше трех тысяч американских винтовок системы «Винчестер» и полторы сотни тысяч патронов к ним.
– А я по справочникам смотрел, господа, это на тридцать тысяч фунтов мы себе подарочек нашли! – восхищенно всплескивал руками старпом. – Три или четыре фрахта отработать надо, чтоб такие деньжищи огрести! А если их еще и на черном рынке продать… – Иван Федорович пододвинул к себе салфетку, вынул из кармана кителя карандаш и под добродушные усмешки офицерского состава погрузился в расчеты.
— Господа! Пока милейший Иван Федорович подсчитывает наши выгоды от оружейной торговли, я имею ко всем присутствующим дело весьма деликатного свойства, — сказал тем временем Арсенин, выкладывая на стол свои находки. — Даже с учетом моих более чем скудных познаний в области ювелирного дела и неизбывной ненависти к ростовщикам и ломбардам, полагаю, что вот эта оказия составляет сумму, значительно превышающую стоимость найденного нами оружия. И сверх того, как я потрачу свою долю от приза, меня беспокоит сейчас лишь один вопрос: можем ли мы в полной мере доверять команде?
— Матерь Божья, вседержительница–всезаступница! Это ж откеля такое богатейство–то взялось? – вестовой, пытаясь одновременно и перекреститься и удержать разнос с бутылками вина, озвучил витавший в воздухе общий вопрос.
— Сразу хочу пояснить уважаемому собранию и его вольнослушателям! Всё, что вы сейчас видите на столе, принадлежит не только нам, но и экипажу!
— Арсенин, вдоволь налюбовавшись на ошарашенную физиономию вестового, обратился к матросу напрямую.
— Ты, голубчик, когда команде об увиденном рассказывать будешь, преувеличивай хотя бы не больше чем в два раза. А то дойдет дело до дележа, так скажут, что офицеры себе все загребли…
Матрос, совершенно ошалев от увиденного, закивал головой словно китайский болванчик, перекрестился и долго божился, что кроме как правду никто от него другого и не услышит.
— Считайте мой вопрос риторическим, — улыбнулся Арсенин, как только вестовой удалился. — Хотя некоторые меры предосторожности принять, безусловно, следует. Природу найденного нами клада я объяснить не могу, а потому ограничимся предположением, что оно попало к нам в наследство от контрабандистов, вероятнее всего американского происхождения. Посему предлагаю помянуть покойных, каким бы худыми людьми они не являлись, и, соответственно, выпить за наш успех, благо, что вино уже принесли.
Арсенин попытался вывести своих офицеров из ступора, но, не дождавшись более или менее вразумительной реакции, взял со стола серебряный колокольчик и несколько раз резко взмахнул рукой. Раздавшийся звон заставил людей прийти в себя и вот уже один за другим офицера стали отводить взгляд от усыпанной золотом и драгоценностями столешницы.
Утром следующего дня Арсенин вызвал к себе боцмана, поручил тому отобрать из экипажа дюжину наиболее благонадежных и рассудительных матросов и привести к нему. После прибытия старослужащих, по новому распоряжению капитана верных матросов вооружили. Двоих поставили на пост возле трюма с оружием, одного матроса с винтовкой Арсенин оставил охранять свою каюту. И лишь предприняв данные меры предосторожности, Всеслав отдал команду построить весь свободный экипаж.
