Наконец, многие дела побросав, шли на молодежь смотреть, где жизнь и будущее искрилось во взглядах молодых, улыбках открытых, рукопожатиях многозначащих.
Стояла Заря Милославна и радовалась, глядючи на мужа своего, словно в мальчишку обратившегося, с другими такими же сорванцами на кулаках силушку богатырскую носясь, проверяючи. Силен был муж ее любимый, крепок. Смеялись и кричали задорно вокруг мужицким забавам. Сердце радовалось смотреть на игры шутливые.
Кинула взгляд на девчонок своих, что уж по пять венков наплели себе да подружкам, а потом принялись в горелки бегать играть. Это побросали в пылу юности и побежали, пятками сверкая, на веселушек смотреть, что представление давали на потеху.
Наконец, взглянула на поля с березами у реки, где, не уставая, хороводы кружились, смехом юным, будто ручейком горным, переливаясь-журча. Сжалось сердце материнское, завидев Малинку-голубку у березы голову преклонившую, щеками пылающую, а рядом молодой парень знакомый, из Полянских, волнительно что-то вещал. Всматривалась глазами своими материнскими, опытными и чуткими, и не заметила, как сзади подошла подруга ее давняя; обняла за плечи Зарю Милославну.
– Здравствуй, Зорюшка! С Новым годом! Я тебя ищу, никак не сыщу. А ты вот где, – радовалась встрече подруга верная.
– Здравствуй, Аленушка! С Новым годом! Как рада видеть тебя. Совсем не появляетесь с Антонием в наших краях. Неужели дела важные не дают оторваться? Празднику порадоваться? – обрадовалась Заря.
– Ох, работка у нас, скажем прямо, не сахар. Да кто-то должен следить за мироустройством в округе. Не все так просто, дорогая подруга. Счастья много везде, да и беды хватает. И счастливые несчастным помогать должны. Вот нас и избрали на такие дела, чтоб гармонию везде равновесить. Да ну что мы все про нас, – и посмотрела Алена Васильевна на березовую опушку. – Вижу праздник у вас большой да перемены счастливые. Начинается новая жизнь и новое счастье.
– Как время пролетело, сама не заметила, – согласилась Заря Милославна.
Замолчали обе, внимательно вдаль глядя.
– Ну что скажешь, подруженька? – спросила родительница.
– Смотрю и вижу только хорошее. Как две капли воды на один листочек падают, в свете солнечном отражаясь радугой, сливаются в общее и ручейком дальше текут, все вокруг орошая и питая, – всмотрелась еще, – две половинки одного яблочка.
– Ведаешь? – спросила Заря серьезно.
– Ведаю, хоть и на старуху бывает проруха, – засмеялась Алена.
Обнялись.
– Да я не так просто пришла, хоть всегда рада видеть тебя. Есть разговор у меня к тебе дружеский.
Удивилась Заря Милославна, но ничего не сказала.
– Вот вылетит голубка из семьи родительской. Заживет своей жизнью птичьей, молодой. А место ее в семье запустеет. Знаешь ты, подруга, что место свято пусто не бывает. Его обязательно чем-то заполнить надо будет. Или оно само заполняться начнет… Плохим или хорошим. И хоть вижу я совсем не изменилась первая красавица на селе, как была краше всех, так и осталась, да поздно вам с Филиппом за сыном на базар ходить. Да и незачем.
Еще больше удивилась Заря таким разговорам, но опять ничего не сказала в ответ. Мудра ее подруга была, без дела серьезного не стала бы о таком разговор заводить.
– Вот сама и подумай: место пустует и надо чем-то его пополнять. Люди вы сильные, добрые, с любым справитесь. Только зачем силы высшие испытывать? Найди сама себе труд или дело, которое достойно твоим качествам благородным будет.
Насторожилась Заря Милославна и посмотрела туда, куда подруга закадычная стала указывать, в лес да в траву высокую. Повернула голову набок и узрела, как что-то в траве зашевелилось. А потом, присмотревшись, разглядела пару черных глаз, сверкающих сквозь травинки, наблюдавших за ней все это время.
– Жила-была одна семья в соседнем поселении. Хорошее село. Много людей добрых. Выпустили из гнезда они девицу молодую. Здоровая, красивая, ничего не скажешь, сама на свадьбе гуляла, видела, да только своенравная на характер… Женили на чужаке пришлом, совсем из далеких земель, где кровь густая горячая течет. Крепкие люди там обитают, но самовольные, норовистые. Мужчины у них высокие, как те горы, красивые, как те луга заливные, и гордые, как те птицы величавые, что в небе возвышенном летают. Прошло время, да только бедой обратился союз этот. На следующий год захотели вторую дочь замуж выдать, да только не успели. Сбежала девчонка с тем красавцем, мужем старшей сестры. И словно в воду канули оба. Искали их – да без столку. Говорят, видели их в разных местах. Вроде как живы-здоровы. Прошел еще один год. Вроде поутихло все, да только ранним утром, прямо на пороге обнаружили лукошко берестяное, а там ребенок лежит. Вмиг узнали в облике малютки и сестру глупую, и мужа обманного. И не смогли родные, как ни старались, принять чадо любви грешной в свою семью. Больно смотреть на свои ошибки и огорчения. Их я в этом очень понимаю. Вот росло дите на попечении разных добрых людей да при помощи кровных родственников, пока к нам не попало. Нету этому исчадию места нигде. Мы бы взяли, не раздумывая, да у нас таких черноглазых четверо.
Нету места, а у тебя вроде как освободилось. Вот я и подумала… – спокойно закончила с чем пришла Алена Васильевна.
Внимательно Заря Милославна подругу слушала, взглядом глубоким в суть разговора проникая. Каждый волос ее благородный чутко по ветру колыхался, каждому слову внимая.
И в третий раз ничего не сказала женщина, только в траву проницательно вглядывалась. И игрой света подсвеченное, вдруг появилось личико смуглое девичье. Выскочило, показалось и опять в траву бросилось.
Разглядела Заря Милославна все, что хотела: совсем маленькая девчушка-то, худенькая, как тростинка, смуглая, как уголек, ротик алым бантиком, а поверх усики уже черненькие. А глаза, глаза-то смоляные, как бусины агатовые. Ничего в них не видно, как в омуте.
– Взгляд колкий, будто иголками стреляет. Так и сил в них с иголку тонкую. Утыкано сердце обидами, совсем духа нет. Долго придется каждую занозу из сердца вытаскивать и медом любви чудодейственным смазывать. Вдвойне или втройне вниманием обласкивать, чтоб жить такая душа захотела заново, счастливо и без мук, – сама себе под нос заговорила Заря Милославна.
– Все верно. Тяжелое это дело чужих детей воспитывать. Да я и не тороплю. Пока у нас поживет. Вот таскаю везде за собой, а вдруг Боженька смилостивится – подарит девчонке прощение за грехи родителей, – и улыбнулась Алена Васильевна тоже сама себе.
Тем временем ребенку надоело в траве прятаться, раз так и так ее обнаружили. Привстала она и давай кувыркаться по траве, веселясь простыми забавами, глазами иногда посверкивая в сторону мудрых подруг.
Пока стояли, смотрели – не заметили, как сзади подошел Филипп Матвеевич, радужно супругу обнимая и с подругой здороваясь:
– А я думаю, куда моя жена запропастилася?! А она с дружкой беседы беседует, – посмотрел на обеих и удивился их серьезности. Глянул в лес, куда они уставились и опять поразился. Забавная картина его очам представилось.
– А это что за чертенка-медвежонка тут кувыркается? – расхохотался муж по-доброму, сам себя веселя.
И случилось тут непредвиденное, как в народе говорят, волшебное. Вдруг привстала на носочки девочка инородная, протянула ручки свои тщедушные в сторону мужчины светлого и побежала к нему стремглав, будто ждала этой встречи всю свою жизнь злополучную.
Раскрыл объятия свои крепкие Филипп Матвеевич на нежданный порыв детский и обнял тепло и крепко. А пока обнимал тельце беспомощное тщедушное, посмотрел вопросительно на жену свою, чьи глаза васильковые слезами, щемящими сердце, наполнились. И понял все.
– Видать, топить и топить мне баньки Бог работу послал. На долгие года…
Конец.
Девочка и Пляж
Однажды Пляж в неимоверном ребяческом порыве, задорно разгоняя громоздкие тучи и шутя превращая их в формы разнообразных животных, стремился по берегу и неожиданно сам для себя ударился о невидимую стену. Его сознание или то, что составляло сущность Пляжа, разбилось, как зеркало, на мелкие осколки так, что все гости этого ветреного, но солнечного денька на побережье могли услышать страшный треск. К слову сказать, сам Пляж никогда не задумывался о своем сознании или о том, кто он есть на самом деле. Самое важное было то, что каждый день был уникален и неповторим, а также похож на праздник. Именно поэтому Пляж был каждый день по-новому задорен, весел, безмятежен и всегда готов к новым забавам и воплощению новых идей. Поэтому то, что разбило вдребезги веселый настрой и устремления, привлекло его внимание. Сосредоточившись до одной маленькой черной точки, он доплыл до того места, где споткнулся о непонятное…
На этом месте сидела девушка. Грустно склонив голову, обнимая своими тонкими белыми руками колени, она писала что-то на песке. Соединившись с ее сознанием, взглянув на буквы ее глазами, Пляж вдруг осознал, что написанное принадлежит ему… Она писала Пляжу! Удивившись, что случалось с этим существом очень редко, а может быть, часто, Пляж толком никогда не вспоминал прошлого, он вдруг понял, что она не только пишет ему, но и разговаривает с ним, слышит все его мысли… Пляж изумленно стал слушать. Девушка выводила своим тонким пальчиком на песке:
