Еще вчера я поняла, что виконт — человек прямолинейный и не умеющий льстить, но все же его замечание относительно моего внешнего вида немного задело. Да и то, что он по сути не дал мне возможности отказаться от прогулки (и, неважно, я сама этого хотела), тоже было весьма показательным.
— Хорошо. Буду готова через четверть часа.
ГЛАВА 6
Спустившись в холл, я никого не обнаружила — Стенсбери ждал меня во дворе. Рядом стояли две лошади, и суетился конюх, заканчивая седлать великолепную кобылу гнедой масти. Не то, что бы я была экспертом по части скакунов, но хорошую лошадь могла определить с первого взгляда, и та, что стояла сейчас у конюшни, была прекрасна.
— Тернадская порода, — сказал виконт, поймав мой взгляд. — И досталась по сходной цене. Купил ее у одного епископа. — Он посмотрел на меня. — Теперь она ваша. Считайте это свадебным подарком.
— Спасибо, — искреннее поблагодарила я, когда подошла ближе.
Коснулась шелковистого бока, провела пальцами по жесткой густой гриве… В Аране у меня не было собственной лошади, а те, которых запрягали в экипаж, не в счет.
— Она прекрасна.
Виконт посмотрел на меня и коротко улыбнулся.
— Рад, что угодил вам, миледи. — Он похлопал по старому кожаному седлу. — Принадлежало моей покойной жене, и в нем давно не ездили, но оно еще крепкое. Я выписал из города новое. Доставят через пару недель.
— Все в порядке, — успокоила я, хотя от осознания, что последняя, кто сидел в нем, была ныне умершая женщина, стало немного не по себе. Неужто, становлюсь суеверной, как Брайди?
Мы выехали за ворота, свернули на размытую дорогу и направили коней в сторону леса. Точнее, направил Стенсбери, а мне оставалось лишь последовать за ним. Некоторое время ехали молча — разгулявшийся ветер обжигал лицо и говорить было трудно. Воспользовавшись тишиной, я рассматривала унылый пейзаж, пытаясь представить, как выглядят эти места в теплое время года. По обеим сторонам вдоль тракта тянулись вересковые пустоши, летом, должно быть, утопающие в зелени и цветах, но сейчас являющие серую, безрадостную картину.
Облетевший лес все приближался, и через несколько минут мы оказались под его сводами. Ветер стих, уступил место звуками природы — треску веток под копытами лошадей, шорохам, редким чириканьем сонных птиц, но в целом нас окружало безмолвие.
— Летом здесь недурно, — это было первое, что сказал виконт за время нашей прогулки. — Будучи ребенком, я часто играл тут с Маргарет и ее братом, моим кузеном. — В его лице мелькнула затаенная грусть, смешанная со злобой.
Эбигейл рассказывала мне о нем — около года назад его обвинили в ереси, заключили в королевскую темницу, а спустя три недели сожгли на площади. Говорить об этом вслух я, разумеется, не стала, и увела разговор в другое русло.
— И во что же вы играли?
Виконт посмотрел на меня и улыбнулся. Третий раз за время нашего знакомства.
— В лесных разбойников. Я был главарем, а Фрэнсис моим первым помощником. Как-то раз мы умудрились заблудиться, и слуги отца отыскали нас лишь глубокой ночью. — Он усмехнулся. — Ох и влетело же нам тогда…
Я улыбнулась. Что ж, оказывается, виконт может общаться не только односложными фразами и раздавать приказы. Уже хорошо — есть шанс разговорить его. Ричард поймал мой взгляд и коротко улыбнулся. Всего на пару мгновений, но даже мне их мне хватило, чтобы понять — улыбка у него красивая. Даже лицо просветлело.
— А я как-то сбежала от няни и отправилась в город с детьми ремесленника, что жили на соседней улице. Мы весь день шатались по Арану, где они учили меня просить милостыню и воровать хлеб у торговцев. — Даже сейчас, спустя много лет, воспоминания о неслыханном для девочки моего положения поступке, заставили засмеяться. — После этого Эбигейл заставила меня тридцать раз прочитать молитву «Отец наш Всемогущий», стоя при этом на горохе.
— Ваша семья всегда исповедовала нынешнюю веру? — Стенсбери вдруг резко сменил тему.
Он снова сделался серьезным, а между бровями залегла морщинка.
— Да, — на всякий случай соврала я, делая это, впрочем, без лишнего фанатизма.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Наверное, тяжело было сменить ее на другую? — он спросил будто бы невзначай, но при этом внимательно глядел в мое лицо.
— Меня тогда и на свете не было, — говоря это, я не лукавила, — а потом… король Ортанар был лоялен к инакомыслящим, если те открыто не выступали со своими взглядами.
О том, что я в принципе не считала себя религиозной, говорить не стала.
— И все же, когда на трон взошла Беренгария, вы покинули двор, — заметил он.
Я ждала, что Стенсбери сейчас спросит «Почему?», но этого не произошло. Значит ли это, что он проверяет меня? И если да, то на что? Сомневается в искренности моих убеждений?
Я с самого начала знала, что виконт и его сестра придерживаются новой религии, но ни он, ни Маргарет не были похожи на фанатиков и даже просто истово верующих, хотя на полках в Фитфилд-Холле и стояли фигурки богов в окружении свечей.
— Жизнь при дворе требует денег, а у нас их, как вы знаете, в последнее время не хватает. Вот и пришлось потуже затянуть пояса, да и Эбигейл устала от шумной придворной жизни.
Он повернулся ко мне.
— Наверное, мне следует извиниться за то, что лезу не в свое дело, — сказал Стенсбери. — Но я повторю то же, что и вчера. Очень скоро, миледи, вы станете моей женой, и я надеюсь, что между нами не будет тайн. Я не терплю лжи.
От его взгляда у меня по спине пробежал холодок. В голосе виконта не слышалось угрозы или недовольства, но я не сомневалась, что в гневе он страшен и лукавства не простит.
— С чего вы решили, что я буду вам лгать? Вы в чем-то подозреваете меня?
— Нет, — ответил он, глядя мне в глаза, — просто говорю, как есть. Будущим супругам лучше знать все друг о друге заранее, не находите? Не хочу, что бы вы боялись меня, а вы боитесь, я это вижу. Так вот знайте, мне вы можете говорить все, что думаете, даже если это не совпадает с моим мнением. Лучше так, чем ложь и притворство.
— Да, я опасаюсь вас, — отпираться теперь не было смысла. — Опасаюсь, потому что совсем не знаю, вы угрюмый, немногословный, хотя и не кажетесь жестоким. А опыта общения с мужчинами у меня немного.
Теперь Стенсбери глядел на меня с явным интересом. Наверное, не ожидал, что я и в самом деле скажу то, что думаю, но, было совершенно ясно, что это пришлось ему по душе.
— Да, я и впрямь не очень общителен, — признался он, — но не кажется ли вам, что это лучше, чем пустая болтовня? Особенно для мужчины.
— При дворе каждый второй болтун, — сказала я. — И немало доносчиков, которые с радостью превратно истолкуют любые ваши слова. Все, что угодно можно извратить дурным пересказом. Особенно, если извращать намеренно. И это еще одна причина, по которой мы покинули дворец.
За разговором я и не заметила, как мы выехали на небольшую поляну, в центре которой темнело озеро. Заросшие рогозом берега полого спускались к воде, на поверхности которой недвижимо застыли опавшие листья и мелкие ветки. На противоположной стороне стояла на одной ноге мокрая от дождя цапля, зорко выглядывая неосторожных лягушек.
— Если вы жили при дворе, то, должно быть, слышали о том, что произошло с Фрэнсисом, — сказал виконт, устремив взгляд на черную гладь.
— Да, — я не хотела заводить об этом речь, но если он сам заговорил, значит, то было ему необходимо. — Мы не были знакомы, но мне, правда, очень жаль. Примите мои соболезнования.
— Его арестовали по доносу, — будто не слыша меня, продолжил виконт. — Фрэнсис был хорошим, но не умел держать язык за зубами. Увы.
Цапля выследила, наконец, зазевавшегося лягушонка, молниеносно ухватила бедолагу клювом и тотчас проглотила.
— Его оклеветали?
— Нет, — тихо сказал Стенсбери после короткой паузы. — Он был сторонником старой веры.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Не насытившаяся цапля снова заняла выжидательную позицию у берега, хищно двигая маленькими черными глазками.
