Гулкая автоматная очередь рассыпалась в холмах, словно смех великана. Следом упала тишина, в которой заглохло даже журчание воды. «Померещилось, что ли?» Несколько автоматов ударило враз, грохнул взрыв, осветительная ракета взошла над близким холмом, озарив реку, ее откосы и прибрежные тростники. Заметались тени, тьма то далеко разлеталась, то мгновенно смыкалась и вновь разлеталась, отброшенная комком белого, мерцающего огня.
Стреляли в одном месте, и причина этой суматошной стрельбы сразу стала понятна Плотникову. Ждать ему больше некого.
Если наскочившие на охрану разведчики и отобьются, они уйдут в степь, чтобы не привести к машине погоню…
Когда в холмах прогремел последний выстрел, Плотников тихо позвал:
— Оганесов!
— Я! — сразу отозвался солдат. Он, конечно, проснулся от первого выстрела, и ему было все так же понятно, как Плотникову.
— Теперь на связь пойдете вы.
— Есть… Я дойду, товарищ старший лейтенант.
— Верю. Тем более тут недалеко. Полкилометра на запад. Сопка эта хорошо видна даже ночью. Она самая высокая здесь. Подниметесь на вершину, антенну радиостанции УКВ сориентируйте на восток. «Туча» уже ждет на связи, волна установлена. Только обязательно надо подняться выше, иначе не услышат.
— А я думал, товарищ старший лейтенант, к своим…
— Нет, Оганесов. Идти к своим и опасно теперь, и далековато. Не успеете. С высокой сопки УКВ должна достать… Затвердите текст наизусть. Передавать придется по памяти, донесение краткое.
Плотников написал в блокноте несколько цифр, вырвал листок и протянул водителю. Подождав, потребовал:
— Повторите наизусть.
Когда солдат повторил, Плотников добавил:
— Листок не выбрасывайте. Оберните им взрывпакет, чтобы в случае чего… Фонарик взять разрешаю, но свет зажигать в самом крайнем случае, если уж забудете. Постарайтесь не забыть.
— Не забуду, товарищ старший лейтенант, у меня…
Оганесов умолк, не договорив, и Плотников тоже обратился в слух. И слабый шелест камыша, и всплеск воды, непохожий на плеск ночных рыб вызвали в душе острую радость, смешанную с тревогой. Да, была и тревога, но радость все же сильнее. Шел кто-то, кто знал о машине, — это Плотников почувствовал сразу. В своем тылу крадучись не ходят, значит, Дегтярев с Чеховым. «Живы!» Плотников поймал себя именно на этой мысли — «живы!» — хотя на учениях люди гибнут лишь условно.
До чего же наивны люди, утверждающие, будто на войне все будет не так, что там-де и начнется главная боевая подготовка. Ведь если следовать их логике, можно вообще отменить всякие учения. Но разве история тысячу раз не доказывала, как легко и быстро расправляется противник с армией, не обученной до войны, не получившей достаточного представления о ней на таких вот учениях и маневрах. А чтобы представления эти не оказались ложными, чтобы учение дохнуло на солдат жестокой, знобящей реальностью войны, зависит только от командиров. И в высоких штабах, и в каждом экипаже. Эту старую истину, как внезапное откровение, заново прочувствовал в ту минуту Алексей Плотников.
Дав знак Оганесову быть настороже, взял автомат, осторожно приоткрыл люк. От камышей по грудь в воде медленно шел человек. Он уверенно положил руки на замаскированный борт машины, вполз на него, приподнялся. Чехов… Слышно было, как вода стекает с его герметичного костюма.
— В машину, — прошептал Плотников. — Здесь разденетесь.
Тяжело дыша, солдат пролез в люк, почти упал на сиденье, привалясь к броне.
— Где сержант?
— Там… Взяли, наверное…
— Как?..
— Шли обратно. Нас кто-то окликнул, пароль требовал. Я побежал…
— Командира оставил, сам побежал? — вскинулся Оганесов. — Боялся, что бока могут намять?
— Ниче я не боялся, — обиженно задышал молодой солдат. — Я отвлечь хотел, думал, за мной погонятся…
— Что они дураки — за зайцами бегать! «Думал»! Когда бежал, не думал, потом думать стал. Поздно думаешь.
— Спокойно, Оганесов, — остановил Плотников. — Не надо раздеваться, Чехов, вам предстоит обратная дорога…
Возможно, молодой солдат действительно растерялся, услышав в темноте требование пароля, и не нашел ничего лучше, как броситься без команды наутек, да еще прямо к машине. Ведь это ж просто счастьем будет, если за ним не проследили. И однако же Плотников сейчас должен довериться ему снова. Именно Чехов пойдет теперь на связь с «Тучей» — водителя посылать можно лишь в крайних обстоятельствах. И чем большее доверие почувствует к себе Чехов, тем лучше он справится с задачей.
Ну а если за Чеховым все-таки проследили и вот-вот накроют экипаж? Ну что же, на учении и горький урок дорог. Дольше запомнится. Разбор еще будет, а сейчас надо действовать — учиться воевать, пока ошибки твои остаются зарубками в памяти, а не на теле.
— Докладывайте, Чехов, что вы там обнаружили с сержантом?
Чехов рассказывал сбивчиво, все еще волнуясь, приходилось переспрашивать, уточнять, проверять наводящими вопросами, но в конце концов Плотников понял: радиосводку надо дополнить. Артиллерийский дивизион на позициях, неизвестный штаб, узел связи, колонна машин с боеприпасами и горючим довольно серьезные объекты. Сведения о них держать при себе было бы преступлением. Взяв у Оганесова взрывпакет, обернутый бумажкой с донесением, Плотников приписал несколько малозначащих на первый взгляд слов и цифр. Потом протянул Чехову.
— Прочтите, все ли вам понятно? Пойдете на связь.
— Но ведь я должен… — обиженно отозвался Оганесов.
— Теперь уж не должен, — сухо прервал офицер и добавил, мягче: — Вы нужнее здесь. У нас главная работа впереди. Лучше налейте-ка Чехову чаю, пока я его инструктирую…
Через десять минут Чехов снова уходил.
— Я выполню, товарищ старший лейтенант, — напряженным голосом заверил он офицера.
«Молодцов тоже так говорил, — подумал Плотников. — А Молодцов не первый день в разведчиках».
Однако ничем не выдал сомнений, крепко пожал руку парня и напомнил еще раз:
— Будьте осторожны со светом. Синий, он тоже далеко виден.
— Я помню донесение наизусть…
— Нет, Чехов. Передавайте с бумаги. Лучше ничего не передать, чем ввести своих в заблуждение. И вот что еще: к машине вам лучше не возвращаться. Мы и без того достаточно рисковали. Ну, ни пуха вам…
Снова минуты как вечность, и в долгом ожидании теряется реальность времени, и внезапно почудится далекая автоматная очередь, отчего весь вскинешься. Наверное, правда, что тишина нигде так не ощутима, как на войне.
В темноте зашелестела сигаретная пачка, прозвучал вздох. Плотников сглотнул слюну — курить захотелось смертельно. Оганесову, видно, не легче.
