Труде, подышав в совершенно чистый бокал, так терла внутри полотенцем, словно хотела ничего от него не оставить. На губах ее трепетала легкая улыбка. Как и все мы, она была заинтригована, поскольку знала, что Легионер ничего не может сделать с женщинами.
— Ты отвратителен, — сказала Лиза и демонстративно повернулась спиной к бессердечно улыбавшемуся Легионеру в черном мундире танкиста с серебристыми мертвыми головами на петлицах.
— Sacre nom de Dieu![39] — воскликнул с притворным удивлением Легионер.
Дора взяла длинную маиильскую сигару и обратилась к Легионеру:
— Дай прикурить, африканский бродяга.
Легионер поднес ей огня и потер нос.
— Как думаешь, стоит мне взять эту дамочку побарахтаться в постели?
— Заткнись, свинья, и оставь ее в покое. Ты не нужен ей, а она тебе. Сам прекрасно знаешь.
Дора села на табурет напротив Легионера, снова повернувшегося к Лизе.
— У вас красивые ноги, мадам. Mon Dieu[40], просто великолепные. Я не прочь раздеть вас. Шестьсот наличными, если позволите! Может, потанцуем, мадам?
— Нет, и оставь меня в покое. Я не та, за кого ты меня принимаешь.
Легионер вскинул брови.
— Что вы говорите? Как жаль.
Дора выпустила дым в лицо Легионеру. На ее некрасивых губах играла улыбка.
— За кого ты принял ее? — спросил Бауэр.
Легионер улыбнулся, потянул себя за кончик носа и отпил глоток водки.
— За утонченную даму в поисках приключений, не за дешевую шлюху-служанку в одежде хозяйки.
Лиза подскочила. Нанесла Легионеру звонкую пощечину. Он молниеносно схватил ее за руки. Злобно искривил рот, обнажив жемчужно-белые зубы.
— Merde, значит, кошечка показывает коготки? Малыш, e'est bien ça. Мадам желает потанцевать.
Малыш неторопливо сполз с табурета и, сутулясь, словно горилла, пошел к ним.
— Слушай, наглец, я не хочу танцевать, — фыркнула Лиза.
— Еще как хотите, — решил Легионер. И кивнул Малышу.
Она попыталась высвободиться, но сильные пальцы Легионера держали ее стальным капканом. Толстый золотой браслет слегка позвякивал. Малыш, не говоря ни слова, схватил ее за талию и понес к танцплощадке. Крикнул пианисту:
— Алоис, горе-музыкант, колоти по клавишам. Малыш хочет покружить шлюху.
Гости в нишах за столиками захихикали. Девицы ржали, злорадствуя, что элегантная дама попала в переплет. Они считали «Ураган» исключительно своей территорией. Все посторонние женщины действовали на них, как красная тряпка на быка.
Алоис выстукивал по клавишам пианино дикую мелодию. Посетители отходили от маленькой танцплощадки за шторы. Малыш быстро закружился по ней. Резко замер, засеменил вбок, остановился, заорал, вскинул Лизу над головой и завертел. Потом опустил и заскользил по залу в ритме вальса, не обращая внимания на музыку. Неожиданно превратился в хулигана, швырнул свою даму в угол и плюнул на пол. Но снова схватил ее — раньше, чем она осознала, что пролетела через весь зал. Издал громкий рык и принялся плясать соло вокруг уже ничего не соображавшей партнерши. Уперев кулаки в бедра, он описывал круги, словно петух в брачном танце, напевая:
Это скоро кончится,Минует беда.Адольф с его партиейСгинут навсегда.
Алоис забыл, что нужно играть. Малыш, схватив Лизу, стремглав пронесся мимо пианино, но ухитрился при этом съездить Алоиса по физиономии.
— Бренчи, шмакодявка, для чего ты здесь?
Алоис с образцовым усердием забарабанил по клавишам. Играл он веселый венгерский вальс. Малыш тем временем перешел на танго. Не обращая внимания на музыку, выделывал, что хотел, вертя в воздухе беспомощную Лизу, словно пропеллер. Лиза потеряла туфлю. Та осталась лежать посреди танцплощадки, синяя, сиротливая.
Лиза больше не танцевала. Во время румбы ноги перестали ее слушаться. Малыш продолжал солировать, иногда вертя на плечах свою даму. Внезапно он остановился и пристально обвел взглядом зал.
— Хочет кто-нибудь подраться?
Никакого ответа. Малыш удовлетворенно кивнул.
— Ради вас же надеюсь, что нет.
Легионер усмехнулся.
— Хватит, посади партнершу на стойку.
Малыш, отдуваясь, усадил туда Лизу. И сел рядом с Гизелой.
Легионер посмотрел на тяжело дышавшую женщину, сидевшую перед ним на стойке.
— Труде, — скомандовал он ни с того ни с сего, — мадам хочет тоника.
Еще бокал с добавкой из бутылки Доры.
Вскоре несчастная Лиза снова была на ногах. Она опьянела. Совершенно неожиданно. Капли Доры. Она разошлась, забыв о своей горделивой надменности. Танцевала с Бауэром. Со Штайном. С каким-то пехотным унтером.
Унтер танца не закончил. Малыш сбил его с ног, а бельгиец вышвырнул в заднюю дверь, откуда другие вскоре переправят его подальше.
Лиза снова танцевала с Малышом. Пила с Легионером. Опьянела совсем. Сняла и побросала одежду в одну из маленьких зашторенных комнат.
Коварные капли Доры заставляли людей забывать о приличиях. Лавина понеслась.
Лиза спросила Легионера, проводит ли он ее домой.
— Шлюха ты, — ответил он и снова приложился к стакану.
Она всплакнула. Легионер больше не обращал на нее внимания. Он говорил Доре, что женщины, приходящие к ней искать приключений — стервы. Рассказывал о женщинах в Касабланке и Рабате. О женщинах, которые любили и умирали. О мужчинах, которых бесшумно убивали в узких проходах между белыми домиками. Речь его была негромкой, отрывистой.
Дора слушала, щурясь. Ее беспокоил дым от длинной манильской сигары.
Гизела попыталась уйти. Ей вдруг неудержимо захотелось свежего воздуха. Бельгиец у двери — вращающейся двери — дружелюбно улыбнулся, но покачал головой.
— Компанию так не покидают, мадам.
Пронзительный смех Лизы взвился к красным лампам под потолком. Она сделала еще глоток из своего бокала. Гизела не пила. Она курила, ей было очень жарко. Села рядом со мной. Я предложил ей подняться вместе наверх. Я тоже слегка опьянел, хотел последовать примеру Легионера. Прекрасно понимал, что веду себя не лучшим образом, но что из того? Возможно, мы завтра погибнем.
Гизела покачала головой и отрицательно поводила ногой в красной в розовой туфельке.
Богатая, должно быть, подумал я. И сказал:
— Ну и пошла к черту.
Она сделала вид, что не слышала.
Малыш вопил, требуя шлюх. Никто не обращал внимания, это была его вечная манера. Хотел подраться со швейцаром, бывшим борцом, но у бельгийца такого желания не было. Однажды вечером они подрались. Драка шла больше часа. Когда все окончилось, Малыш выглядел жутко. Бельгиец тоже. Малыш сказал доктору Малеру, что его в порту сбил экипаж. Доктор Малер сделал вид, что поверил. Нужно притворяться, что веришь многому, когда солдаты-штрафники после долгого пребывания на фронте попадают в город, где есть женщины и шнапс. Слуги Смерти должны жить так, как считают нужным. Гибель может прийти завтра.
Гизела исчезла, но у меня осталась ее сумочка. Там лежало ее удостоверение личности с адресом. Легионер тщательно осмотрел содержимое сумочки. Потом, взяв оттуда сто марок, вернул ее мне.
Перед ее фамилией стояло «фон», и жила она в Альстере. Значит, была богатой!
— Выпороть бы ее, — сказал Эвальд. И облизнулся.
— А тебе всадить бы штык в живот, — дружелюбно улыбнулся Легионер.
Эвальд хотел было что-то сказать, но Дора вынула изо рта сигару и предостерегающе цыкнула:
— Закрой пасть, скотина!
Эвальд смолчал. Легионер стал напевать под нос: «Приди, приди, приди, о Смерть!»
Эвальд вздрогнул, словно от холода. Дора отложила сигару и взглянула искоса на Легионера. Оставленный ножом шрам, шедший от его виска к краю челюсти, отливал светло-голубым.
— Прекрати эту проклятую песню, — хрипло прошептала она.
— Смерти боишься, девочка? Смерть — моя подруга.
Легионер резко засмеялся и принялся поигрывать боевым ножом.
Малыш встрепенулся. И, не таясь, полез за своим в потайной карман в голенище.
— Хочет кто-нибудь быть искромсанным? — усмехнулся он, глядя на Эвальда. Тому вдруг очень захотелось уйти. Жестокий удар отбросил его к стойке.
— Останься, — предупредил Малыш. — Может, мне захочется полоснуть тебя несколько раз. Ты гнусный мерзавец. А ну, скажи, кто ты.
Эвальд принужденно засмеялся, его маленькие, хитрые глаза забегали.
Малыш сунул лезвие ножа между пальцами Эвальда, даже не оцарапав его.
— Кто ты, истязатель шлюх?
— Гнусный мерзавец, — заикаясь ответил Эвальд, глядя остекленелыми глазами на подрагивающий нож, принадлежавший некогда солдату-сибиряку[41]. Этого пленного сибиряка запинали насмерть сапогами в Черкасах за то, что он выбил глаз лейтенанту из Сто четвертого пехотного полка[42]. Малыш взял у него из голенища этот нож. Изготовленный специально для того, чтобы резать глотки. Малыш научился владеть им с поразительным мастерством.
