– А… когда я в гарем попаду? – помолчав, спросила Жаккетта.
Ей вдруг стало страшно. Заныло сердце, заболела голова. Северная Африка, это так далеко… Чужое место…
– Не волнуйся, кровь моего сердца! Гарем без тебя не останется! – утешила ее Фатима. – Ты еще не готова. А главное, я продам тебя в тот гарем, куда продает свой товар мерзавка Бибигюль! И я продам тебя хоть на дирхем, но дороже, чем она, да пошлет ей великий Аллах плохой сон! Но она темнит, никто не знает, почему она держит товар при себе! Эта печаль терзает мою печень! Какого шайтана она ждет?!
Глава IV
А вечерами Фатима рассказывала сказки. На своем экзотическом французском языке. Было видно, что ей абсолютно все равно, правильно она говорит или нет, главное, чтобы понятно. Она с легкостью перепархивала с арабского на французский и обратно и не забывала подкреплять свою речь энергичными жестами.
В маленькой комнате было сумрачно, горела носатая лампа, и вился сладкий дымок над курильницей, где тлел сандал, отгоняя злых духов и нежелательных гостей.
Жаккетта лежала в жаркой полудреме, на границе сна и бодрствования. Фатима сидела на краешке ее тюфяка, расчесывала свои волосы костяным гребнем и выплетала затейливый узор арабской сказки:
– Жил в одном из городов, далеко-далеко, бедный портной. И был у портного сын Ала ад-Дин. Портной недолго задержался на этом свете и по мосту аль-Сирах, тонкому, как волос, и острому, как дамасский клинок, по тому мосту, что зовут «лестница Мухаммеда», прошел в рай. Накир и Мункар допросили его душу о земной жизни. И поскольку грешить у него ни денег, ни времени не было, портной попал в рай, где черноокая гурия – не женщина, а чистый мускус! – раскинула перед ним свое душистое покрывало, и он забыл все горести мира. А Ала ад-Дин с матерью остались жить. Совсем одни, без родственников и денег. Бедная женщина стала прясть пряжу и продавать на рынке, чтобы купить лепешку и молоко. Врагу не пожелаешь такой судьбы, мой цветочек!..
А Ала ад-Дин был лодырь, был бездельник. Ремеслу учиться не хотел, работать не хотел. Хотел только играть на улице с мальчишками. Я бы своей рукой убила такого ребенка!
И вот однажды подошел к Ала ад-Дину человек. «Привет тебе, мальчик, во имя Аллаха великого! Я твой дядя! Где мой брат, а твой отец?!»
А это был, мой цветочек, совсем не дядя, а колдун! Магрибиец. Почти из этих мест. Здесь, ты знаешь, лучшие во всем мире чародеи! Каждый порядочный человек имеет амулет с джинном.
Глупый Ала ад-Дин говорит: «Мой бедный отец; умер». Тогда магрибиец давай стонать и бить себя по щекам: «Ах, мой несчастный брат! Ах, кусочек мой печени! Почему я не умер вместо тебя?» Магрибиец дал Ала ад-Дину два динара и велел отдать матушке и сказать: «Дядя завтра придет, приготовь обед».
Умная женщина очень удивилась: «Какой дядя, откуда дядя?» Но кто, кроме родственников, будет давать деньги бедным людям? И она приготовила обед.
Назавтра магрибиец пришел и принес подарок. Ум женщины и Ала ад-Дина совсем растаял, и они поверили, что это брат умершего портного.
Весенняя ночь была душной, и Фатима решила ночевать на крыше. Масрур перенес туда тюфяки и подушки, и полусонная Жаккетта поднялась наверх, на плоскую крышу дома.
Из внутреннего дворика сладко пахло цветами, с улицы неслись куда менее приятные запахи. Слышались покрикивания ночных сторожей. Горели костры на минаретах. На севере ворочалось море, далеко на юге дышала Сахара. Другой край земли, другой мир…
В соседних дворах-крепостях тоже ночевали на крышах. За глинобитными заборами слышались наигрыши арабской лютни. И тонкие женские голоса. Они были дома. А Жаккетта в плену. На краю земли…
– Не бойся, мой цветочек!
Фатима увидела, что Жаккетта съежилась под одеялом, и принялась гладить голову пленницы. Жаккетта молча глотала слезы.
– Тебя никто не увидит, никто не обидит. Если кто попытается – Масрур отрубит ему голову. Ну вот, слушай дальше:
Магрибиец взял Ала ад-Дина с собой на рынок. Купил ему хорошую одежду, сходил с ним в баню. Сказал, что купит для Ала ад-Дина лавку и тот будет купцом. Глупый мальчишка всему поверил, и ум его помутился от радости.
А магрибиец повел Ала ад-Дина за город. Они пришли на гору, где ничего не росло. Ту гору воздвиг джинн давным – давно. Я думаю, это была такая же гора, как и та, что возвышается около Мисра Охраняемого.[6]
Магрибиец развел на горе костер и бросил в огонь какой-то порошок. Пошел дым, вонючий дым. Магрибиец стал колдовать. Земля разверзлась и появилась мраморная плита, а в нее было вделано медное кольцо. Магрибиец говорит: «О сын моего бедного брата, отрада моих глаз, возьмись за кольцо и произнеси свое имя, имя своего отца, имя своей матери, имя отца своего отца и имя отца своей матери!»
Ала ад-Дин взялся за кольцо, плита поднялась, и открылась глубокая черная дыра.
«Спустись в дыру, мой мальчик! – говорит колдун. – И ты увидишь все сокровища мира. Но не бери ничего, иначе погибнешь! А возьми только старую лампу, которая висит там на крюке, и принеси ее мне, а за это я куплю тебе лавку. Возьми вот это кольцо – оно спасет тебя от беды»…
– А чего он сам не полез? – заинтересовалась проревевшаяся Жаккетта. – Зачем ему чужой мальчишка? Пригреб бы сам все денежки и горя бы не знал!
– Он не мог сам! – объяснила Фатима. – В старой книге он прочел, что только Ала ад-Дин, сын бедного портного, может, и больше никто из смертных. Пришлось ему искать Ала ад-Дина и выдавать себя за его дядю.
Ала ад-Дин спустился в дыру и оказался в комнате, где было четыре раза по четыре кувшина, доверху наполненный золотом, серебром и драгоценными камнями. Но он ничего не взял и пошел дальше. И увидел сад. А на двери в сад висел старый светильник. Ала ад-Дин взял лампу, положил в мешок и пошел осматривать сад; А в саду на каждом дереве все листья и плоды были из драгоценных камней. Ала ад-Дин был бедняком, сыном бедняка и не знал, что такое драгоценные камни. Он думал, что это просто стекляшки. «Я возьму этих стекляшек, – сказал Ала ад-Дин, – и буду играть ими с мальчишками!» И насыпал камней в мешок поверх лампы. И пошел обратно…
Масрур, почему скрипит наша калитка?!
Масрур, мягко поднявшись со своего ложа, по-кошачьи неслышно, исчез. Через несколько минут он вернулся и что-то сказал госпоже.
– Эта мерзавка Бибигюль еще раз отказала почтенному купцу Махмуду с Красной улицы! – прошипела Фатима. – Какого шайтана ей надо?! Что она задумала? Как узнать? У-у, дочь шакала, ты не скроешь своих мыслей от Фатимы, я все равно узнаю, для чьего гарема ты бережешь девушку!
Ну вот, отрада моих глаз, дыра была высоко, и Ала ад-Дин попросил колдуна: «Дядя, дай мне руку, я не могу подняться».
