Как-то Бутусов шел на собрание, а у входа в ДК Свердлова стоял «синий коробок». И рявкнуло из динамика: «Гражданин Бутусов, подойдите к машине!» Слава на подгибающихся ногах кое-как до машины доковылял. И только там понял, что внутри сидит тот же Бегунов. По причине душевного потрясения Бутусова пришлось портвейном чуть ли не на месте отпаивать… Так кончался год, весело.
Часть 3. Прорыв
1. Концерт имени Пантыкина
«…и друг друга любить…»
Русская народная песня
Год 86-й начался концертом, посвященным дню рождения Сан Саныча Пантыкина, о чем из участников почти никто не догадывался. Проходило мероприятие 11 января в красном уголке института с мудреным названием «Уралтехэнерго» и во многом для «Наутилуса» стало решающим. По недоброй свердловской традиции концерт был полуподпольным с разрешения инструктора райкома комсомола Андрея Глухих, который и получил потом по полной мере: персональное дело на него завели уже 18-го того же месяца; рокеры долго потом собирали «по кругу» подписи под письмом в ЦК ВЛКСМ; но это другая история.
К вечеру одиннадцатого января около здания «Уралтехэнерго», что на дальней заводской окраине Свердловска, толпились друзья и знакомые, поскольку утаить факт подпольности не удалось, так что многим билетов не досталось. С началом опоздали, как обычно, минут на сорок: на улице было светло, шторы не помогли, в зал, прямо на сцену, било солнце. А рокеры — к солнцу люди непривычные. Над сценой гордо возносилась надпись касательно «электрификации всей страны», здоровенный бюст Ленина с трудом удалось сдвинуть в угол и кое-как закрутить в оконные шторы…
К началу концерта и возник саксофонист Леха Могилевский, тогда проживавший в деревне, где трудился по распределению после окончания музучилища в должности директора клуба. И откуда рвался обратно в город. Приехал он выступать с «Флагом», но что-то не срослось, тут и подскочили наусы, которые в тот день не пили, страшно волновались и впервые, кажется, были исполнены того особого «бодряка» (Умецкий очень любил это словечко), который потом помогал им «брать города».
«„Нау“ пригласили меня на халяву, даже не репетировали… — вспоминает Могилевский. — Меня постригли, одели… А я был настолько зашорен, что говорил: „Да вы что, надо в тельняшке выступать! Такой рок будет!..“ Благодарение Богу, Макаров не допустил меня до тельняшки, а одел в какие-то потрясающие футболки, бананы…»
Касательно «футболок и бананов» замечание не праздное, группа напряженно искала свой образ, пусть не всем это было понятно: «махры», люди опытные, к «футболкам» относились с осуждением. Искали и стиль музыкальный: Могилевскому как бы просто предложили подудеть, а в результате остался он в группе на годы. «Мы говорим: „Ты же дудишь на саксофоне? Давай, в „Америке“ поддуди. Тут всего три аккорда… И в „Рислинге“ поддуй немножко.“ И нам страшно понравилось. Решили попробовать его на следующую запись, хотя брать в состав тогда не собирались.» (Из интервью В.Комарова)
Концерт для «Наутилуса» прошел отлично, публика в зале доброжелательно веселилась, а ребята отчаянно веселились на сцене и вышли с явным желанием «мочить». Уже вчетвером.
2. Косвенное обоснование необходимости Могилевского, профессионализма и др
Появление Могилевского, которое внешне воспринималось почти как недоразумение, в реальности было логичным и даже необходимым. Здесь нам следует совершить небольшое лирическое отступление на тему хваленого свердловского профессионализма, ради чего процитируем газету «Московский комсомолец» (30.07.87):
«В Москве утвердилось своеобразное отношение к свердловским рокерам: это замечательные музыканты, обладающие настолько весомым багажом профессионализма, что с такой тяжестью за плечами им весьма непросто преодолеть рубеж десятилетий: 70-х и 80-х. Хотя вдумчивый исследователь уже в 83-м мог бы предположить, что группа, которая сумеет, не теряя присущего свердловчанам профессионализма, соотнести свое творчество с актуальными и болезненными проблемами, неминуемо выйдет в конце концов на первые места в советской рок-музыке. Такой группой стал „Наутилус“».
О профессионализме группы и даже музыкальной ее изощренности говорено и писано немало, однако профессионализм «Нау» — явление странное. Хотя бы потому, что Слава Бутусов на гитаре играл плохо. А Диме Умецкому не очень-то удавалась игра на басу… Лидеры группы изначально в профессионалы не годились, в чем сами себе вполне отдавали отчет. Но в Свердловске играть плохо было даже стыдно.
Краеугольным камнем наутилусовского «крепкого» звучания стал Витя «Пифа» Комаров, у него было несколько странное, но по-своему совершенное чутье на крепкую клавишную фактуру. Вторым подспорьем во времена от «Невидимки» до «Разлуки» стал синтезатор типа «Ямаха ПС-55», простенькая машинка, созданная, по японской задумке, для домашнего и детского музицирования. Для каковой цели и был в нем встроен драм-бокс, электрическим путем имитировавший игру глуповатого, но достаточно уверенного барабанщика.
Для «Невидимки» этой пары оказалось достаточно, однако музыка менялась, становилась сложнее, обрастала совершенно новыми по духу текстами и скоро окончательно переросла и аранжировочные, и исполнительские возможности троицы архитекторов. Возникала пустота, с которой и пытались справиться весь 1985 год. Заполнил ее приход Могилевского, композитора, саксофониста, клавишника, вокалиста и аранжировщика. Леха и определил будущую характерность звучания и аранжировок «Нау» времен его «золотого века». Не говоря уж о том, что был он выпускником не архитектурного института, а музыкального училища им. Чайковского, заведения во всех смыслах достойного.
Кстати, впоследствии, во время многочисленных кадровых пертурбаций, Слава брал в группу только профессионалов и, желательно, со специальным образованием. Барабанщики Алик Потапкин — экс-«Флаг», музучилище; Володя Назимов — экс-«Урфин», училище; Игорь Джавад-заде — экс-«Арсенал». Клавишник Алексей Палыч Хоменко — этот просто везде переиграл и некоторым музыкантам чуть ли не в отцы годился; гитарист, звукорежиссер, мультиинструменталист, вокалист и композитор Володя Елизаров годился в дяди… И так далее. А потом — и сам Слава научился.
Однако с приходом Могилевского не все было ясно: его в то время постоянно брал в группу Пантыкин, стать «Урфин Джюсом» считалось великой привилегией; понимал это Леха, понимали и Слава с Димой. Но в «Урфине» дела шли к почетной кончине, скандал случался за скандалом, и после каждого Пантыкин с малопонятной стабильностью, хотя и без особых оснований, Могилевского обратно выгонял. А потом опять брал… От урфинджюсовской кадровой суеты Могилевский к июню, то есть к первому фестивалю рок-клуба, совершенно запутался. Наусы ждали. На фестивале взорвалась последняя бомба: «Урфин Джюс» выползал на сцену тяжело, с очевидным намерением провалиться, что успешно и сотворил на глазах многочисленной публики. Дело было не в Лехе, а в метафизике, но и он в тот день постарался, как раз к концерту пьян был до полной невменяемости. Его спешно мыли, прогуливали, материли, после чего выгнали на сцену. Ну Леха и наиграл…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
