По-настоящему моя карьера началась лишь с Афганистана, куда я прилетел, имея на плечах капитанские звездочки. Там, в одном из управлений ХАДа (афганского аналога КГБ), мне и предстояло служить ближайшие два года. Конечно, после провинциального райотдела КГБ, где проезд раз в год через город западнопосольской машины — чуть ли не главное событие года, а основная работа — это бесконечное написание всяческих рапортов и отчетов о проведении тех или иных праздников, выборов и юбилеев.
В "досидентах" — местный учитель истории, регулярно предлагающий "из-под полы" своим друзьям и старшеклассникам затертый до дыр "Новый мир" с солженицыновским "Одним днем Ивана Денисовича", мечтающий о "модернизации социализма", да супружеская пара евреев, директорствующих над местным мясоперерабатывающим цехом, а заодно тихо скупающих золото, изучающих по самоучителю "иврит", слушающих через наушники "Голос Америки" и — о радость-то! — составляющих карту расположения районных воинских частей (стройбат, батальон ВВ и пункт наведения истребителей). Через год после моего отъезда обоих арестовали. Ему вкатили пять лет, ее, как беременную и состоящую на учете в психушке, — освободили…
Было еще на весь район десяток наших "отсидентов": бывшие власовцы, полицаи и даже один восьмидесятилетний бывший "дашнаковец".
В общем, можно представить, что это была за служба. Скука, рутина, мертвое царство.
К тому же, маленький городок. Все друг друга знают как облупленных: "А вон пошел наш кагэбэшник. Наверное, на секретное задание. Но об этом тс-ссс!!!"
Сейчас, спустя годы, я думаю, что именно вот это стремление тогдашнего КГБ проникнуть во все поры и щели государства и привело во многом к его омертвению и в конечном итоге к краху. Были потеряны гибкость, острота мышления, способность к точной и немедленной реакции. Вместо этого тысячи сотрудников занимались только тем, что просто искали, чем себя занять и как доказать начальству свою нужность. А то, в свою очередь, стремилось делать то же самое перед еще более высоким начальством. Я думаю, что в масштабах СССР, наверное, добрая треть личного состава Комитета была таким вот балластом, который к моменту, когда в стране полыхнула "демшизовая революция", просто давно омертвел, деградировал и был не способен ни на какое сопротивление.
За примером далеко ходить не надо. Я помню, как безуспешно доказывал, что вред от двух полубезумных евреев, мечтающих уехать на "землю обетованную", со всеми их "картами воинских частей", золотишком и "Голосом Америки", ничтожен по сравнению с осторожно-литературным "историком". Выпустить их — и дело с концом. Куда там! Начальник мечтал уйти в Москву к всемогущему Бобкову в "пятерку" — Пятое управление. И ему процесс над двумя евреями был просто за счастье. Говорили, что к ним у Бобкова особая "любовь"…
Увы, рвение моего начальника не заметили. И пришлось ему заканчивать карьеру в областном центре подполковником с плавным переходом в завгары местного управления Минкульта…
Историка же раза два вызывали на беседы. Долго разъясняли роль и место КГБ в социалистическом государстве, раскрывали коварные происки врагов. Он так проникся "уважением" к конторе, что даже несколько раз организовывал уроки с выступлением "действующих офицеров КГБ"…
Солженицына он переплел в коленкоровые обложки и выдавал теперь только с условием "под копию", так сказать, пропагандировал.
Потом, в 1989 году, он возглавил местный демсоюз, в котором оказалась почти половина его бывших учеников заодно с родителями и знакомыми. Начал громогласно разоблачать преступления ВЧК — НКВД — МГБ — КГБ. И в 1992 году стал мэром, проворовался и сбежал в 1994 году в Прибалтику, где жила раньше его жена…
Вот так мы работали тогда…
Но вернусь к Афгану. Здесь я по-настоящему понял, что такое контрразведка. Оперативные комбинации, разработки, работа с агентурой, вербовка, захваты, допросы — все эти термины из вялосоветской рутины стали горячей огненно-кровавой реальностью.
Контрразведка ХАД наводила подлинный ужас на душманов. К середине второго года я свободно говорил на фарси и дари. Оказалось, что у меня способности к языкам. А благодаря кавказской внешности, дед мой был армянином, мне не раз приходилось работать среди афганцев. Мой оперативный псевдоним был "Алгуль". Помню, как однажды в одной приграничной провинции пришлось работать в оперативном прикрытии одного чернобородого муллы…
Потом, спустя несколько лет, я увидел его на экране телевизора. Оказалось, что это был советский генерал Ким Цоголов…
Из Афгана я вернулся майором. За боевые операции был награжден орденом и медалями. Но главное, я вернулся убежденным контрразведчиком. Хотелось настоящей работы. К этому моменту я уже хорошо понимал, что может стать с нашей страной, если к власти не придут энергичные волевые люди. Получил лестное предложение в Москву в одно из главных управлений. Казалось бы, самое горячее место. Но… Оказался я все в том же стоячем болоте, только размером и масштабами столицы…
Там меня и встретил август 1991 года.
Мое ощущение тех дней можно выразить тремя словами: отчаянная, тупая безысходность. КГБ был не только не способен стать силовым и интеллектуальным центром ГКЧП, но и оказался просто не готов к происходящим событиям.
Везде царили разброд и шатания. В каждом отделе, в каждом подразделении произошел незримый раскол на апатичное, испуганное вялое большинство, которое мечтало только об одном: "Скорее бы все кончилось, а уж мы будем нужны любой власти!", и тех немногих, кто искренне пытался помочь своей стране.
С мест же шла обычная отписная бодяга: "… обстановка стабильная… трудящиеся поддерживают решения… единичные случаи агитации".
Все начальство с утра до вечера проводило на бесконечных совещаниях, которые ничем не заканчивались.
Помню, мой хороший еще с афганских времен товарищ, офицер "наружки", вернулся злой как черт. Он с утра "водил" Бурбулиса. "Твою мать! Чего они (начальство) ждут! Их надо брать немедленно. Бабки чемоданами к "Белому дому" свозят, шарятся по воинским частям, МВД. Еще пару дней — и можно сливать советскую власть к едрене фене…"
…Команда, которая готова была арестовать Ельцина при выходе из дома, получила приказ "пока не трогать!"
…Получили информацию о том, что московский ОМОН готов выступить в поддержку Ельцина. Была возможность вывести большую его часть только со спецсредствами с базы и быстро ее занять, разоружить. Команда "Отставить! Наблюдать! Докладывать о развитии событий!"
…Военные контрразведчики доложили о том, что командующий войск связи генерал Кобец передает Ельцину сов.секретные и ОВ документы, фактически открыл доступ американцам к секретной связи. Просят немедленной санкции на задержание и арест. Никакой реакции.
…Информация — оперативный дежурный аэродрома "Чкаловский" докладывает по городскому телефону полковнику ельцинского штаба Самойлову, откуда и сколько должно прибыть бортов с десантниками. Его даже никто не отстраняет от дежурства.
…По направлению к Аэропорту "Внуково" движется "Волга" госномера …. , везет копии указов президента России и Верховного Совета. В аэропорту они будут розданы пилотам, которые выразили согласие доставить в Советы областных городов. Оперативники просят разрешить задержать "Волгу". Никакой реакции. Самолеты улетают. На следующий день целый ряд областных Советов выступил в поддержку Ельцина.
Все это страшная мозаика катастрофы тех дней.
КГБ оказался монстром на глиняных ногах и просто рассыпался на глазах.
Помню картину тех дней. В кабинете председателя уселся Бакатин. Им объявлен "демонтаж коммунистического монстра КГБ". По коридорам Лубянки бегают какие-то неопрятные юнцы с "демросовскими" значками, гордо расхаживают какие-то "проверяющие", "инспекторы", члены каких-то "комиссий". Ошалело бродят бывшие диссиденты.
Уже пронесся слух, что американцам сдают всю "прослушку" их посольства. И вот два полковника чуть не до драки схлестнулись в одном кабинете. Один хочет идти к Бакатину и передать материалы по одной из систем, не попавшей в упомянутый список. Другой называет его цэрэушником и сволочью и отказывается отдать своему соседу-начальнику техническое описание. Первый матерится и рычит, что это единственный способ уцелеть в грядущей чистке, а у него двое детей и ни квартиры, ни машины…
