— А… — сказал растерянно Алешка, — я не…
— Дуди! Подними руку! — крикнул Пашка.
Дуди судорожно схлопнул уставшие челюсти, открыл глаза, посмотрел на окружающих радостным взором и поднял чумазую ладошку над головой.
— Тебя все выбрали, — сказал Пашка, давясь хихиканьем. — Ты наш вождь! Ты не имеешь права пить сгущенку первым и не можешь отказаться быть вождем!
— Хорошо! — принял вызов Алешка. — А вы все должны меня слушаться!
— Будем! Будем слушаться… — пробормотал Пашка, вытаскивая из кармана курточки банку сгущенки. — Будем… Будем…
Лица индейцев выражали согласие с происходящим. Теперь они были настоящим племенем — у них был вождь.
Впрочем, сгущенки вождю они оставили вполне достаточно. Дуди ведь все равно не пил.
7
Под руководством вождя предстояло наконец начать делать что-нибудь целенаправленное и героическое. До этого все занятия племени ограничивались поеданием зассыхи и болотных трав, стрельбой из лука по нарисованной мишени и распитием сгущенного молока, которое они таскали из дома или воровали в магазине. Эти приятные вещи, конечно, могли продолжаться бесконечно, но индейцу нужно совершать подвиги. Разве кто-нибудь видел в кино, чтобы индейцы не совершали подвигов? В этом плане индейцы даже превосходят военных. Потому что встречаются фильмы, в которых военные вообще ничего не совершают, а только ходят и разговаривают. А уж если на экране появился индеец, то он, не успев сказать и пару слов, сразу приступает к свершениям. Такова индейская природа, что тут поделаешь…
И конечно, первым героическим мероприятием, которое запланировал Алешка, был поход. Вообще, в их поселке среди семейных людей летом было принято ходить «в походы». Для этого были нужны: маринованная с луком оленина в трехлитровой банке с капроновой крышкой, водка, немного картошки, спички и резиновые сапоги. Большинство семей уходили от поселка в тундру на несколько сотен метров, усаживались где посуше, разводили костер, жарили шашлыки и выпивали. Некоторые, самые молодые и активные, ходили «в поход на сопку». То есть брали все вышеперечисленное и занимались тем же самым на сотню метров выше по склону. Такие «походы» ввиду их принципиальной негероичности даже не рассматривались индейцами.
В поход решено было отправиться «через Депутатку».
Депутатка — это была река. Ее название казалось настолько привычным, что никто не задавался вопросом, откуда оно взялось. Также их не интересовали ни происхождение, ни внешний вид этой реки. Она пахла ржавым канализационным люком и несла свои неглубокие и непрозрачные рыже-коричневые воды откуда-то из-за поселка, протекала через местную промышленную свалку и куда-то утекала. Неважно — куда. Взрослые говорили, что когда-то в ней водилась рыба, но потом на реке поставили «приборы», чтобы делать золото. И вода испортилась. Подходить к реке, переходить через нее, смотреть на нее, дышать рядом с ней — категорически запрещалось всем детям поселка.
Сбор был назначен утром в вигваме. Каждому было велено взять с собой что-нибудь съедобное, потому что поход обещал быть долгим и опасным.
— А зачем мы туда идем? — спросили индейцы вождя.
— Не знаю, — глубокомысленно ответил Алешка. — Какой интерес идти, если знаешь, зачем идешь! Вот мы пойдем и что-нибудь найдем. В этом самое интересное.
Запасенный провиант отличался разнообразием. Сам Алешка трезвомысляще взял из дома полбуханки белого хлеба, Пашка — привычную банку сгущенки, толстый Дима — ломоть копченой колбасы, Коля — горсть клубничных карамелек, а Спиря — почему-то разрезанный пополам свежий огурец.
— Почему он разрезан? — спросили Спирю
— В карман не влезал, — объяснил он.
Дуди принес банку маринованных кальмаров.
На краю поселка они встретили Капусту. Это был Алешкин одноклассник — смешной неопрятный мальчишка, с вечно сопливым носом и назойливым характером. Он был противным, и никто не хотел с ним дружить.
— Вы куда? — спросил Капуста толпу индейцев, томясь бездельем и одиночеством.
— Никуда, — гордо ответили ему индейцы. — И тебя не возьмем.
Оставив за спиной заинтригованного Капусту, они пересекли главную и единственную здесь транспортную артерию — широкую пыльную грунтовку — и углубились в зеленую тундру. Они шли по направлению к гряде высоких мрачных сопок на краю долины, где текла вонючая Депутатка. По пути некоторые пытались собирать ягоды и гуськин лук, но это настолько замедляло движение группы, что разозлившийся вождь запретил вообще что-либо есть. Члены племени повиновались, и только один Пашка срывал попадающиеся по пути ягодки и клал в карман.
На полпути от поселка до Депутатки располагалась местная достопримечательность, о которой взрослые давно забыли, потому что это был всего лишь желтый металлический квадрат площадью с пару письменных столов. Он слегка торчал своей крашеной плоскостью из спокойной болотной лужи.
— О-о-о… — привычно выдохнули индейцы, увидев снова его желтый блеск. — Это бульдозер…
Это и правда был бульдозер, утопленный здесь неизвестно когда безалаберным трактористом. Из болотца торчала только крыша кабины. Приходя сюда, мальчишки каждый раз спорили до хрипоты — успел ли выскочить тракторист из провалившейся в зыбкую почву машины или так и сидит до сих пор за ржавеющими рычагами. Алешка думал, что сидит. Ему нравился трагизм этой картины.
Слегка поспорив и в очередной раз не обнаружив желающих прыгнуть с кочки на желтый остов механического утопленника, они побрели дальше.
Постепенно ягодные поросли и холодные болотца стали редеть и мельчать. Под ногами захрустели камни. Скоро вся тундра осталась у них за спинами, а впереди раскинулся марсианско-апокалипсический пейзаж. Желто-рыжие дюны бугрились во все стороны до самой горной гряды. Из песка между хилыми кустиками травы торчали осколки камней, куски бетона, кривые стебли ржавой арматуры, стекло, гнилые деревяшки, разбитые и неразбитые старые телевизоры, дырявые сапоги и автомобильные покрышки. Индейцы шли между песчаными откосами, и мусора вокруг становилось все больше. Он начинал громоздиться кучами, наслаиваться, сверкать на солнце и поражать воображение. Они проходили рядом с горой ржавых двутавровых балок, каждая из которых была шириной в лестничный марш и длиной с грузовик. Потом были штабеля растрескавшегося шифера высотой в три человеческих роста. Сверлильные и токарные станки стояли в два слоя, друг на друге, широкой квадратной поляной, уходя шеренгами в склон ржавой дюны. Бока их чугунных станин матово блестели из-под лоскутов зеленой краски. Ящики и контейнеры, скрывавшие в себе непонятные, пахнущие ржавчиной и смазкой, забытые механизмы. Кучи гниющей спецодежды. Рулоны драного брезента. Залежи пустых солидоловых бочек и стада рыжих от старости автомобильных скелетов… Промышленная свалка в этих местах была великолепна тем, что никому и в голову не приходило увозить куда-то мусор, сжигать его или закапывать. Невозможно вывезти из тундрового поселка для переплавки железный лом, который когда-то был станками, приборами, машинами. Некуда девать списанные по браку стройматериалы, отслужившие свой срок белазные шины, противогазы, шахтерские каски и уличные фонари. Все остается здесь. Гнилая река Депутатка, разливаясь весной, заносит это кладбище научно-технической революции слоями кислотно-желтого ила, но оно продолжает расти — вверх и вширь, легко побеждая слабую и больную северную природу.
Индейцы постояли немного у похожего на китовую тушу вертолетного остова в привычных оранжево-синих северных пятнах. Усталые лопасти свисали широкими гнутыми щупальцами со лба мертвого чудища. Пустая кабина чуть свистела на ветру дырявыми окнами. Алешка помнил этот вертолет. Тогда он сам был еще маленький, и родители, отправившись в «поход на сопку», несли его на руках. С ними шли еще несколько семей. Они остановились и развели костер для шашлыков на широком уступе, высоко взойдя по крутому склону.
— Смотри, Алеша, вертолет, — показал ему рукой кто-то из взрослых, и Алешка посмотрел.
Далеко, за несколько вершин от них, через горный хребет перелетела оранжевым шершнем тяжелая машина. Она почему-то начала снижаться вдоль обрывистого горного склона, медленно, как будто в поисках чего-то или кого-то. А потом ветер качнул ее мягко, и она задела стрекозиным хвостом каменную стену. Вертолет плавно скользнул вниз. Секунды две он летел вдоль склона, чиркнул железным пузом по камням и закувыркался, разбрасывая вокруг себя деревца и куски железа. Было очень тихо — звук не доходил так далеко. Сочувственно покачав головами, взрослые вернулись к шашлыкам. Намного позже Алешка узнал, что один пилот выжил, хотя и сломал позвоночник, а другого вместе с креслом вырвало из кабины, и он умер от этого. В кабине до сих пор стояло одно кресло. Обрезанные концы привязных ремней распушились и выцвели на солнце.
