ИГРУШЕЧНАЯ КИНОЗВЕЗДА продается в Нью-Йорке. Популярный герой «Звездных войн» робот R2-D2 превратился в электронную игрушку ростом в 45 см. Он снабжен инфракрасной системой ориентации и может исполнять простейшие команды, отдаваемые голосом. Приобрести кинозвезду можно за 100 долларов.
ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
«Нехорошо обманывать старух»
Аркадий ШУШПАНОВ
Я проснулся в семь, если верить будильнику. Обычно сам раньше девяти глаз не открываю, а тут — нате. Обратно не засыпалось, и пришлось встать.
Конечно, опять без зарядки. На душ меня, правда, хватило. Потом расчесал кудри и водрузил на нос свои стекла.
Маша говорит, что в них я похож на Леннона. Льстит, не похож я на Леннона. Глаза карие, волосы черные, курчавые и жесткие, и нос не как у него. И не скажу, сколько лишних килограммов. Хотя не много, не думайте. А дальше, собственно, и началось.
В комнату опять вошел — и офигел. Извините, но по-другому не скажешь, именно офигел.
На столе был компьютер. И кабы он один. Тут тебе и модем, и сканер, и принтер лазерный. А монитор на жидких кристаллах, и клавиатура будто слегка расплавленная, как часы на полотнах Дали. А рядом еще лэптоп. Все новейшее и жутко дорогое.
Только вот нет у нас с отцом таких денег.
Но ведь не мог же я проспать компьютер! Его же принести надо, установить, отладить. Он вон работает, на скринсэйвере какая-то многомерка плавает. Кстати, кто его включил?
Выглянул в окно. Совсем плохо. Во дворе за ночь всю сирень кто-то оборвал. Кто? Почему?
Чувствую: будут еще головоломки. И точно. У меня прямо ноги подкосились: из кухни вышел Мирон.
Настоящий Мирон, а не кто-то, такой же здоровый, черный и пушистый. И морда — его, хитрая, и шрам на носу, полученный во время донжуанских похождений. В общем, тот самый, которому, по идее, два года как полагалось бы спать вечным сном в коробке из-под обуви. Под той самой сиренью, которой, по идее, полагалось бы цвести.
Мирон разинул пасть и промяукал. Тут я послал все к чертовой бабушке, схватил его в охапку и прижал. Он сначала недовольно хрюкнул, но затем, устроившись, тихо затарахтел от счастья. А у меня воровато прошмыгнула слеза.
Раздался телефонный звонок.
— Алло?
— Здравствуйте, — поздоровались из трубки. — Евгений Васильевич?
Я чуть было не брякнул, что отца нет дома. Сразу не сообразил, что Евгений Васильевич Сазонов — это я. Но меня никто еще так вот полностью не называл.
— Да, — отвечаю.
— Евгений Васильевич, мне бы хотелось с вами поговорить. Можно?
— Можно, — разрешаю. — А вы кто?
— Зовите меня просто дядя Леня.
— Ладно. Тогда и вы меня — просто Женя.
— Хорошо… Женя. Буду у тебя через несколько минут.
За эти несколько минут я успел налить Мирону молока и поставить чайник. Есть почему-то желания не было.
Дядя Леня оказался молодым дядькой лет тридцати, одетым с ног до головы в джинсу, светловолосым и бородатым.
Если бы я снимал «Графиню де Монсоро», обязательно взял бы его на роль де Бюсси.
— Доброе утро, Женя. — Улыбка у него хорошая.
— Здравствуйте. Чаю хотите?
— Лучше кофе.
— А у нас нет.
— Думаю, что есть. Посмотри в шкафчике,
Я тупо прошел на кухню и посмотрел. Есть, отец будет рад, он любит.
— Если не возражаешь, поговорим здесь, — дядя Леня стоял у меня за спиной.
Потолковать на кухне я и сам люблю. Заварил по чашке, сел у окна. Дядя Леня занял табурет напротив, бросил в чашку сахар и не торопясь сделал глоток.
— Может, начнем? Скажете, в чем дело?
Понимаю, грубиян, а у вас бы терпения надолго хватило?
— Извини, — дядя Леня поставил чашку. — Мы были правы: нервы крепкие, легко адаптируешься.
— Откуда все? Какой сегодня день?
— Семнадцатое мая.
— Точно. А почему на улице лето?
— Ты ведь его больше любишь.
— Правда.
Меня осенило.
— Это… это все нереально, да?
А выговорить труднее, чем догадаться.
— Молодец. Все окружающее действительно иллюзия. Но только для меня. А для тебя — реальность.
— Что? — Я поперхнулся.
— Я общаюсь с тобой через интерфейс. А ты пьешь кофе.
— Не понимаю, если честно.
— Я объясню. Но сначала предлагаю работу.
— Какую?
— Нужную. Интересную. Престижную.
— Я еще выпускные не сдал.
— Ты принят сразу и вне конкурса.
— А где я буду работать?
— Здесь, — дядя Леня окинул взглядом кухню. — Возможности ты видишь.
— Что я должен делать?
— Рассчитывать. Выдвигать идеи. Создавать теории. Закончишь школу, пройдешь университетский курс, потом степень и так далее.
— Это же все нереально.
— Женя… Боюсь, ничего более реального для тебя сейчас нет.
— Почему?
— Вчера вечером ты переходил улицу, думая о своей математике. Спасти твою жизнь не удалось. Только вот… — дядя Леня указал на всю кухню сразу.
Ко мне на колени прыгнул Мирон, явно намереваясь примоститься всерьез и надолго.
— Я — программа?
— Ты — Женя Сазонов. А это — твой кот.
Мирон замурлыкал еще громче и посмотрел мне в глаза. Какая, мол, я программа.
— Смысл?
— Разве справедливо, когда лучшие уходят первыми? У тебя в запасе было еще лет пятьдесят. Мы отвоевали тебя у старухи.
— Почему именно я?
— Конференция в Гааге. Для того ее и устроили: золотой фонд…
Вам часто по жизни намекают, что вы — гений? Мне вот первый раз. И надо же — посмертно!
— Я первый?
— Второй.
— Это все — дорого?
— Недешево.
— Могу я отказаться?
— Можешь.
— И что? Меня отключат?
— Бог с тобой. Конечно, нет. Но ты же сам не захочешь сидеть без дела.
— Откуда Мирон?
— Память плюс воображение. При жизни это не нужно. А теперь информация высвобождается.
— Кем я буду?
— Полноценным гражданином со всеми правами и обязанностями. Любой страны по выбору. Захочешь — не одной.
— Спасибо, — вздыхаю. — Мне как-то и старой хватит… Хотя…
— А путешествовать я смогу?
Дядя Леня встал.
— Пойдем.
И терпеливо дождался, пока я натяну свою рубашку, джинсы и ботинки. Наверное, можно было просто пожелать, чтобы все это на мне наросло.
Память, значит. Память мне подсказывала, что живу я, к примеру, в двухкомнатной «хрущевке». Хм. Живу…
А снаружи не было города. Склон, река, поле и лес. На реке два острова, один зарос ивняком и ольхой, другой почти нет, зато там высилось какое-то строение (церковь? башня?).
И все такое… величественное, вековое. Вполне фэнтезийный пейзаж. Я, забыл сказать, обожаю фэнтези. А вы?
Однако пейзаж простирался не дальше речного изгиба, а за ним, на том берегу, гигантским механическим пауком взметнулась теплоэлектростанция.
Выглядел паук дружелюбно. Блестел многочисленными глазами. И еще я понял — не работает ничего. Заброшено. Безлюдное Пространство.
— Странно, — проронил я.
— Что? — отозвался дядя Леня.
— Откуда вы узнали? Ну, книжки. Но про станцию я не говорил.
— Это не мы. Идет второй этап. Исполнение желаний.
— Да? И в чем ловушка?
— Ни в чем. Ты творишь сам.
Я оглянулся на дом — и очередной сюрприз. Наш двор существовал, но тоже не остался прежним. Дом напротив сделался намного старше, сталинских времен, и подворотня стала настоящей полукруглой аркой. И главное: за ней бежала к горизонту бесконечная кленовая аллея. А там, в самой дали, кто-то вроде бы скакал верхом.
— А…
Я замялся.
— Спрашивай, спрашивай.
— А себя изменить — можно?
— Попробуй.
— А лишний вес убрать?
— Попробуй.
Я не успел. Налетел шум, не знаю даже, с чем сравнить. Со свистом Соловья-разбойника?
Мы с дядей Леней запрокинули головы. С неба спускался космический корабль, заходя на посадку где-то позади паука.
— Там что, космодром?
— Прокатимся? — заговорщицки пригласил дядя Леня.
Прокатились. Когда шли обратно, я молчал. Заталкивал мысли в голову, как тесто в кастрюлю.
— То, что сейчас было… Я это выдумал, да?
— Вряд ли. Фантазии не хватит.
— А тогда что?
— Слышал слово — «микрокосм»?
— Слышал.
— Можно сказать так: Женя Сазонов — верхушка айсберга, а под водой — все времена, планеты, страны, люди. Чтобы это проявилось, нужны особые условия. Гипноз, творчество.
— Я понял. Что-то типа голограммы. В каждой части — целое.
Дядя Леня крякнул.
— Было, было такое сравнение. Нас, кажется, ждут.
Нас ждали.
— Здравствуй, Женя. Меня зовут пани Ирэна.
— Вы коллега дяди Лени?
— Скорее — твоя.
