— Вы как-то сказали, что мы здесь для того, чтобы съесть всю хорошую мексиканскую еду, до которой сможем дотянуться, — напомнил я, — и как только почувствуем, что наелись до отвала, это и будет сигналом, что пора двигаться дальше.
— Я не помню, чтобы этому учили в воскресной школе, — чиф Портер улыбнулся. — Возможно, я уговорил две или три бутылки «Негра модело», прежде чем мне открылась эта теологическая истина.
— Трудно принять жизнь в Кампс-Энд без капли горечи, — указал я.
Пико-Мундо — процветающий городок. Но никакое процветание не может полностью исключить все беды, и леность слепа и глуха к открывающимся возможностям.
Там, где хозяин гордился своим домом, свежая краска, аккуратный забор из штакетника, с любовью подстриженные кусты только подчеркивали грязь, убогость и запустение соседних участков. Каждый островок порядка не вселял надежду на скорую трансформацию всей округи, наоборот, указывал на то, что вскорости и его накроет приливная волна хаоса.
На этих жутких улицах мне всегда становилось не по себе, и после того, как мы какое-то время покружили по ним, у меня не возникло ощущения, что расстояние между нами и Дэнни с Саймоном сокращается.
По моему предложению мы направились в более респектабельные районы.
— Есть места и похуже Кампс-Энд. — Чиф смотрел прямо перед собой. — Некоторые вполне довольны тем, что живут здесь. Возможно, кое-кто из местных может преподать нам пару уроков счастья.
— Я счастлив, — заверил я чифа.
Он нарушил молчание, когда мы миновали еще один квартал.
— Ты умиротворен, сынок. А это большая разница.
— Что с чем сравнивается?
— Если ты застыл на месте, если ни на что не надеешься, умиротворение нисходит на тебя. Это благодать. Но ты должен выбрать счастье.
— Это так легко, да? Выбрать, и все дела?
— Принятие решения, связанного с выбором, легким не бывает.
— Такое ощущение, что вы слишком много думаете.
— Мы иногда находим убежище в страданиях, это странно, но находим.
И хотя он замолчал, предоставляя мне возможность ответить, я не раскрыл рта.
— Независимо от того, что происходит в жизни, счастье для нас есть, оно рядом, ждет, чтобы ему протянули руку.
— Сэр, это откровение пришло к вам после трех бутылок «Негра модело» или пришлось выпить четыре?
— Наверное, после трех. Четыре я никогда не выпиваю.
К тому времени мы уже кружили по центру города, и я решил, что по какой-то причине психический магнетизм не срабатывает. Может, мне действительно стоило сесть за руль. Может, электрический разряд «тазера» временно лишил меня этого дара.
А может, Дэнни уже умер, и подсознательно я не хочу встречаться с ним, не хочу видеть его изувеченный труп.
По моей просьбе в 4. 04, согласно часам на здании «Банка Америки», чиф Портер свернул к тротуару и высадил меня с северной стороны Мемориального парка. Улицы вокруг этого парка образовывали центральную городскую площадь.
— Похоже, в этом расследовании я ничем помочь не могу, — объяснил я.
И в прошлом у меня возникали подозрения, что в тех случаях, когда дело касалось особо близких мне людей, с которыми меня многое связывало, мои сверхъестественные способности служили не столь хорошо, как делали это, когда приходилось помогать практически незнакомцам. Может, чувства влияли на эффективность моих сверхъестественных способностей, как головная боль при мигрени или похмелье.
Дэнни Джессап был мне близок, как брат. Я его любил.
Предполагая, что причина появления у меня паранормальных талантов — не простая генетическая мутация, а что-то более серьезное, возможно, и причина сбоев в их эффективности не столь проста. Это ограничение, быть может, вызвано тем, чтобы предотвратить активное исследование моих талантов с дальнейшим их использованием себе на пользу. Но, скорее всего, невозможность воспользоваться своим даром всякий раз, когда этого хочется, служит одному: не дать мне возгордиться.
Если смирение и есть урок, то я выучил его хорошо. Не раз и не два осознание ограниченности моих способностей держало меня в кровати до второй половины дня, а то и до сумерек, не позволяло подняться, словно лежал я, прикованный цепями к тяжеленным свинцовым блокам.
— Ты не хочешь, чтобы я отвез тебя домой? — спросил чиф Портер, когда я открыл дверцу.
— Нет, благодарю вас, сэр. Я бодр, сна ни в одном глазу, и голоден. Так что хочу быть первым у двери «Гриля».
— Они откроются только в шесть утра.
Я вылез из кабины, наклонился, посмотрел на него.
— Я посижу в парке и покормлю голубей.
— У нас нет голубей.
— Тогда я покормлю птеродактилей.
— Ты собираешься посидеть в парке и подумать.
— Нет, сэр, обещаю вам, что думать не буду.
Я захлопнул дверцу. Патрульная машина отъехала от тротуара.
Как только чиф скрылся из виду, я вошел в парк, сел на скамью и тут же нарушил данное обещание.
Глава 8
Вокруг городской площади расположены кованые фонарные столбы. Они выкрашены в черный цвет, на каждом три лампы в круглых плафонах.
В центре Мемориального парка высится памятник, бронзовая скульптурная группа из трех солдат времен Второй мировой войны. Обычно подсвеченный, в эту ночь памятник кутался в темноту. Должно быть, кто-то разбил прожектора.
В последнее время маленькая, но решительно настроенная группа горожан требовала, чтобы памятник убрали, на том основании, что он поставлен военным. Они хотели, чтобы в Мемориальном парке увековечили человека мира.
В качестве кандидата упоминались и Махатма Ганди, и Вудро Вильсон, и даже Ясир Арафат.
Кто-то предложил, чтобы памятник Махатмы Ганди сделали по образу и подобию Бена Кингсли, который сыграл великого человека в кино. Тогда, возможно, актера удалось бы уговорить открыть памятник.
Такие разговоры заставили мою близкую подругу и хозяйку «Гриля» внести контрпредложение: в качестве модели для памятника Ганди взять Бреда Питта в надежде, что он сможет прибыть на церемонию открытия памятника, что стало бы, по меркам Пико-Мундо, знаменательным событием.
На том же городском собрании Оззи Бун предложил запечатлеть в памятнике его самого. «Мужчин моих габаритов никогда не посылают на войну, и если бы все были такими же толстыми, как я, армий просто бы не существовало».
Кто-то воспринял его слова как насмешку, но другим идея очень даже понравилась.
Возможно, когда-нибудь скульптурную группу заменит очень толстый Ганди с лицом Джонни Деппа, но на текущий момент в Мемориальном парке стоят бронзовые солдаты. В эту вот ночь они стояли в темноте.
На центральных улицах нашего города растут старые палисандровые деревья, которые по весне покрываются пурпурными цветами, а вот в Мемориальном парке они уступают место финиковым пальмам. Под одной из них я и сел на скамью, лицом к улице. Ближайший фонарь находился достаточно далеко, крона пальмы укрывала меня от набирающего красноту лунного света.
И пусть я сидел в темноте, Элвис меня нашел.
Материализовался, уже садясь на скамью рядом со мной.
Все другие знакомые мне бродячие мертвые появляются в той самой одежде, в какой умерли. И только Элвис может похвастаться разнообразием гардероба, меняет наряды, как ему вздумается.
Возможно, он решил продемонстрировать свою солидарность с теми, кто хотел сохранить бронзовых солдат. Или подумал, что классно выглядит в хаки. Тут он, кстати, не ошибся.
Лишь немногие люди представляли такой интерес для широкой публики, что их жизнь теперь известна даже не по дням, а чуть ли не по часам. Элвис — один из них.
Поскольку в жизни Элвиса нет никаких тайн, мы можем с уверенностью заявлять, что живым он никогда не бывал в Пико-Мундо. Не проезжал мимо на поезде, не встречался с местной девушкой, вообще не имел никаких связей с нашим городом.
Почему его призрак решил поселиться в этом выжженном солнцем уголке пустыни Мохаве, а не в своем поместье «Грейсленд», где он умер, я не знаю. Я его спрашивал, но обет молчания, принятый мертвецами, похоже, единственный, который он не мог нарушить.
Случается, обычно вечером, когда мы сидим в моей гостиной и слушаем его лучшие песни, а в последнее время такое бывает часто, я пытаюсь втянуть его в разговор. Предлагаю воспользоваться языком знаков: большой палец вверх — да, большой палец вниз — нет…
Он только смотрит на меня из-под тяжелых век, глаза у него даже более синие, чем в фильмах, и держит свои секреты при себе. Еще он улыбается, подмигивает. Может игриво ущипнуть за руку или похлопать по колену.
Он — веселый призрак.
Сейчас, усевшись на скамью, он поднял брови и покачал головой, как бы говоря, что не устает удивляться моей способности попадать в передряги.
