– Это гонец с вестью из Каменца. Что же касается Ольгицы, то ее все еще нет.
– Вы сочли необходимым немедленно сообщить мне об этом гонце и считаете, что поступили верно?
– Вы несколько раз интересовались, добралась ли графиня де Ляфер до Каменца и как она чувствует себя в «изгнании».
– Вести гонца связаны с ней? – спросила королева.
– И с гибелью господина де Рошаля.
– Майор де Рошаль? Что-то припоминаю. Какая жалость, – даже не попыталась она вдохнуть в свои слова хотя бы некое подобие сочувствия. – От простуды, конечно?
– От укуса змеи.
Только теперь королева повернулась всем туловищем и с нескрываемым любопытством воззрилась на фаворитку.
– Вы не ослышались, ваше величество, – загадочно улыбнулась д'Оранж, и грубоватое, но довольно холеное лицо ее приобрело выражение, очень смахивающее на оскал гюрзы. – Он погиб от укуса змеи.
– И ради этого нужно было бежать вначале из Парижа, потом из Марселя и, наконец, из Варшавы, – задумчиво покачивала головой королева.
– Зато какая изысканная гибель. Хотя этот презренный трус заслуживал обычной петли или банальной секиры палача.
– Мне показалось, что вы в восторге, графиня.
– Только от того, что в Варшаве нам очень может пригодиться все, к чему с такой решительностью способна прибегать лучшая из воспитанниц маркизы Дельпомас. Как видите, ваше величество, я признаю это безо всякого восторга, повинуясь исключительно справедливости.
– Если мы внимательнее присмотримся к ней здесь, в Кракове, то, возможно, решим, что ее вообще не стоит подпускать к Варшаве, даже к ее предместьям. Дабы уж до конца следовать канонам вашей высокопреосвященной справедливости, Клавдия д’Оранж, достойнейшая из пансионесс «Марии Магдалины».
– Всего лишь от укуса какой-то гнусной змеи. Кто бы мог предположить такое! – притворно вздохнула графиня, стоически не расслышав напоминание королевы о том, кто она, д'Оранж, есть на самом деле. – Хотя стоит ли удивляться? Что может быть страшнее дворцовой змеи?
10
Услышав впереди шум реки, кучер покорно свернул с дороги в сосновую рощу, под защиту могучих старых крон. Воины отвели подальше лошадей, приготовили ружья и пистолеты и, подойдя к мосту, тоже спрятались за стволами деревьев.
Кара-Батыр вновь проверил оба пистолета графини и приготовил запасные заряды, напомнив, как с ними следует обращаться. Диана полагалась теперь только на него. Взяв лук, она притаилась вместе с татарином слева от дороги, на изгибе реки, с которого мост можно было простреливать на всю его длину. Страха она не ощущала. Позади – стена леса, и Диана почему-то была уверена, что в случае крайней опасности сумеет в нем укрыться.
Ольгицы все эти приготовления, казалось, совершенно не касались. Выйдя из кареты, она приблизилась к мосту и остановилась в нескольких шагах от него, на едва освещаемом луной холме, под ветвями огромной ели.
Шли минуты. Ольгица по-прежнему неподвижно стояла над рекой, словно к чему-то прислушивалась – то ли к приглушенному рокоту водопада, то ли к голосам леса, то ли к собственной молитве.
В трех шагах от нее, обхватив руками ствол молодой сосны, замерла Власта. Когда возник выбор: куда деваться, у кого искать защиты она не пошла ни с воинственно настроенной графиней с ее опытным телохранителем Кара-Батыром, ни с поручиком. Единственной надеждой оставалась Ольгица. Власта решила быть с ней до конца, что бы ни случилось.
– Впереди всадники! – вдруг послышался голос Кара-Батыра, единственного, кто все еще продолжал оставаться в седле. Графиня уже знала, что без коня он чувствовал себя просто беспомощным.
– Где они? – не столько с тревогой, сколько с интересом спросила Диана.
– Сейчас будут здесь. Смотрите на мост, графиня.
Всадники еще не появились, не было слышно ни голосов, ни топота копыт, но каким-то своим, особым чутьем татарин улавливал: они уже близко.
– Стрелять, только когда они въедут на мост, – негромко скомандовал поручик. – Ждать моего выстрела.
Всадники приближались медленно, как бы подкрадываясь, и первый из них осторожно въехал на настил. Мост был довольно длинным. Застучали копыта. Настороженно зафыркали лошади.
– Они уже должны были подъехать к мосту, – произнес кто-то из тех, что ехали первыми. – Не могли же они остановиться на ночлег в ночном лесу.
– Здесь, у моста, мы их и встретим. Пусть даже утром.
– Ольгица, – не выдержала Власта, – убегаем. Они схватят нас.
– Схватить нас им будет еще сложнее, чем нам – убежать. Однако твое личное спасение – в молчании.
Уже почти все всадники – на мосту. Передний вот-вот съедет с него по эту сторону. Но, прежде чем прозвучал выстрел поручика, все кони пришельцев – причем как-то все сразу – захрипели и встали на дыбы.
– Ольгица! – восторженно вскрикнула Власта. – Это твоя власть, Ольгица!
Ржание лошадей слилось с криками людей, которые не могли понять, что происходит. Один конь рванулся и, не сумев перескочить через перила, перевалился через них, упав в воду вместе со всадником. Кто-то кричал, уже лежа на настиле, буквально под копытами.
Воспользовавшись этой странной заминкой, польские гусары дружно ударили по ним из ружей. Графиня тоже разрядила свои пистолеты и взялась за лук. Даже кучер, и тот выстрелил из ружья, стоя чуть позади остальных, прямо посреди дороги.
Но самое удивительное, что ни один из нападавших так и не смог повернуть назад. Взбесившиеся кони гарцевали на мосту, сбрасывая с себя седоков, или ломали перила, оказываясь вместе со всадниками в воде. И лишь двое бандитов все же прорвались на эту сторону реки.
– Кара-Батыр, они – твои! – властно скомандовала графиня, заметив этих безумцев.
– Слушаюсь и повинуюсь.
– Один нужен живым! Мертвые тайн не выдают!
– Он будет живым, графиня.
Выскочив из-за деревьев, татарин в одно мгновение рассек первого налетчика саблей, а второго заарканил и стянул с седла.
11
Прошло две недели с той поры, как д'Артаньян оказался под незримым, но неусыпным попечительством баронессы фон Вайнцгардт. Его рана почти зажила и хотя садиться на коня врач еще не рекомендовал, при ходьбе лейтенант не ощущал никакой боли. Еще неделя – и можно было прощаться с гостеприимной семьей стариков-фламандцев, успевших привязаться к нему, словно к сыну.
Прежде чем вернуться на передовую, д'Артаньян еще мечтал побывать в Париже, по которому тосковал сейчас почти так же, как и по невесть куда запропастившейся Лили. Поэтому ни одного лишнего дня задерживаться в городишке он не собирался.
Дважды д'Артаньян получал от Лили записки. Но драгун-саксонец, привозивший их, так и не смог – или не желал – толком объяснить, где именно ему вручали эти послания, где находится баронесса. А его объяснение: «Она совсем недалеко отсюда» – приводило графа в ярость. Он с удовольствием проткнул бы гонца рапирой [6] , если бы не боязнь, что с гибелью драгуна он уже никогда не дождется третьей записки.
Правда, хозяин дома как-то намекнул, что вроде бы баронесса увезла брата в Германию, считая, что после двух ранений рисковать ему уже не стоит. Однако мушкетеру слабо верилось в это. «Истинного саксонца раны облагораживают», – Лили зря слов на ветер не бросает. И если уж она встретила этими словами весть о ранении своего брата…
Но сегодня баронесса Вайнцгардт, в конце концов, объявилась. Д'Артаньян еще спал, когда заглянула хозяйка, и, мило шепелявя на своем «фламандском французском», известила:
– Ваши страдания кончились, господин граф. Она вернулась.
– Вернулась? Кто? – не понял мушкетер, сонно протирая глаза.
– Вот этого вопроса я от вас не ожидала, – почти возмутилась госпожа Хундстар. – Конечно же, баронесса фон Вайнцгардт.
Графу запомнилась улыбка старухи, когда она произнесла это имя. Она показалась почти такой же прекрасной, как улыбка самой Лили.
Баронесса ждала его, сидя в седле. У задка ее нетерпеливо гарцевал явно застоявшийся боевой конь мушкетера.
Прежде чем что-либо молвить, д'Артаньян подошел к нему и впервые после неудачной встречи с Лили взобрался в седло. Делал он это с трудом, явно сдерживая боль, побаиваясь, как бы не разошлись свежие шрамы на ране.
– Вам хотелось, чтобы все было как во время прошлой встречи, баронесса Вайнцгардт?
– Умница, догадались, – едва заметно улыбнулась Лили, все еще присматриваясь к выражению лица мушкетера. С того момента, когда она поняла, с каким трудом дается ему посадка на коня, баронесса уже сожалела, что решилась подвергнуть его этому испытанию.
– Вас слишком долго не было, Лили.
– Зато теперь вы без зазрения совести смогли употребить слово «слишком». Мне приятно слышать его, граф. Однако не буду вас терзать. И еще: совершенно очевидно, что к путешествию в седле вы пока что не готовы.
Что значит «не готов»? – возмутился д'Артаньян и с такой отчаянной решимостью вцепился в поводья, словно его собирались стащить с коня. – Куда бы вы ни приказали, баронесса фон Вайнцгардт, я – с вами.
