Блистательный нелегал
КНИЖНЫЙ РЯД
Владимир Чиков. Наш человек в Ватикане. - М.: Кучково поле, 2009. - 640 с.
"Наш человек в Ватикане" - книга о необычном человеке Иосифе Григулевиче и его невероятной судьбе. Он прошёл сложные круги рискованной жизни под чужими именами и фамилиями. Вокруг него складывались самые фантастические легенды. Он одновременно был и разведчиком-нелегалом, и подпольщиком-коминтерновцем, и переводчиком, и командиром роты в Испании и диверсионных групп в Аргентине, Чили и Уругвае, и даже послом чужой страны в Италии, Ватикане.
Автор собирал устные рассказы живых свидетелей жизни Григулевича в разведке и науке, копался в архиве СВР, изучая подлинные документы о нём.
Мне посчастливилось хорошо знать этого выдающегося разведчика-нелегала. Скажу лишь несколько слов с позиций бывшего начальника Управления "С" (нелегальная разведка) КГБ СССР, который в годы активного противоборства между советскими и американскими спецслужбами находился по одну сторону барьера с автором. "Наш человек в Ватикане" - это роман о мужестве человека, о судьбе настолько драматичной и поучительной, что её нельзя забыть. Главный герой книги запоминается и своим самобытным, авантюрным характером, и своим аналитическим умом, умением обоснованно рисковать, и, самое главное, преданностью и самоотверженным служением своему Отечеству. В этом служении Григулевич находил смысл жизни.
И ещё одно. В книге описаны события подчас удивительные, даже исключительные. Что ж, в разведке исключительность в порядке вещей! И каждый разведчик, особенно нелегал, неповторим, каждый исключителен. В книге исключителен не только человек, но и обстоятельства, в которых он действует. Показателен в этом отношении эпизод с неожиданным и несправедливым, на взгляд автора, увольнением из внешней разведки сорокалетнего Иосифа Григулевича, отдававшегося любимой работе до самозабвения. Автор сочувствует ему, но не может не сказать, что ПГУ КГБ, отлучив его от разведдеятельности, оберегало его от провала за рубежом. Но и "на гражданке" Григулевич не потерялся - проявил себя и в науке, и в литературе, и в общественно-политической деятельности.
Книга убеждает: и один в поле воин. Если он способен служить делу и Родине так же страстно и самозабвенно, как это делал Иосиф Григулевич.
Юрий ДРОЗДОВ, генерал-майор в отставке
Консерватизм. Демоверсия
КНИЖНЫЙ РЯД
"Русское время". Журнал консервативной мысли / Главный редактор Александр Дугин, N 1, август 2009. - М.:
Центр консервативных исследований Социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Тонкий ценитель преемственности сразу отметит, что "Русское время" вполне может быть названо "Элементами-light", издававшимися Александром Дугиным, когда тот ещё не был профессором МГУ. Это несомненный плюс для журнала, декларирующего верность традициям.
Однако лишь этим достоинства "Русского времени" не исчерпываются. К сильным сторонам может быть отнесено оформление издания работами Алексея Беляева-Гинтовта, если кто не помнит, нынешнего обладателя Премии Кандинского, столь же реакционера, сколь и футуриста. А также присутствие на страницах "Русского времени" блистательного Константина Леонтьева. Который и теперь "живее всех живых", хотя последнее было сказано не про него вовсе.
Конечно, привлечение Леонтьева, как и лидера европейских "новых правых" Алена де Бенуа, как и классика немецкой консервативной мысли Артура Мёллера ван ден Брука, - маркетинговый ход, но он работает. Действует на тех, к кому обращён призыв "Русского времени".
Полагаю, что читательской аудиторией журнала станет революционно настроенная студенческая среда, в особенности та её часть, которая помещает себя справа не столько в политике, сколько в эстетике. Не более того.
Что не является недостатком.
Глупо было бы называть Дугина идеологом. Он - всегда и везде (за исключением ярчайших, порой публицистических демонстраций) преподаватель. Образованный, влюблённый в свой предмет, бесконечно готовый пересказывать высокочтимых авторов, тех гигантов, на плечах которых он установил свою кафедру, настоящий русский профессор, идеально заточенный под семинары, коллоквиумы, диспуты. Когда же Дугин покидает территорию академизма, читатель не спешит следовать за ним. Передёргивания и нарочитая тенденциозность его слишком хорошо бывают видны и вместо того, чтобы воспламенять, заставляют спорить.
Понятно, что доктор политологии пытается выстроить идеологическую концепцию, способную при случае стать частью мобилизационной доктрины, но здесь ему не хватает огня. И это опять же странно: за Дугиным-публицистом готов пойти и я, в остальном дугинском - я скептик.
Дугин - философ-схоласт мирной жизни. И военкор, как это выяснилось после проигранного в октябре 1993 года сражения. Он тогда среди первых сказал: "Война не окончена, война не проиграна".
Теперь и он - в эвакуации.
Грустно, но я всё же римским салютом приветствую выход первого номера "Русского времени", нового журнала, журнала нужного. Меня даже не смущает присутствие в нём такой фигуры, как Гейдар Джемаль. Пока есть возможность, нужно присмотреться и спокойно обсудить, кто из разнообразнейших консерваторов планеты Земля нам истинный друг, кто - временный попутчик, а кто - стратегический союзник. Кто - достойнейший враг, а кто - и представитель несовместимого биологического вида.
Разбираться нужно сейчас, пока Господь ещё слышит молитву "о благорастворении воздухов, об изобилии плодов земных и временех мирных". Дальше будут работать другие инструкции, единственно пригодные на войне. Например: "Ваххабит - без усов и без трусов". Так учат в командных училищах будущих политруков. Правильно, между прочим, учат - в полевых условиях не до религиозных дискуссий. Но сейчас ещё вполне до них.
Это я, если не поняли, о пока-своевременности и всё-ещё-полезности журнала "Русское время".
Евгений МАЛИКОВ
Кедр над стеной монастыря
РАКУРС С ДИСКУРСОМ
Разговор с писателем Михаилом Тарковским
- Сбиваешь ты меня своим фотоаппаратом. Ты или слушаешь, или фоткаешь! - Михаил читает стихи с начала. Стихов, по его собственному признанию, он не писал в тайге уже лет пятнадцать. Поэтому в озвучивании их был особенно воодушевлён - ему нужно было подняться с кресла и читать стоя, голос в нескольких местах пресекался, а на глазах у приехавшего ко мне в гости писателя и охотника иногда вскипали слёзы Я отложил фотоаппарат и стал слушать. Полтора десятка лет назад, когда мы познакомились, внешне он очень походил на своего дядю - всемирно известного кинорежиссёра Андрея Тарковского. Однако, как я тогда запомнил, Михаил этим-то и тяготился. Уже в те времена он, покинувший столичное жильё, обитал в таёжной деревне Бахта, что затерялась в Туруханском районе Красноярского края, и писал о Сибири, охотниках и рыбаках, подчёркивая, что для него "это никакая не экзотика, а самая привычная жизнь". Названия его повестей говорят сами за себя: "Ложка супа", "С людьми и без людей", "Бабушкин спирт". Недавно в Издательском доме "Историческое наследие Сибири" вышел в свет его итоговый трёхтомник - "Замороженное время", "Енисей, отпусти!", "Тойота-креста".
Я вслушивался в его строки: "То ли деньги высушили руки, то ли небу выбили стекло". Они стали жёстче, суровее. И вглядывался в его лицо. Передо мной стоял человек, не утративший черты фамильного сходства, но уже не походивший на Андрея Тарковского. Лицо Михаила опростилось, огрубело и даже осунулось, но вместе с тем обрело какую-то внутреннюю правоту, с которой не страшно нигде - ни в тайге, ни в лабиринтах столицы, где живут его родители и уже взрослые дети, ни на Транссибе, ни на его любимых Курильских островах.
- Михаил, ты уже тридцать лет обитаешь в тайге. Не задумывался над вариантами судьбы? Предположим, не в Бахте ты это время прожил, а в Москве. Что бы было?
- Ничего бы не было. Впрочем, глупо делать предположения о собственной жизни. Но если допустить такой вариант, то я, наверное, тогда бы не на Енисее жил, а где-нибудь на Дальнем Востоке. Меня всегда манил ну, что ли, великий голос земли. Я без него просто жить не мог. Очень много читал Арсеньева, Астафьева, Федосеева, да и бабушка настраивала на лесную жизнь, за что я ей благодарен так, что сказать нельзя. Да, та самая бабушка Мария Ивановна Вишнякова, мать дяди Андрея, которую он снимал в "Зеркале".
- Ну хорошо, влияние бабушки А опыт Андрея Тарковского?
- Андрей учил высочайшему отношению к искусству - не люблю это слово за громкость. То есть отношению к некоему делу жизни, к которому подходишь очень серьёзно и которое не терпит ни зубоскальства, ни вранья. Я в определённый момент почувствовал: получаться что-то начинает только тогда, когда ты от себя отказываешься, когда только чему-то исконному, вечному подчиняешься и служишь. И меня поразило: как всё стало получаться, когда начал писать не про себя, а про, допустим, мальчишку енисейского - как благодарно рассказ отозвался, как Батюшка-Енисей помогать стал!..
