По просьбе моего друга я вместе с ним вышел из гостиной, чрезвычайно удивляясь этой странной секретной беседе. Мы пришли в комнату, смежную с холлом.
– Дреммонд, – резко сказал Бэзиль, – сегодня здесь собралось много хороших и столько же нормальных людей. По какому-то несчастному совпадению все хорошие люди, собравшиеся здесь, сумасшедшие, а все нормальные – мерзавцы. Вы единственный знакомый мне здесь человек, обладающий честью и не лишенный здравого смысла. Что вы скажете об Уимполе?
У мистера Дреммонда были рыжие усы и бледное лицо, но теперь его лицо внезапно стало таким же красным, как усы.
– Я ему не судья! – сказал он.
– Почему? – спросил Грант.
– Потому что я его ненавижу, как самого сатану, – после долгой паузы яростно сказал Дреммонд.
Ни Грант, ни я не нуждались в объяснении; взгляды, которые Дреммонд бросал на мисс Бомонт и на незнакомца, были достаточно выразительны.
Грант спокойно произнес:
– Но до того, до того, как вы начали его ненавидеть, что вы думали о нем?
– Я в ужасно затруднительном положении, – сказал юноша. И мы по голосу его, чистому, как колокольчик, поняли, что он честный человек. – Скажи я о нем то, что я чувствую в данную минуту, я бы потерял веру в себя. Я бы хотел найти в себе силу сказать, что с первого взгляда он показался мне очаровательным, но опять-таки дело в том, что это вовсе не так. Я ненавижу его – это мое частное дело. Но он мне не нравится – право же, он мне не нравится совершенно независимо от моих личных к нему чувств. Должен признаться, вначале он держался гораздо спокойнее, но мне не понравилось его нравственное фатовство, если можно так выразиться. А потом пришел славный старик, сэр Уолтер Чолмондели, и этот малый с его шутовским остроумием начал бессовестно высмеивать его, как вы сами имели случай убедиться. Тогда я почувствовал, что он безусловно скверный человечек, ибо это нехорошо – задевать кроткого старика. А он задевает бедного старикашку беспрерывно и жестоко, словно старость и кротость – его личные враги. Вот вам показания предвзятого свидетеля – примите их к сведению, если хотите. Признаюсь, я ненавижу этого человека, потому что некая особа восхищается им. Но я верю в то, что я бы ненавидел его и помимо этого, только потому, что его ненавидит сэр Уолтер.
Эта речь пробудила во мне глубокое чувство уважения и жалости к юноше: жалости – из-за его любви к мисс Бомонт, явно безнадежной; уважения – за точную и беспристрастную характеристику Уимполя. Мне было досадно, что при всем благородстве, с которым он от самого себя скрывал свою ненависть к этому человеку, он в силу обстоятельств принужден был приписывать ее личной своей заинтересованности.
Мои размышления были прерваны Грантом, шепнувшим мне на ухо слова, которые повергли меня в величайшее недоумение.
– Ради бога, уйдем отсюда!
Я никак не мог понять, какими чарами околдовал меня этот странный человек. Одно было ясно: по той или иной причине чары эти были так сильны, что через несколько минут я уже был на улице.
– Гнусное, но забавное дело, – сказал он.
– Что именно? – недоуменно спросил я.
– Да вся эта история. Послушайте-ка, дружище! Лорд и леди Бомонт пригласили нас с вами на большой званый обед, имеющий быть сегодня вечером, обед, на котором мистер Уимполь покажет себя во всем своем блеске. Ну, ладно, ничего удивительного в этом нет. Удивительно то, что мы не пойдем.
– Ну так что ж, – сказал я, – сейчас уже шесть часов, и я сомневаюсь, чтоб мы успели попасть домой и переодеться. Я не вижу ничего удивительного в том, что мы не пойдем к Бомонтам.
– Не видите? – сказал Грант. – Зато я держу пари, что вы найдете весьма удивительным времяпрепровождение, которым мы заменим званый обед.
Я тупо посмотрел на него.
– Заменим званый обед? – спросил я. – А что мы будем делать?
– А вот что! – сказал он. – Морозным зимним вечером мы будем стоять под окнами этого дома и ждать в течение часа или двух. Вы уж простите меня – всему виной мое тщеславие. Я только хочу доказать вам, что я прав. Не можете ли вы вместе с этой сигарой поскучать до тех пор, пока сэр Уолтер Чолмондели и таинственный Уимполь не покинут дома?
– Конечно, могу, – сказал я. – Но я не знаю, кто из них выйдет первым. У вас есть на этот счет какие-нибудь сведения?
– Никаких, – ответил он. – Может быть, в припадке злобы первым уйдет сэр Уолтер. А может быть, и мистер Уимполь, который почувствует, что лучше последней своей эпиграммы ему уже ничего не выдумать. А сэр Уолтер вдруг захочет остаться еще на некоторое время и подвергнуть обсуждению характер мистера Уимполя. Во всяком случае, обоим придется через определенное время покинуть дом, ибо обоим нужно переодеться к сегодняшнему званому обеду.
Пока он говорил, с крыльца дома раздался пронзительный двойной свисток, и к темному подъезду подкатил темный кеб. И вот произошло нечто такое, чего мы никак не могли ожидать. Из дверей в одно и то же мгновение вышли и м-р Уимполь и сэр Уолтер Чолмондели.
В течение двух-трех секунд они с вполне естественным смущением смотрели друг на друга, потом какая-то странная резвость, свойственная, по-видимому, им обоим, заставила сэра Уолтера улыбнуться и сказать: «Ужасный туман! Мой кеб к вашим услугам».
Прежде чем я успел сосчитать до двадцати, кеб загрохотал по камням мостовой, унося обоих. И прежде чем я успел сосчитать до двадцати трех, Грант прошептал мне на ухо:
– Бегите за кебом, бегите за кебом, как вы бегаете от бешеной собаки, – валяйте!
Мы помчались по темным, извилистым улицам, не выпуская из виду кеба. Один бог знал, по-моему, причину нашего бега, но бежали мы быстро. К счастью, это продолжалось не слишком долго. Кеб остановился на перекрестке двух улиц, сэр Уолтер заплатил вознице, и тот погнал лошадей, радуясь щедрости великодушного седока. Затем сэр Уолтер и Уимполь с минутку поговорили с видом людей, наносящих друг другу тяжкие оскорбления, ведущие либо к извинению, либо к дуэли, – так по крайней мере казалось нам с расстояния десяти ярдов. Потом они обменялись сердечным рукопожатием и разошлись в разные стороны.
Бэзиль одним из редких своих жестов простер руку.
– Бегите за этим негодяем! – крикнул он. – Теперь мы его поймали!
Мы выскочили из-под прикрытия и достигли перекрестка.
– Стоп! – прохрипел я диким голосом. – Вы не туда свернули!
Он продолжал бежать.
– Идиот! – взвыл я. – Сюда свернул сэр Уолтер. Уимполь улизнул от нас. Он прошел уж с полмили по другой дороге! Вы ошиблись!.. Вы оглохли, что ли? Вы ошиблись!
– Не думаю, – выдохнул Бэзиль и побежал дальше.
– Но ведь я вижу его! – крикнул я. – Посмотрите-ка! Разве это Уимполь? Это же старик! Что вы делаете? Что нам делать?
– Бежать, – сказал Грант.
Вскоре мы нагнали помпезного старого баронета, белые бакенбарды которого серебрились в капризном свете фонарей. Мои мозги туманились. Я ничего не соображал.
– Чарли! – прохрипел Грант. – Можете вы на четыре минуты поверить в мой здравый смысл?
– Разумеется, – ответил я, задыхаясь.
– Тогда помогите мне поймать и придержать этого человека. Как только я скажу «ну», – бросайтесь на него. Ну!
Мы набросились на сэра Уолтера Чолмондели и опрокинули увесистого джентльмена навзничь. Он сражался с примерной доблестью, и все же мы одолели его. Почему мы дрались с ним – я не имел ни малейшего представления. Он был силен и полнокровен; лишившись возможности боксировать, он стал лягаться, и мы связали его; лишившись возможности лягаться, он стал кричать, и мы заткнули ему рот. Потом мы перетащили его в узкий двор, выходивший на улицу, и стали ждать. Повторяю, почему мы все это делали, я не имел понятия.
– Мне очень жаль, что я затрудняю вас, – раздался из темноты спокойный голос Бэзиля, – но я назначил здесь свидание.
– Свидание? – переспросил я, опешив.
– Да, – ответил он, спокойно глядя на апоплексического старого аристократа, лежавшего на земле и смотревшего на нас вылезшими из орбит глазами. – Я здесь назначил свидание очаровательнейшему юноше. Старому моему приятелю. Джеспер Дреммонд зовут его – вы, вероятно, видели его сегодня у Бомонтов. Пока там не кончат обедать, он едва ли придет сюда.
Я не знаю, сколько часов мы простояли в темноте. За это время я окончательно пришел к заключению, что с моим другом повторилось то, что некогда имело место на заседании суда. Бэзиль Грант сошел с ума. Я не мог подыскать иного объяснения. Старый почтенный джентльмен с багровым лицом, полузадушенный, валялся на земле, подобно вязанке дров.
Приблизительно через четыре часа во двор проскользнула стройная фигура во фраке. В мерцании газового света я распознал рыжие усы и бледное лицо Джеспера Дреммонда.
– Мистер Грант, – сказал он недоуменно, – это прямо невероятно! Вы оказались правы, но что это значит? За все время обеда, который почтили своим присутствием герцоги, герцогини и издатели толстых журналов, специально пришедшие послушать Уимполя, этот удивительный человек молчал, как зарезанный. Он не отпустил ни одной шутки. Он вообще не произнес ни слова. Что это значит?
