Рука сама тянется к узкому бедру. Касаясь гладкого капрона, ощущается дрожь тела. Ева оборачивается резко, даже замахивается, словно собирается сбить насекомое, но застывает, завидев меня.
И я не знал, что именно есть в ее взгляде кроме удивления. Но она больше не шевелиться. Не пытается убрать мою руку, воспротивиться, что-то сказать. И я молчу, боюсь спугнуть момент, который пронизывает мое существо с ног до головы, делая чресла пылающими, а мышцы от пульсации ноющими. И я словно в отместку делаю ей больно, как можно сильнее стискиваю ее коленку.
Хочется многое ей сказать, но по большей части в голове маты и желание схватить ее за волосы. Наклонить к своему лицу, впиться в губы, забрать к себе домой и запереть, чтобы больше не смела теряться. Но это будет слишком. И меньше всего я хочу сделать неприятно Марку и Даше. Они заслужили идеальный праздник.
Именно по причине своей несдержанности отъезжаю, почему-то вспоминая те дни моего триумфа, когда я участвовал в боях без правил, когда после успешного боя просто выбирал понравившуюся девку и тащил ее в раздевалку. Нагибал и имел, снимая напряжение боя. Именно это мне хочется сделать с Евой. Рядом с ней внутри рождается зверь, который жаждет порвать ее одежду. Хочет завладеть всем ее существом. Прорвать ледяную стену, которую она возвела между нами, и просто иметь до потери сознания.
Наблюдаю за ней весь вечер, чтобы подкараулить и узнать, почему работа в ресторане интереснее, чем у меня. Может быть, предложить ей денег. А может быть, повалить на землю и сломить любое сопротивление. И словно по неизвестному закону подлости, проезжая по коридору ресторана, я замечаю, как какая-то нерусская мразь заталкивает Еву в подсобку.
Руки сами сжимаются в кулаки только от мысли, что она сама этого хочет. Что будет открывать свой рот для другого, отдаваться со всей силой страсти ее гибкого тела. И я боюсь заглядывать. Боюсь увидеть на ее лице наслаждение. Боюсь, что вместо моего имени она будет кричать нерусское. Такое должно быть только со мной. Из подсобки не слышны ни звуки борьбы, ни крики о помощи. Неужели ей все это нравится. И тогда в голову приходит потрясающий эгоистичный план, который я тут же осуществляю.
— Марк, — доезжаю быстро до клоуна и тащу его в коридор. — Я думал, у вас приличное заведение.
— Не понял. Разумеется приличное.
— А почти официантки спят с гостями? Или у вас есть особые услуги?
— Ты о чем?!
— А ты загляни в подсобку. Кажется, там кто-то зарабатывает деньги, раздвигая ноги.
Глава 13. Ева
Я не стала с ним здороваться.
Во-первых, мне не хочется объяснять, откуда я знаю владельца мясного рынка, тем более давать ему повод думать, что он чем-то отличается от других поставщиков.
А еще у меня в голове сидели, удобно расположившись, мысли о Харитоне, который тоже был здесь и смотрел на меня так, словно поставил клеймо, словно надел на меня чертово кольцо всевластия и теперь управляет.
Когда-то я очень хотела получить от него такое, хотела принадлежать ему, быть только с ним.
Но как же больно, когда подобные устремления остаются без ответа.
Кажется, что ты снова и снова протягиваешь руку, тычешь ей с мольбой в глазах, а тебе раз за разом эту руку отрубают. И эти фантомные боли мучают меня до сих пор. И если раньше бороться с ними было легче. У меня лучше любого обезболивающего действовала реальность, то сейчас агония начала занимать сознание, оставляя после себя выжженную пустыню.
Надо передохнуть, просто посидеть и подождать, пока буря внутри уляжется. Ну или хотя бы одна из проблем покинет помещение. И лучше бы Харитон, его присутствие приносит больше дискомфорта. Но до комнаты отдыха персонала я дойти не успеваю. Занятая дурацкими размышлениями не сразу понимаю, что уперлась в стену. И ей оказался человек.
— Ильдар. Добрый день. Пропустите, пожалуйста.
— То есть вместо того, чтобы купаться в золоте, шелках, дать своему сыну нормальное образование, ты как девка разгуливаешь в мини юбках? Я думал, ты повар!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вас, Ильдар Аланович, это не должно волновать. И я действительно повар, просто…
— А может ты брезгуешь?
— Тем, что вы, как минимум, женаты и имеете трех любовниц? Брезгую, — черт, зря я вообще с ним разговор завела.
— А может все дело в том, что я не русский? Может, тебе больше нравятся эти ленивые голубцы, которые имеют права трогать тебя за голые ноги…
Как он вообще смог это увидеть?
— Вас моя жизнь не касается. И расовая принадлежность тут ни причем, — смотрю по сторонам. Не хотелось бы, чтобы нас увидели вместе. Да еще общающихся на повышенных тонах. Делаю шаг назад, хочу уже уйти. Вообще не стоило с ним разговаривать.
— Так может я тоже могу потрогать тебя за ногу?
Его рука тянется к юбке, и рефлекс срабатывает автоматически, оставляя на его лице красное пятно. Он в шоке смотрит на меня, я на него. И понимаю свою ошибку. Для него женщина дырка. Она не имеет права руку поднимать. И не важно, что он ее не обеспечивает. Что она вообще ему никто. Наверное это особенность всех восточных мужчин.
— Ты, русская дрянь, поиграть со мной решила?
Разворачиваюсь, сбежать пытаюсь, но поздно, он берет меня за локоть, сжимая до сильной боли, а кричать я боюсь, чтобы внимания не привлекать. Мне еще работать здесь.
И снова ошибка, потому что через мгновение Ильдар заталкивает меня в темное помещение, очень узкое, судя по всему, подсобка для уборщиц. Света нет, а он прижимается ко мне всем телом.
— Все вы такие, недотроги. Ведете себя как целки, ждете, а на деле продажные шалавы. Хочешь быть единственной любовницей? Так и будет. Давно надо было тебя поиметь. Доказать, что ты никто и не имеешь права мне отказывать. Вы все просто скот. И разговор с вами должен быть короткий, — слышу треск юбки, пока вырываюсь и замахиваюсь снова. Но он толкает меня так, что я бьюсь затылком о стену и сползаю по ней. Рядом обнаруживаю палку, дергаю ею, но он пинает ее, хватает меня за волосы и не дает подняться.
— Открой рот, дрянь, прими своего хозяина, — страха нет. Лишь отвращение к запаху, который распространяется вокруг меня. И уже знаю, что сделаю, если не смогу отбиться. Возможно, я даже умру, но и у него не будет шанса заиметь новых детей.
Именно в этот момент подсобка озаряется светом, а в проеме возникает высокая фигура владельца «Глума». Щеки тут же начинают гореть огнем, потому что на его лице все написано. Отвращение. Но буквально пронизывает меня, делаю почти беспомощной.
— Вон отсюда. Оба. Пока я охрану не позвал.
Ильдар, застегивая ширинку, сбегает, а я остаюсь под обстрелом острого осуждения. Может быть, стоило закричать? А сейчас стоит сказать правду.
— Я бы никогда… Он сам.
— Расскажешь это другому работодателю. Как фамилия?
Сглатываю слезы, думаю о последнем шансе соврать. Хозяин точно не знает всех поименно. Но уже поздно. Забегает Ольга.
— Ева!? Вот же дрянь! Простите, Марк Сергеевич. Она больше не появится здесь. Чего ты стоишь!? Выметайся. И Айдарову своему скажи, что его мясо нам больше не нужно.
— Марк Сергеевич, можно я поговорю с Дарьей Александровной? — я не могу потерять эту работу. Не могу.
— К Даше вообще не подходи, — рычит Марк Сергеевич. — Пошла вон.
И я, прикрывая порванную юбку, иду забирать вещи, краем глаза замечая Харитона. Он все видел. Он тоже думает, что я зашла в подсобку добровольно? Впрочем, надо было закричать. Теперь его мнение меня интересует меньше всего.
Я не люблю плакать, но сейчас слезные протоки словно прорвало. Я собрала свои вещи и почти выбежала на улицу. Поплелась к метро, часто оборачиваясь. Надеюсь, Ильдар уехал и не примется заканчивать начатое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я уже перехожу дорогу на светофоре, как ее мне перегораживает черная иномарка. В ее сторону сразу несутся проклятия прохожих, а я смотрю в открывшуюся дверь. Харитон сидит на заднем сидении и смотрит на меня.
