Верндт успокоительно кивнул ей.
— Это еще не значит, что мы должны повсюду видеть привидения. Я принял бы все это за некрасивую шутку или за угрозу сумасшедшего, если бы инстинкт не предупреждал меня на этот раз.
— Я сразу почувствовал недоверие к этому болгарину.
— У меня до сих пор нет причины подозревать Думаску. Хотя я и должен считаться с возможностью, что он приставлен ко мне для контроля…
— Но что за цель может быть?..
— Целей может быть достаточно, фрау Мабель. Вы не должны забывать, что дело касается исследований, от которых весь мир ожидает особенных результатов и знание которых является для владеющего ими, при известных условиях, настоящей силой. А вы знаете, что стремление к власти ведет ко всяким преступлениям.
— Вы должны еще вспомнить, как остро было соперничество за приобретение японских осколков метеора, и что я среди больше чем десяти сильных конкурентов получил по народному решению метеориты и поручение произвести их химическое исследование. Некоторые отдельные лица и группы не помирятся добровольно с таким решением. Стремление к могуществу и богатству могут быть двигателями. Ведь оскорбленная гордость Франции уже добилась того, что назначена международная контрольная комиссия при исследовании метеора. Болгарин — член этой комиссии.
— Я ему не доверяю. Что ему здесь нужно?
— Предоставим это будущему. Пока что с меня довольно ощущения, что нас подслушивают, или, вернее — преследуют, как угрожает записка. Если до сих пор я просто мог не обращать внимания на эти угрозы, то сегодня я уже не имею права так поступать. На мне лежит ответственность за мою задачу, от меня, быть может, зависит будущее человечества. Я должен рассчитывать и на то, что метеор проявит силы и особенности, для которых мои средства могут оказаться недостаточными. Коротко говоря, какой-нибудь из опытов может мне стоить жизни. Беззаботность была бы ошибкой. Я должен быть уверен, что мои исследования и результаты моих опытов не исчезнут вместе с моей персоной.
— Вы записываете их?
— Да, я делал это. Но мои записки… были украдены.
Точно в одном порыве подскочили к нему Нагель и его жена.
— Украдены?
— Украдены, — спокойно повторил Верндт. — Уже в Нью-Йорке я заметил исчезновение некоторых записок, касавшихся эманации метеора, спектральных анализов и других. Последние ночи я снимал здесь с вами на ультрахроматические пластинки части неба. У меня были совершенно определенные причины. Мои ожидания подтвердились. Эти приемки[7] привели к открытию большой важности.
Глаза обоих слушателей засверкали в серебряном свете луны. Бесконечное уважение отразилось на их лицах. Инженер встал и прошел к 20 дюймовому рефрактору.
— И эту записку у меня украли несколько часов тому назад. Из моего запертого письменного стола.
Нагель сжал кулаки.
— Я найду этого негодяя! Я…
Инженер сделал рукой отрицательный жест.
— На этот раз там было всего только несколько строк. Притом особым астрономическим шифром, известным только мне. Тот, кто нашел эти записки, извлечет из них мало пользы. Но я не могу допустить таких случайностей. Мои исследования должны быть отделены от моей персоны. Я подумал о том, чтобы сообщать их вам, дорогой Нагель. Я не знаю более молчаливого хранителя тайн, чем вы, мой былой сотрудник. Но и этого уже недостаточно. И вам грозят те же опасности, что и мне.
Мабель невольно прижалась к любимому человеку.
— Поэтому я хочу довериться еще одному лицу, на которое могу положиться во всех случаях. Фрау Мабель, хотите вы взять на себя эту задачу?
Молодая женщина не отвечала. В ее блестящих глазах сверкали слезинки. Она была слишком тронута, чтобы говорить, слишком подавлена таким большим доверием, чтобы быть в состоянии благодарить. Она молча и от всего сердца протянула Верндту руку.
— Так подойдите, пожалуйста, к этой трубе.
Он взялся за рычаги, чтобы направить трубу, но рука его застыла у рукоятки. Он тихонько свистнул от удивления и обернулся к Нагелю.
— Подходили вы сегодня после семи часов к этой трубе?
— Я целый день не был в этой башне.
— Ключи от ворот еще у вас?
— Вот они.
Верндт на мгновение задумался.
— Удивительно! Мне казалось, что я оставил трубу в другом положении.
Все еще задумчиво поворачивал он винты и задвижки. Потом осторожно отошел и уступил место Мабель. Дочь астронома Картклифа умела обращаться со звездами. Она с интересом заглянула в стекло.
— Труба сдвинулась, — сказала она после непродолжительного напряженного наблюдения.
— Нет.
— Но я ничего не вижу, — последовал удивленный ответ.
— И все таки в поле зрения подзорной трубы находится созвездие, которое я могу назвать замечательным. Поверните-ка окулярный револьвер на более слабое увеличение.
— Да.
— Теперь вы должны видеть у границ поля зрения пять звезд, образующих почти равносторонний пятиугольник.
— Я вижу их и…
— И в этом пятиугольнике небо совершенно пусто…
— Да, я не вижу ни одной звезды в этом пространстве.
— И вы ничего не видели, когда я вам подставил при большем увеличении середину пятиугольника. И все же там имеется звезда, ярче Веги, сияющая больше чем Южный Крест, и даже ярче Сириуса, самой блестящей из неподвижных звезд. Только свет ее не действует на сетчатку человеческого глаза.
— Так эта звезда испускает ультрафиолетовые лучи, как американская туманность? Световые волны ее так коротки, что глаз их не воспринимает?
— Никоим образом. Но звезда посылает свой максимум света при условии «W» = 0,7–0,3.[8]
— Это, ведь, длина волн видимого спектра — торопливо вставил Нагель.
— Конечно. И, все же, это трансцендентный свет. То же излучение, которое воспринимает моя ультрахроматическая пластинка и которое показал нам спектр метеора.
Нагель невольно схватил ученого за руку.
— Вы открыли звезду ультрафотографическим способом?
— Да, позапрошлой ночью.
Несколько секунд все трое молчали. Мысли были подавлены значительностью услышанного.
— Какое значение имеет открытие этой звезды? — прервала, наконец, молчание Мабель.
— Я думаю, что она даст нам возможность разгадать великую загадку природы и задаст нам новые загадки.
Нагель взволнованно смотрел в трубу.
— Не думаете ли вы, что между нашим метеором и той звездой есть связь?
— Без сомнения. Я подозреваю, что наш метеор — вестник с того созвездия, что он летел миллионы лет в пространствах вселенной, чтобы, наконец, быть пойманным нашей всеобщей матерью — солнцем, разбиться о землю к ужасу ее обитателей и превратиться в ничто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
