— А тебе? Тебе, я вижу, это тоже не по душе? — испытующе уставился на Эвриха Тартунг. — Но ведь ни меча, ни кинжала ты для меня у Газахлара не выпросил? И не купил. А если тебе… Если нам туго придется? Здесь не Мванааке, и кочевники либо лесные бродяги здорово посмеются, глядя на твой чудодейственный амулет с изображением священного дерева.
— На что тебе меч, если ты его отродясь в руках не держал? — не глядя на упрямо поджавшего губы мальчишку, промолвил Эврих и направился к оставленным на берегу долбленкам.
Спорить и выяснять отношения с Тартунгом в присутствии змеелова он не собирался. К тому же следовало признать — по-своему парень, безусловно, прав: свободному человеку надлежит иметь оружие, чтобы защищать свою жизнь и честь, а также всех тех, кого он любит. Так стоит ли удивляться и сердиться на то, что Тартунг решил сам о себе позаботиться, не слишком полагаясь на придурковатого арранта, прекраснодушие коего может стоить жизни им обоим? Да и не о себе, если уж на то пошло, хотел он позаботиться, а о нем. Отсылать его за это в Мванааке будет черной неблагодарностью, не говоря уже о том, что вряд ли из этого что-либо получится. Переупрямить Тартунга ему явно не по силам, не стоит в очередной раз и пробовать. Оба они вечно суют нос куда не надо, и лучше будет, пожалуй, похвалить парня вместо того, чтобы устраивать ему выволочку. Смириться с его присутствием, разузнать, как эта самая хирла варится и научиться заодно пользоваться кванге. В джунглях Душегубов чингак едва ли их выручит — попробуй-ка предъяви его леопарду или крокодилу. И кинжал парню надобно достать да обучить в цель метать, как Хрис когда-то его самого учил. Не бог весть какое умение, а при случае добрую службу сослужить может…
* * *
— Шел бы ты отсюда к общему костру, — недовольно проворчал Тартунг, помешивая булькающее в горшке варево длинным, аккуратно очищенным от коры прутиком. — Хватится тебя Газахлар, отправит Хамдана с Аджамом на поиски, не избежать тогда расспросов.
Эврих промычал что-то неопределенное, и склонившийся над огнем парень раздраженно передернул плечами:
— Все, что хотел, ты уже узнал и ничего интересного больше не увидишь. Буду теперь воду выпаривать, пока содержимое горшка в сметанообразную массу не превратится. На что тут, спрашивается смотреть? Ступай, ради Тахмаанга, не дыши в затылок занятому человеку!
— Экий ты ворчун! И откуда бы у тебя вдруг такому избытку здравомыслия взяться? — буркнул аррант, но, признавая справедливость Тартунговых слов, продолжать заведомо безнадежный спор не стал и зашагал прочь от разведенного в яме костерка в сторону деревни.
Мальчишка был прав, удалившись для изготовления хирлы подальше от любопытных глаз. Эвриха в самом деле могли начать разыскивать, ибо все уже привыкли, что каждый вечер он располагался возле костра, внимательно слушал сказки, правдивые истории и песни, делая время от времени какие-то пометки на разложенных на коленях листах толстой дешевой, желтоватого цвета бумаги. Иногда и сам он что-нибудь рассказывал или же пел, искусно подыгрывая себе на старенькой дибуле.
В этот раз у разложенного, как водится, посреди маленькой деревенской площади костра собралось дюжины полторы человек: селяне и Газахларовы воины, медлившие разбредаться по хижинам и отходить ко сну, несмотря на то что тьма уже окутала землю и на небе высыпали крупные ясные звезды.
— Эврих, где ты бродишь? — окликнул Аджам вышедшего на площадь арранта. — Иди сюда, послушай, как Пацалат вещает про живущую в Красной степи змеерыбу. Всякое я слыхал, но чтобы рыбы или змеи под землей ползали и песком питались — такое даже у бесстыжих чохышей язык вымолвить не повернется!
— Разве я говорил, что гогосергал роет под землей ходы и ест песок? — удивился улыбчивый деревенский парень в плетенной из травы юбочке, с высоченной прической, уложенной из густо смазанных жиром волос.
— Говорил, все слышали! — недружно загомонили сидящие вокруг мужчины.
— Да нет же! Отродясь в Красных песках не бывал и врать о тамошней жизни не буду. А вот шел я как-то в большую сушь к Голубому озеру и встретил по дороге женщин из племени кукусат, ловивших змеерыб в пересохшем русле Уллы.
— Так в воде ловили или в земле? — нетерпеливо уточнил кто-то, пока Эврих усаживался на свободное место у костра.
— В иле. Улла в тот год совсем пересохла, и женщины, идя по руслу её, даже ног не замочили. Они тоже шли к Голубому озеру с бурдюками для воды. И все время высматривали что-то под ногами, а я поначалу не мог понять, чего они ищут. Потом гляжу, одна нагибается и длинным ножом вырубает из сухой грязи высокий такой брусок. Срезает с него верхушку, с дырой посредине. А брусок этот внутри пустой и сырой. Женщина хихикает, глянь, говорит, кто-то там шевелится! Переворачивает взрезанный брусок, и из него вылетает и шлепается на потрескавшуюся от жары землю премерзкая тварь. Извивается и шипит, как змея, вот только не ползет, а подпрыгивает. — Пацалат показал рукой, как подпрыгивал гогосергал, прежде чем женщина отсекла ему голову и сунула добычу в заплечную корзину.
Слушая про похожую на угря рыбу, которая во время засухи роет в вязком иле нору и засыпает в ней до наступления сезона дождей, пришедшие с Газахларом воины недоверчиво качали головами, но один из деревенских стариков, вступившись за рассказчика, подтвердил, что в верховьях Уллы действительно водится такое существо. Кожа его выделяет много слизи, которая, застывая коркой, склеивает ил, и вокруг гогосергала образуется что-то вроде кокона или скорлупы. А дышит диковинная тварь через выходящую на поверхность дыру, через которую залезала в нору. По этим-то дырам в сухом иле их и обнаруживают новоявленные рыболовы.
— Вам так же трудно поверить в гогосергала, как многим моим соплеменникам — в существование каменных домов, самые большие из которых превышают размерами нашу деревню, — миролюбиво обратился старик к Серекану и ещё нескольким молодым воинам, продолжавшим утверждать, что их разыгрывают. — Послушайте-ка лучше, какая история произошла из-за недоверия в нашей деревне в дни моей юности.
Глядя, как весело заблестели маленькие, утонувшие в морщинах стариковские глазки, Эврих приготовился услышать нечто забавное и пожалел, что не захватил с собой чернила и бумагу для заметок. Рассказанные у вечернего костра байки быстро забывались за дневными заботами, а между тем некоторые из них стоили того, чтобы он включил их в свои «Дополнения» к Салегриновым «Описаниям стран и земель».
— Еще не так давно люди из далекого и славного Города Тысячи Храмов редко появлялись в этих местах. Они предпочитали добираться до Голубого озера неведомыми нам дорогами, по которым ослы и волы могли тащить тяжелогруженые телеги, которые я не раз видел в Озерной крепости. И если мы хотели наменять на крокодильи шкуры или перья пестрых птиц соль или хорошие железные ножи, нам приходилось отправляться либо к Голубому озеру, либо к слиянию Уллы с Великой рекой — Матерью рек, — называемой вами Гвадиа-рой. — Старик огладил куцую, состоящую из дюжины волосков бородку, которую, судя по всему, считал лучшим своим украшением и, неодобрительно посмотрев на Газахларовых воинов, весело обменивающихся мнениями по поводу товарищей, слишком рано вернувшихся со свидания, на которое их якобы пригласили здешние девицы, продолжал;
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
