Хватило секунды. Бывший замкомэск удивленно моргнула.
– Вы же в музее работаете? В бывшем Цветаевском?
Владелец трости вновь усмехнулся.
– И это было! Только давай сразу на «ты», все-таки не баре, а партийные, можно сказать – соратники. Сейчас я тебя, товарищ Зотова, удивлю. Во, гляди, а я пока с товарищем профессором поздороваюсь…
Знакомая восковая бумага. И гриф наверху памятный, не спутаешь: «Российская Коммунистическая партия (большевиков). Центральный Комитет».
– Товарищ Касимов!..
Тот как раз в этот миг руку ученому пожимал, не просто так, а с немалым чувством.
– Сейчас, товарищ Зотова. Я ведь товарища профессора помню, он к нам в музей два раза приезжал лекции читать. Как первая называется, запамятовал, а вторую помню: «Современный взгляд на материалы из курганных раскопок графа Уварова». Про эти… Скороборские курганы, правильно?
– Именно так! – охотно подтвердил Достань Воробышка. – Молодой человек… То есть, простите, товарищ Касимов, честно скажу, вы не Ольгу, вы меня удивили. Действительно, читал. Меня пригласил мой давний знакомый, господин Игнатишин. После лекции мы с ним крупно поспорили, но не по поводу курганов, а в связи с мифологическим представлением автохтонов Русской равнины. Бедняга всюду искал свою Агартху…
Зотова хотела переспросить, но вовремя сдержалась. Агартха… «Мадмуазель Агата Рисурс», – пошутил когда-то Воропаев.
– Товарищ Касимов! – не выдержала девушка. – Если ты сейчас в Техгруппе, то знать должен… Сотрудники, что вместе со мной работали, Семен Тулак и Воропаев Виктор. Что с ними?
Тот взглянул странно, покачал головой:
– Не спрашивай о них, товарищ Зотова. Ни меня, ни других тоже, особенно же тех, что из начальства. Не ответят!.. Как в песне известной: служили два товарища – и ага. Сама их искать не пытайся…
Подумал немного, трость в руке покрутил.
– Без меня, понятно… Ладно, товарищи, я вам вроде как разговор перебил. Так что пока в авто подожду, а вы мнениями обменяйтесь, сколько требуется. Потом прошу в машину, развезу, кому куда надо. Зря я, что ли, в гараже ЦК «Форд» вытребовал? И шинельку, товарищ Зотова, подберите, чего ей без толку на земле валяться?
Хлопнула черная дверца. Ольга и Достань Воробышка переглянулись.
– Бросили ребят, значит, – шевельнула сухими губами Зотова. – Сволота паскудная…
– Не волнуйтесь так, Ольга, – негромко проговорил Родион Геннадьевич. – И не ругайтесь, прошу, не идет вам. Творится что-то и вправду мерзкое, но не все так плохо. Товарищ Тулак жив-здоров и вам привет передает. Он-то мне про вас и рассказал. А насчет печенья, о котором вы спросить изволили…
– Да! – спохватилась девушка. – «Наташа» которое.
Ученый усмехнулся.
– Целый день по магазинам ходил, дабы нужное отыскать, да-с. К счастью, новая экономическая политика не подвела, нашел, причем чуть ли не в самом центре, в Китай-городе. История же эта вполне достойна столь модных ныне шпионских романов. Получаю я как-то телеграмму содержания самого невинного. Некий доброжелатель очень интересуется вашим, барышня, здоровьем…
– Обратный адрес «Ростов. Проездом»? – сообразила девушка.
…Дмитрий Ильич!
Достань Воробышка покачал головой.
– Отнюдь. Не Ростов, а Харьков, но действительно «проездом». А потом меня посетил помянутый только что товарищ Тулак…
2
Как и всякий привыкший к табаку человек, Леонид всегда начинал любое дело с перекура, тем паче дело не слишком приятное. Уложив запечатанный, весь в синих штемпелях и сургуче, пакет в желтый портфель, он завернул в узкий закуток Сенатского корпуса, где обычно собирались курильщики. Слева стена, справа стена, и впереди она же. Никто не увидит, никто не станет объяснять про каплю никотина, убивающую бедную лошадь. Заодно и словом перемолвиться можно. Стены толстые, окна высоко.
На этот раз в закутке было абсолютно пусто, если не считать старого пожарного ящика, заменявшего урну. Товарищ Москвин поставил портфель на землю, достал пачку «Марса». Негромко щелкнула сработанная из австрийского патрона зажигалка.
Идти в Большой Дом совершенно не хотелось. Леонид понимал, что ничего плохого с ним, работником аппарата ЦК, не случится. Номенклатуру Центрального Комитета гэпэушники старались не трогать, не их калибр. А на всякий пожарный товарищ Москвин оставил записку на имя прямого и непосредственного начальника. Если не вернется к концу рабочего дня, бумага ляжет на стол товарища Кима. Беспокоиться не о чем… Если бы приглашал не Блюмочка!..
– Кукушка лесовая нам годы говорит, – негромким шепотом сорвалось с губ.
Табак горчил…
А вечером придется идти на Тишинку. Леонид уже прикидывал, не взять ли с собой кого-нибудь из группы для подстраховки, но потом решил: не стоит. Его это дело, личное и персональное, вроде цыганочки с выходом. Товарищу Москвину незачем мешаться в дела бандита Фартового.
– Не помешаю, товарищ?
Леонид обернулся. Еще один курец – с желтой пачкой старорежимных папирос «Salve»! Где только достает?
– Нет, конечно…
Ответил, не думая, и только после сообразил. Папиросы «Salve», светло-зеленый френч с большими накладными карманами, аккуратно подстриженная борода, очки в золотой оправе, немецкая электрическая зажигалка – подарок от Коминтерна.
– Здравствуйте, товарищ Каменев!
– Товарищ Москвин? Здравствуйте, Леонид Семенович! Ну как там ваши вечные двигатели?
Все мы люди, все человеки. Лев Борисович Каменев, член Политбюро и секретарь ЦК РКП(б), тоже был курильщиком с многолетним стажем. Табаки предпочитал турецкие, коллекционировал зажигалки. Поговаривали, что именно он не позволил ретивым борцам с никотином полностью запретить курение в Главной Крепости.
Курильщики им гордились. Наш человек!
– Вечные двигатели, Лев Борисович, в ассортименте, – бодро отрапортовал руководитель Технической группы при Научпромотделе. – Много ерунды присылают, это правда. Но, знаете, иногда интересное попадается, хоть фильму снимай. Недавно один товарищ прислал письмо про Землю Санникова…
– Вот как? – Густые брови секретаря ЦК взлетели вверх. – Крайне любопытно! И что именно сей товарищ написал? Если, конечно, это не государственная тайна.
Леонид еле заметно улыбнулся.
– У вас, Лев Борисович, допуск есть. Письмо написал товарищ Расторгуев – тот самый, что в экспедиции барона Толя участвовал, а потом с врагом трудового народа Колчаком этого барона искал. Тогда и решили, что никакой Земли Санникова нет, мираж это все и обман зрения. Но товарищ Расторгуев Колчаку не поверил и решил еще раз там побывать…
Байку про бдительного Расторгуева и загадочную землю за Полярным кругом товарищ Москвин держал про запас – именно на такой случай. В последнее время о Техгруппе начали слишком много болтать. Следствием стало то, что «начальство», высокое и не очень, при каждом удобном и неудобном случае осведомлялось: как, мол, дела технические? Вечный двигатель поминали чаще всего, Машину Времени и эфирный планетомобиль – реже.
Леонид откровенничать ни с кем не собирался. В запасе у него имелось несколько подходящих историй, среди которых Земля Санникова была, пожалуй, самой интересной. Как раз для товарища Каменева.
* * *
В Главной Крепости Столицы товарищ Москвин чувствовал себя новичком, новобранцем, впервые попавшем в полк. С одной стороны, это плохо и неудобно. Приходилось осторожничать, следя чуть ли не за каждым словом. И, само собой, аккуратно собирать факты, один к одному, словно пустые гильзы на стрельбище. Но была и хорошая сторона: свежий взгляд порой позволял увидеть то, что многоопытные ветераны не замечали в упор.
Первое, что ощутил Леонид, попав в Главную Крепость, – это всеобщее чувство облегчения, словно сотни больших и малых функционеров разом выдохнули застоявшийся в легких воздух. Неспроста! Всю зиму и весь март ждали беды. Из Горок, где лежал больной Вождь, глухо доносились неутешительные вести, а в самой Столице вожди поменьше готовились к решительной драке за власть. Особенно боялись Троцкого – Лев Революции, потерпев поражение на двух последних съездах, был готов решить дело силой. Ему мог противостоять только Генсек, но и о Сталине говорили разное. По рукам ходили засекреченные письма Вождя и совсем странные документы: то ли пророчества неведомых красных Нострадамусов, то ли страницы из фантастических романов о грядущей сталинской диктатуре. В любом случае, Грядущее казалось грозным и неясным. Ждали беды.
Все изменилось в начале апреля, как раз в те дни, когда товарищ Москвин принял Техгруппу – пустую комнату с пустыми кружками на подоконнике и сухой мятой в консервной банке. Вождь вернулся – без всякого шума и парада, просто приехал на работу. Как раз накануне «Правда» сообщила об отставке Генсека Сталина «по состоянию здоровья и в связи с переходом на другую работу». А еще через неделю собрался очередной партийный съезд[7].
