— Я понимаю, о чем ты, — произнес я, стараясь не вложить случайно в эту короткую фразу какой-либо оттенок. Просто понимаю.
— Я надеялся, что поймешь, — Маук на несколько секунд прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями. — Вам нужно успеть уйти через горы до дождей, или хотя бы до оледенения.
— Через горы? — переспросил я, в который раз злясь на собственную недальновидность. И об этом я тоже вовремя не подумал. Нас ведь вроде как и не должны знать в лицо. Но кто я, чтобы принимать такие решения и брать ответственность? Была бы рядом Эвели…
— В долине почти нет городов, только вглубь Империи, на границе с Азумой. А, если в доносах было что-то более конкретное, вас быстро найдут. Если куратор написал про… про глаз.
— Я решу, — слишком резко, чем следовало, оборвал я. Не хотелось опять вспоминать крик Ариэна. — Но как нам ехать? На чем? Я не справлюсь один.
— Да… да, — как-то почти рассеянно повторил Маук, глядя мне под ноги. Он тут же как-то сник, хотя и не было причины. — Не могу думать еще и об этом, — недовольно, но без упрека буркнул он и усиленно потер пальцами виски. — Еще и кровь эта под ногтями…
— Что?
— Вилар. Умеет терпеть боль, — Маук широко раскрыл глаза, глядя в никуда
— Дожмем, — уверенно и слишком спокойно произнес кто-то с последних ступеней лестницы, отвлекая Маука. На это уверенное заявление я с отвращением поморщился, но тут же взял себя в руки. Не мое дело.
— Куда денется… Да и я… — Маук запнулся, — послушай, не сейчас. Ты только пришел в себя. Отлежись до вечера, я кого-нибудь пришлю, может, еще поговорим. — Маук замельтешил перед глазами, постоянно потирая пальцами переносицу. Я почувствовал, как будто бы покраснели щеки. Это у меня было время как-то оклематься, а как скоро после затишья ему пришлось сдерживать бурю?
В конце концов, я услышал все, на что еще мог рассчитывать. Протянув ему руку, я пожелал удачи, но, дойдя до двери, все же обернулся. Маук так и ходил по кругу, игнорируя спустившегося со второго этажа мужчину, за которым шла незнакомая женщина с уложенными в тугую прическу медными волосами. Я узнал Борра — теперь его лицо от брови до скулы пересекал свежий глубокий шрам — и коротко кивнул на его молчаливое приветствие. Спутнице я поклонился ниже. Она лишь проводила меня сочувствующим взглядом, отчего стало еще неуютнее в чужом доме.
Несмотря на собственные не особо светлые мысли, я заставил себя взбодриться и выпрямить спину.
— Ты справишься, — я произнес это твердо и достаточно громко, чтобы Маук отвлекся и посмотрел на меня. Его лицо вдруг стало серьезным и сосредоточенным. Он расправил плечи и так же уверенно, как и я, произнес:
— У меня нет выбора.
Кажется, в этом я ему завидовал.
Глава 3. Идти до конца
Киан
От разговора с Мауком остался неприятный осадок, как будто он точно знал последствия нашего вмешательства и готовился к ним. Пытался.
Еще у трактира Венн откланялся, торопясь вместе с Мауком в сторону тюрьмы, сейчас я остался один. На обратном пути, быстро пробираясь через чахлый лес у подножия высоких сопок, я понял, что не стану просить у него людей. Кто мы такие, чтобы лишать город и без того хлипкой защиты. Как там сказал Венн? Многие впервые в жизни увидели оружие, взяли его в руки, ощутили его тяжесть. А я видел, как быстро умирают те, кто не посвящал войне свою жизнь. И опять почувствовал тяжесть в груди, мешающую дышать. Словно ничего не изменилось. Немногим позже накатила и паника. Что мне делать? Как уберечь? Где спрятать? Я был рабом, я многого не знал и не видел. Я не знаю, куда везти двух человек, не пришедших в сознание, как помочь, если вдруг в пути откроются раны или начнется припадок. Госпожа была… Она хороший врачеватель, но память не позволяла запомнить все, что она делала. Я умею исполнять приказы, но сам ничего не могу сделать.
От ощущения своей ненужности я только крепче сжал в руках жесткие поводья. Совсем не то, о чем стоит думать. Я попытался сосредоточиться, направляя гнедую между высокими гранитными валунами, волной застывшими над узкой тропой. Если они не очнутся… Если Она… Сердце забилось еще сильнее, мешая думать. До вольных земель придется пробираться через перевалы, повозка не проедет, там мы будем обречены. Да и если доберемся… Никто точно не скажет, какая там будет свобода: оттуда возвращались единицы, и у всех, кого я видел, на шее поблескивал рабский ошейник. Возможно, были и другие, довольны и сытые жизнью, но таких я не знал. А если, как говорил Маук, отправиться вглубь Империи, нас могут найти. Хотя откуда им известно, кого искать? Нельзя же проверять всех странников и кочевников.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Надежда все еще как-то теплилась, пригретая на груди. Хоть бы удача оставалась на нашей стороне.
Я посильнее стегнул лошадь, переходя на галоп. Слабости больше не было, хотя все так же ощутимо продолжали ныть перебинтованные ребра. От жары слиплись волосы, и на скулах, щеках, лбу выступил пот. Намокшая рубашка неприятно липла к спине. Я не обращал на это никакого внимания. Впереди за деревьями уже виднелась небольшая дорожка на подъем. Но я оказался не готов принять какое-либо решение.
Аккуратно спрыгнув с лошади, я повел ее за собой. Где-то вдали начинало глухо громыхать. Еще несколько дней, и ливень обрушится и на Нордон. Надо было спешить.
Подниматься по склону было так же сложно, как и спускаться. Тело ныло, требуя покоя. Я понятия не имел, даже близко не представлял в деталях, что и как мне делать. Поднимусь до убежища, а что делать дальше? Использовать носилки, чтобы что? Голова болела, а в горле совсем пересохло, но я не останавливался, боясь, что тогда мысли просто меня раздавят. Вот если бы очнулась Госпожа, Она бы нашла решение. Как находила всегда. А я кто?
Нет. Это были неверные мысли. Я одернул себя и резко, до боли встряхнул плечи. Этим себя не оправдаешь. Я нужен Ей. Только я сейчас могу помочь, и поэтому нужно принять правильное решение, продумать все, что только возможно, чтобы уберечь. Самое время показать, что и я чего-то стою. И сделаю все, что от меня потребуется. Справлюсь, потому что у меня тоже нет выбора.
Подъем неожиданно стал легче, словно открылось второе дыхание. Я поднимался с улыбкой, чувствуя такое желанное облегчение. И все же остановился. Не из-за усталости или оцепенения: показалось, что услышал голоса. Или не показалось. Задержав дыхание, я в два рывка взобрался до ровной площадки. Вопреки попыткам успокоиться, дыхание само стало прерываться. Неужели не ошибся?
Такая радость разогнала все сомнения, засияла на солнце, и я уже представил блеск Ее карих глаз. Вместе мы бы все смогли…
За одно мгновение все обратилось в пепел. Да и какие вообще могут быть мысли и надежды у раба. Вспоминала ли вообще о моём существовании, пока крепко сжимала руку Ариэна и смотрела так, словно больше никого не существует? Словно больше ничего не важно?
Я был рабом. Но, кажется, им и остался.
Эвели
Я запоздало повернулась к спуску, услышав чужое надрывное дыхание. Киан! Живой! Первым желанием было дернуться вперед, надеясь, что Ариэн устоит на ногах без моей помощи. Я уже почти ослабила хватку, но, лишь мельком взглянув на меня, Киан отступил и привычно — без каких-либо эмоций — в смирении склонил голову. Облегчение и радость исчезли в ту же секунду, уступив место досаде и… обиде.
Это было не чувством собственничества, но чем-то до жути похожим. Словно то, что произошло в тюрьме, навсегда изменило его отношение ко мне. Верно, так и случилось. Все правда изменилось, но совсем в иную сторону. Но за случившееся в тюремных застенках меня простил Ариэн. Потому что понял. А что мои действия значили для Киана? Думал ли о том, что и его я без раздумий брошу там, чтобы сохранить свою легенду? Конечно, думал. Зачем же тогда вообще остался?
— Рад вашему возвращению, Госпожа, — вновь ровный тон, лишенный эмоций. Выходит, даже не думал, что у него может быть выбор: вколоченная еще с детства покорность, долг, но никак не верность.
