позже. А сейчас… Камен, отвлекись и познакомься со своим учеником. – Камен мигнул и без видимого интереса уставился на Ивана. Очередной ученик – какая невидаль, говорил его взгляд. – Камен, перед тобой КЕРГИШЕТ!
– О-о! – Сарый вскинулся, губы его распластались в невыразительной улыбке – первой с момента его появления в квартире Ивана. Сейчас он остро и заинтересованно осмотрел ладную фигуру представленного ученика и со значением, но несложно прокомментировал: – Угу!
– Зовут его Ваней. Иваном Васильевичем, – продолжал знакомство Симон. – Фамилия – Толкачёв. Ты должен научить его движению, выяснишь представление и…
Его перебило неожиданное появление дона Севильяка прямо из воздуха. Симон поморщился:
– Мы же договорились…
Чисто выбритый и вымытый дон Севильяк вновь одет был весьма экстравагантно: какая-то просторная нахальной расцветки длинная рубаха навыпуск под серым истрепанным пиджачком, прикрывшим лишь его спину и руки до локтей. Значительные ягодицы гиганта рискованно обтягивали то ли бархатные, то ли ещё какие ярко зеленые штаны по щиколотку. Башмаки на высоком каблуке надеты на босую ногу.
– У меня кто-то был, – игнорируя слова Симона, густо пророкотал он и, позабыв обо всех, схватил с подоконника пластмассовую вазу.
Тряхнув и мощно дунув в нее, якобы почистил, налил в неё чаю. Иван вспомнил, что вазу ему подарили лет десять назад, и она никогда внутри не мылась. Но предупредить не успел.
– Интересно, – задумчиво проговорил Симон, брови его заломились. – Я посмотрю, кто там у тебя был… А что-нибудь?..
– Не было там ничего! Перевернули вверх дном, порвали всё и попортили!
Дон Севильяк пил огромными глотками, не обжигаясь крутым кипятком. При этом сопел как паровоз под парами и упрямо избегал смотреть на Ивана. Он явно был расстроен, и как ни старался казаться если не равнодушным, то хотя бы спокойным, его по-рачьи выпуклые глаза, мимика и жесты выдавали с головой.
Иван встревожился.
– Что-нибудь произошло? – осторожно поинтересовался он, уверенный в своей причастности к событию.
Дон Севильяк отвернулся.
– Нет… Пока нет. – Симон прищурил один глаз, будто прицеливался, посмотрел в сторону Ивана долгим взглядом. Привычным движением потёр колени ладонями. Вытянул губы в трубочку и пожевал их. – Впрочем… – что-то решив про себя, заключил он, – вскоре я тебе, Ваня, кое-что расскажу, а пока что это… несколько преждевременно. – Он помолчал и, словно отбросив все мысли о случившемся с доном Севильяком, отрубил: – Успеется!.. Пока поговорим о другом. Итак, Ваня, Сарый будет жить у тебя. Слышишь, Камен?
– Как не слышать? – пробормотал Сарый, выхлёбывая, наверное, двадцатое блюдце чаю. – Вас послушаешь, так лучше здесь отсидеться. Да и КЕРГИШЕТ всё-таки… Интересно. Но сам знаешь, как оно бывает.
Симон недоверчиво хмыкнул.
– Проследи, Ваня, чтобы он на улицу пока не выходил. А чтобы отсюда куда-нибудь не улизнул, никакой обуви, как я тебе уже говорил, ему не давай. Знаем его… Впрочем…
Симон на некоторое время замолчал, чем воспользовался Сарый.
– Ну, что ты говоришь? – отбился он от наговора и налил себе новое блюдце.
– То и говорю. А это вот, Ваня, на твоё и его кормление.
Так и сказал – на кормление, и подал Ивану толстенную, листов на пятьсот, пачку денег. Крупными купюрами.
От их вида у Ивана, не привыкшего к таким суммам, появилось смутное подозрение о деятельности всех этих ренков и вертов, в том числе сидящих рядом с ним.
Выросший в достатке, он, тем не менее, цену деньгам знал. Поэтому отметал все выгодные, как некоторым казалось, предложения для получения легких деньжат, самих плывущих в руки во время внезапно наступившей в стране неурядицы в обществе и экономике. Боялся скатиться до животного состояния нувориша.
Потому он, беря у Симона пачку, замешкался. Симон заметил его состояние.
– Бери, Ваня, – сказал он твердо. – Мы твоё, мягко сказать, негативное отношение к ним знаем и одобряем. Но этими не брезгуй. Они того не стоят… Эти деньги чистые, если хочешь, и не связаны ни с какими тёмными делишками или преступлениями.
– Сразу видно, зарплата, – съязвил Иван, не зная как ему поступить в данной ситуации.
Дон Севильяк, похоже, позабыл уже о своих бедах и от предположения Ивана о зарплате загоготал. Сарый от неожиданного грохота выронил блюдце и, обжёгшись горячим чаем, подпрыгнул.
– Без ехидства не можешь? – осуждающе покачал головой Симон. Повернулся к дону. – А ты прекрати!
Дон Севильяк сразу остыл. Он смотрел на товарища, рот его ещё был открыт для хохота, но ни один звук не вылетал из него, словно их там, глубоко в горле, придавили, заткнув все выходы.
– Да, Ваня, это зарплата. В основном, Сарыю за твоё обучение. И плюс твоя стипендия. Устраивает?
– Вполне, – промямлил Иван. – Спохватился: – Что я с такой уймой делать буду?
Симон, вдруг, простецки почесал затылок, что совершенно не вязалось с его аристократичной внешностью и поведением.
– Найдёшь. Питайся сам и корми Камена, как следует, обнови гардероб… Что ещё? Ну, перестань, Ваня. У нас такие ставки. – Симон встал. – Нам пора. На днях к вам ещё заглянем, посмотрим, как тут у вас идут дела. До свидания, Ваня! Камен… Ты должен его научить как можно быстрее.
– Быстро, знаешь, что делается? – сварливо откликнулся учитель.
– Всё-таки, от тебя многое зависит.
В дверях Симон обернулся:
– Ни пуха, ни пера!
– К чёрту! – без энтузиазма поддержал его расхожей фразой Иван. Настроение у него ухудшалось с каждой минутой.
Сарый продолжал пить чай и после ухода Симона и дона Севильяка, потребляя немеренное количество сахара.
«Вот куда пойдут деньги», – подумал Иван с неприязнью.
Уроки ходьбы во времени
День и ночь в представлениях Ивана слились в единое понятие, так как Сарый не признавал ни их различия, ни времени вообще.
Вначале ученик дурел от его выходок, бестолковых и бессистемных, с его точки зрения, занятий и знаний, которыми его пичкал учитель. К таковым относились:
аутогенная гимнастика, так её называл Сарый, а ещё – предваряющей;
плоские анекдоты из жизни давно умерших людей, от которых, анекдотов имеется в виду, Сарый был в восторге;
гипнотические сеансы, когда у Ивана раздваивалось сознание не оттого, что это как-то воздействовало на него, а от занудности учителя и его веры в свои возможности на этом поприще;
уроки тарабарского языка ходоков во времени, быстро выученного Иванам, отчего Сарый не мог успокоиться и пытался начинать всё с начала;
основы каких-то несуществующих географий, топографий и тому подобное, не всегда понятное, но всегда легко осваиваемое учеником.
Кроме того, от его бесконечных чаепитий, разглагольствований и беспардонного поведения.
Ивану к тому же начинало казаться, что Сарый не спал вовсе и к этому же принуждал ученика, хотя на самом деле, ходок во времени только и делал, что спал подобно сурку зимой, но урывками и беспорядочно. Иван привык и знал свои потребности спать без перерывов часов восемь, только тогда он чувствовал себя человеком в силе, способным неутомимо ходить, бегать, работать, не злиться по самому незначительному поводу, воспринимать любой сложности информацию и