Она помолчала и кивнула на натюрморт над дверью.
– Джоель нарисовал это, когда мы там были. Довольно беспомощно, правда?
– Я не знал, что Джоель увлекается живописью.
– А он и не увлекается… это его единственное произведение, если можно так назвать. Это… как вам объяснить… это как бы память о дне, когда исчез его старший брат. Джоелю было года два или три… но он утверждает, что все помнит. Женщина обещала подняться с Кристофером по лестнице в метро, а Джоель был в коляске, и отец пошел к лифту. Но когда они поднялись на перрон, не нашли ни женщины, ни Кристофера. Они должны были сидеть на скамейке и дожидаться Джоеля с отцом.
– А какая связь с картиной?
– Джоель утверждает, что под скамейкой лежали два скрещенных птичьих пера, а на них – пробка от шампанского. Почему-то он вспомнил все это, когда мы были в Санта-Доминго.
– Странно…
– Еще как, правда?
– А духи?
– Вот это я не помню. Думаю, женщина, которая похитила Кристофера, была сильно надушена. Или что-то в этом роде. В общем, все это неважно. Верны воспоминания или нет, никому не известно, но Джоель уверен, что так и было.
Катц выключил компьютер и встал. Ангела Клингберг откинула упавшую на лоб прядь волос – жест напомнил ему Эву Дальман. Они чем-то похожи – почему он не заметил при первой встрече?
– На сегодня все? – спросила она.
– Да.
– Чем я еще могу помочь?
– Мне надо было бы поговорить с дядей Джоеля. Но это, оказывается, не так легко.
– Не беспокойтесь. Я позвоню Понтусу и закажу для вас время.
* * *
В десять часов вечера Катц поставил машину на стоянке у Центрального вокзала и дошел до подземного гаража. В плексигласовой будке сидел одутловатый, совершенно лысый парень лет тридцати и решал судоку.
Катц представился, и парень впустил его в будку – с задней стороны была дверь.
– Значит, это ты мне звонил только что… хочешь посмотреть записи? Я отобрал кое-что… сам понимаешь, делать здесь нечего, поэтому радуешься любому развлечению. Двадцать второе апреля? Я правильно понял? Время ланча, красный «лексус»?
Катц молча кивнул.
– Не бесплатно, понятно, поскольку ты не из полиции. Скажем так… тысячу спенн, и можешь смотреть кино с утра до вечера. Нон-стоп видеосалон… если, конечно, шеф не объявится.
Катц отсчитал две пятисотенные бумажки и положил на стол.
– Машину запарковали на втором подвальном этаже. Рядом со столбом, в 11:54.
Он вывел запись на экран – Катц успел заметить, что все материалы рассортированы по датам. Появилось восемь кадров.
– У нас по две камеры на каждом этаже. Есть еще одна, на въезде, но она выведена на другой терминал. Парень, которого ты ищешь… вот он, – вахтер показал на два кадра слева внизу. – Вот, смотри… вот въезжает красный «лексус», вот он его паркует, выходит из машины, вот идет к лестнице… Но если ты меня спросишь, я скажу так: смотреть здесь не на что.
Он щелкнул мышкой по нижнему кадру слева и вывел его на полный экран. Красный «лексус» спускается по пандусу, лица водителя не различить, но, похоже, в машине больше никого нет.
– А увеличить можно?
– Не-а. Увидишь сплошные пиксели. А вот он выходит из своей тачки.
Пошла запись со второй камеры. Машина Клингберга остановилась, но теперь видеть ее мешал столб.
– Погоди-ка… Вот он во весь рост. Опять же лица не видно… но ставлю тысячу спенн, что мигрант. На таких машинах только мигранты ездят, у них денег куры не клюют.
В кадре появился мужчина в серой куртке с капюшоном. Фирмы «Песец». Хорошие куртки, Катц прошлой осенью купил точно такую же, но ее украли. Ограбили подвал.
– А на лицо нельзя посмотреть?
– Нет… и дождя в тот день не было. Почему он в капюшоне? Я проверял камеру на въезде. Холодина – это да. Минусовая температура. В апреле-то! Но солнечно. Дождя и в помине не было. День, ясное дело, холодный, но солнечный.
Мужчина в куртке явно сознавал, что работает видеокамера. Насколько можно, закрыл лицо капюшоном, наклонил голову, быстро пошел к выходу, открыл дверь на лестницу и исчез.
– Не так уж много экшена, а? – Парень усмехнулся и мотнул головой в сторону экрана, где продолжала беззвучно крутиться запись. – Ни голубя, ни крысы. А этого добра у нас… И подростки из пригородных банд. Нарики. Тут ночью зоопарк… А в чем дело вообще? Что-то натворил этот парень? Не ты один интересуешься.
Катц посмотрел на него с удивлением.
– А кто еще?
– Полиция. Снюты.
А это уже непонятно. Ангела Клингберг сказала, что полиция вряд ли проверила камеры наблюдения. И в материалах Юлина ни слова.
– Когда?
– Несколько дней назад. Самое большее – с неделю. Баба какая-то. Красивая, вообще-то. В отличной форме, лесбиянка, скорее всего. Лет сорок навскидку. Удостоверение, все как положено.
Вахтер, не вставая, дотянулся до стоящей на полке банки с кока-колой, сделал большой глоток и зло осклабился:
– Я ж тебе говорил – зоопарк!
Он выбрал другую секвенцию, и на экране появилась стайка подростков. Они остановились на лестничной площадке прямо под камерой, достали, как по команде, аэрозольные краски и начали. Управились за минуту, не больше – все четыре стены изгвазданы так, что чистого места не найдешь. Один из парней с заплетенными в косички волосами повернулся к камере, ухмыльнулся и запустил в нее бутылкой из-под пива. Не попал. Попытку повторять не стал, и вся банда исчезла. В камере застыла картинка: испачканные стены и осколки бутылки на полу.
– Вот подонки! Видел этого павиана, который бутылку швырнул? И знаешь, что я думаю? Думаю, этот норвежец, Брейвик был прав. Вся эта мульти-культи бредятина до добра не доведет. Но никто же не решается сказать вслух! Даже Окессон со своими «шведодемократами»[3] и то… теперь они, суки, политкорректны. Так что скажешь? Прав Брейвик или не прав? А я тебе вот что скажу: сделал то, что и надо было сделать. Единственный способ. Надо же добраться до корней проблемы, корчевать, пока не поздно…
Вахтер замолчал и почесал лысину.
– Значит, есть еще одна камера, – сказал Катц спокойно.
– Что?
– На входе. На лестничной площадке. Ты сам ее установил? Гараж не имеет права вести наблюдение вне парковочных залов.
– Я же говорил – здесь ничего не происходит. Восемь часов в стеклянном стакане. Надо же чем-то развлечься… Кстати, я ее снял. Кто-то донес шефу.
– А двадцать второго апреля она стояла?
– Может быть…
– И ты ничего не сказал полиции?
– Кому? Этой лесби?
– Я хочу посмотреть запись. Ведь этот парень с «лексусом» прошел мимо твоей камеры, когда выходил на улицу? Прошел.
Вахтер вздохнул:
– Может, она где и есть, эта запись. Но это стоит еще пятьсот.
Катц выложил еще одну ассигнацию, и через две минуты владелец «лексуса» появился на экране. Он прошел спиной к камере, капюшон по-прежнему не снят. Среднего роста. Как Клингберг, как он сам и как еще миллион особей мужского пола в стране. Походка самая обычная, ничто не бросается в глаза. Лицо так ни разу и не показал.
– Осторожный тип, – прокомментировал вахтер. – Не хочет, чтобы его узнали… Можно выключать? У меня есть дела…
– Подожди!
Судоку, вот все твои дела.
Запись продолжалась. Внезапно освещение в кадре изменилось – кто-то открыл дверь этажом ниже. На стене появились две тени. Двое встретились, несколько секунд поговорили о чем-то и разошлись. Потом один из них – человек в куртке с капюшоном – вышел на улицу, а второй пошел по лестнице на второй этаж.
Катц узнал его. Молодой парнишка, лет семнадцати. Он остановился на площадке прямо под камерой. Грязная одежда, на плече рюкзак. Бомж и наркоман. Но сейчас, судя по всему, чист. И чем-то смертельно напуган.
– Нарик, – брезгливо сказал вахтер. – Здесь их кишмя. Я одного нашел мертвым. На той неделе. Сначала решил, спит… лежит на заднем сиденье старой «тойоты» и спит. А он, оказывается, коньки откинул… а посмотри на этого! СПИД у него, что ли…
Сомнений не было – тот самый парень, которого он видел на встрече Анонимных наркоманов. Катц открыл встречу, «поделился», как они это там называли. Послушал рассказы других. Подивился, как отстали эти люди в развитии. Они даже не понимали, даже не могли толком рассказать о своих проблемах – так, лопотали что-то несвязное. Данни тогда обратил внимание на сидевшего поодаль парнишку. Вид у него был отсутствующий, он, похоже, толком не понимал, что вокруг происходит. В той же грязной одежде, что и на этих кадрах, с пятнами крови на джинсах. С тем же рюкзаком – только тогда рюкзак стоял на полу, прислоненный к ножке стула.
– А распечатать можно?
– Отдельные кадры? Конечно…
– Мне нужно фото человека в куртке и этого паренька.
Вахтер включил принтер, и через полминуты передал Данни два листа.
– Тебе повезло, – усмехнулся он. – Распечатка входит в цену. Катц внимательно рассматривал снимок юного наркомана. И в самом деле, чем-то смертельно напуган… чем? Или кем? Человеком в куртке «Песец», с которым встретился на площадке? Почему-то Данни все больше сомневался, что этот человек – Клингберг.
