После пережитых и переживаемых Россией потрясений рассчитывать на материальное благополучие не приходилось. Семья потеряла практически все, что имела. И Шпильрейн, с полным на то основанием, отвечая на вопрос о ее имущественном положении, написала коротко, ясно и зло: «Ни у кого ничего нет!» Сабина с головой уходит в работу. С сентября 1923 года она работала врачом-педологом в Москве, заведовала секцией детской психологии в I Московском государственном университете и была научным сотрудником Государственного психоаналитического института и детского дома-лаборатории «Международная солидарность». В этом институте она вела амбулаторный прием, консультировала, читала спецкурс «Психоанализ подсознательного мышления», вела «семинарий по детскому психоанализу», принимала деятельное участие в «медицинских заседаниях сотрудников» института и работе Русского психоаналитического общества.
В списке штатных сотрудников Государственного психоаналитического института (под руководством профессора Ивана Дмитриевича Ермакова) в первой половине 1924 года значился только один штатный научный сотрудник — Сабина Николаевна Шпильрейн. Один-единственный, но зато какой. В заполненной ею анкете доктор медицины и автор около 30 научных трудов Сабина Николаевна Шпильрейн-Шефтель написала: «Работаю с наслаждением, считая себя рожденной и „призванной" как бы для моей деятельности, без которой не вижу в жизни никакого смысла».
Ее приход в Психоаналитический институт совпал со сложным периодом становления этой организации и вызвал настороженное отношение со стороны некоторых сотрудниц. Она хотела лечить детей, но ее желания не всем были по душе. В том же анкетном листке, высказывая пожелания об улучшении работы института, Шпильрейн написала: «В психоаналитическом институте считала бы необходимым лично наблюдать детей, чтобы беседы с руководительницами не сводились к чисто теоретическим рассуждениям и „платоническим" советам заочно».
Она верила в себя как специалиста и хотела работать на пределе профессиональных возможностей. В этот период мысли ее неоднократно обращались к болезни Ленина, и она несколько раз говорила близким людям, что если бы ей разрешили, то она вылечила бы его. Учитывая характер и размеры органического поражения мозга Ленина, это представляется маловероятным.
V нее были большие профессиональные планы, но по семейным обстоятельствам в 1924 году Сабина Шпильрейн была вынуждена оставить Москву и переехать к мужу и отцу в Ростов-на-Дону. К этому времени город уже мало походил на Ростов ее юности. Жилось впроголодь. В этот период самым светлым моментом стало для нее рождение второй дочери Евы. Не мыслившая себя без любимой работы, Сабина Шпильрейн трудилась врачом в поликлинике и отдавала все, что могла, дефективным и трудным детям. Формально она была обычным врачом, но в действительности работала одновременно как психиатр, психотерапевт и педолог, успевая при этом заниматься научной работой.
Во второй половине 1925 года власти упразднили Государственный психоаналитический институт и постепенно усиливали идеологический нажим на психоаналитиков. Сабина Шпильрейн продолжала работу и писала статьи по психоанализу вплоть до начала 30-х годов. В 1931 году один из ведущих психоаналитических журналов — «Имаго» — опубликовал ее статью о детских рисунках, выполненных с открытыми и закрытыми глазами.
Ее жизнь и работа в Ростове-на-Дону с 1924 по 1942 год — наименее известный период жизни, сведения о котором пока основываются главным образом лишь на нескольких фактах и немногих (не всегда достоверных) свидетельствах очевидцев.
Она много работала и лишь изредка совершала кратковременные поездки в Москву. По мере развития событий в стране ее деятельность как психоаналитика и педолога (к тому же бывавшего за границей) становилась все более опасной. Занятия такого рода уже фактически приравнивались к особо опасным государственным преступлениям со всеми вытекающими отсюда последствиями.
К 30-м годам психоанализ был уже почти полностью искоренен. В 1932 году был ликвидирован журнал «Педология». Критика и нападки на педологию постоянно усиливались и завершились в 1936 году очередным погромом, начало которому положило постановление ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». На педологические организации, ученых и их книги обрушились репрессии.
И без того нерадостное положение и настроение Сабины Шпильрейн ухудшалось с каждым годом. Сталинские репрессии коснулись и ее семьи. В 1935 году НКВД арестовало ее брата профессора Исаака Шпильрейна. В 1937 году от сердечного приступа скончался муж. В том же году еще два брата Сабины были арестованы один за другим и вслед за Исааком сгинули в ГУЛАГе. Год спустя умер отец. Можно лишь гадать, что на сей раз спасло саму Сабину Шпильрейн — чудо, или традиционное российское разгильдяйство, или люди добрые незаметно помогли врачу своих детей, — но факт остается фактом: она выжила и сохранила дочерей. Девочки подросли, похорошели и очень увлеклись музыкой, к которой проявили большие способности. И поныне некоторые жители города вспоминают, как в теплые времена года из распахнутых окон дома, где проживала необычная семья Сабины Шпильрейн, почти постоянно звучала классическая музыка.
Летом 1941 года после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз старшая дочь Рената, учившаяся в Москве музыке, приехала в Ростов-на-Дону. Она осталась с матерью и устроилась на работу нянечкой в яслях. Фронт стремительно приближался к городу. По злой иронии судьбы Сабина Шпильрейн, соавтор психоаналитического учения о садистских компонентах влечений и идеи о деструктивном влечении, не верила, что немцы способны на зверское обращение с гражданским населением. По складу ума и характера она всегда была немного «не от мира сего». Она вспоминала Германию периода своей бурной молодости и не могла поверить, что столь культурный народ, как немцы, может причинить вред. Ее уговаривали бежать, но она отказывалась и говорила племяннице, что слухи о зверствах нацистов преувеличены пропагандой.
Стратегически важный город с полумиллионным населением готовился к обороне. Но уже 19 ноября
1941 года гитлеровцы вышли к окраине города, а 21 ноября оккупировали его.
Ростов-на-Дону был одним из немногих городов России, на долю которого выпало за одну войну две оккупации. Первую из них, с 21 ноября по 29 ноября 1941 года, Сабина Шпильрейн и ее дочери пережили, по-видимому, в первую очередь в силу ее скоротечности, хотя и за эти дни нацисты уничтожили немало мирных жителей. До лета 1942 года части Красной Армии удерживали Ростов-на-Дону, хотя город подвергался ожесточенным налетам авиации. Семья Сабины Шпильрейн пережила их все, в том числе и самый страшный налет 18 июля 1942 года. Население города, как всегда, страшилось худшего и надеялось на лучшее. Но 27 июля
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
