сказала? Я восприняла это как должное — неизбежное, но незначительное следствие нервного расстройства, вызванного визитом ее мачехи.
Тони передернуло; засунув руки в карманы брюк, он сделал несколько шагов по комнате.
— Черт бы побрал визит ее мачехи!
— Именно это я и сказала! — рассмеялась Роза.
— Черт бы побрал и саму мачеху! — гневно продолжал Тони.
— Тише! — успокоительно произнесла девушка. — Нам не до́лжно проклинать своих родственников пред лицом доктора!
Доктор Рэймидж вернулся от пациентки, и Роза сообщила, что лекарство, за которым она ходила, доставят немедленно.
— Большое спасибо, — ответил доктор. — Я сам его заберу. Мне пора бежать к другому пациенту. — Он дружески пожал руку Тони и кивнул в сторону комнаты, откуда только что вышел: — Все тихо.
Тони благодарно схватил его руку и удержал в своих.
— А зачем был этот громкий звонок, которым вас звали?
— Глупая поспешность сиделки. Мне было стыдно за нее.
— Тогда почему вы пробыли там так долго?
— Чтобы поговорить с вашей женой. Она снова хочет вас видеть.
Тони тут же выпустил руку доктора.
— Тогда я иду!
Доктор воздел освобожденную длань.
— Через четверть часа, не ранее. Я бы и вовсе вас туда не допускал, но, так и быть, разрешаю провести там пять минут.
— Возможно, после этого ей станет легче, — заметила Роза.
— Именно поэтому я и соглашаюсь. Но, сами понимаете, нужно соблюдать осторожность. Сиделка скажет вам, когда уходить, — сказал доктор Тони.
— Большое спасибо. А вы вернетесь?
— Как только освобожусь.
Доктор ушел, а Тони остался стоять с мрачным видом.
— Она хочет сказать это снова. Вот чего она хочет.
— Что ж, — ответила Роза, — чем чаще она это повторяет, тем меньше в этом правды. Не ей это решать.
— Да, — задумчиво согласился Тони, — не ей. — И вскоре добавил: — Но также не вам и не мне.
— И даже не доктору, — заметила Роза в своей нарочито ироничной манере.
Тони тревожно посмотрел на нее.
— И все же он так обеспокоен, как будто решать придется ему. — Роза запротестовала, но он не обратил внимания на ее слова. — Если что-нибудь случится… — Казалось, взгляд его был устремлен в ту же даль, где витали его мысли. — Как по-вашему, что будет со мной?
Девушка опустила глаза и очень серьезно ответила:
— Многим мужчинам приходилось пройти через подобное испытание.
— И как же скверно им было, этим мужчинам. — Казалось, Тони погряз в попытках вообразить и примерить на себя самое худшее. — Что мне делать? Куда кинуться?
Роза немного помолчала.
— Вы слишком многого от меня требуете! — беспомощно вздохнула она.
— Не говорите так, — ответил Тони, — в минуту, когда я так плохо понимаю, не следует ли мне просить вас о большем, о гораздо большем! — Услышав это восклицание, Роза встретилась с ним глазами, и выражение ее лица могло бы поразить его, если бы мысли его не были заняты другим. — Вам, Роза, я могу это сказать: она мне невыразимо дорога.
Роза посмотрела на него с глубоким пониманием.
— Именно ваша привязанность к ней покорила мое сердце. — Затем она тряхнула головой, и ее великодушная веселость словно бы выплеснулась, как чай из переполненной чашки. — Но не тревожьтесь. Не может быть, чтобы мы любили ее так сильно только для того, чтобы потерять.
— Пусть меня повесят, если это произойдет! — ответил Тони. — К тому же подобные разговоры звучат гнусно и фальшиво, когда налицо такая радость, как у вас.
— Как у меня? — несколько неуверенно повторила Роза.
Ее собеседник уже был в состоянии заметить ее недоумение и найти его забавным.
— Надеюсь, с мистером Видалом вы разговариваете иначе!
— А, мистер Видал! — пробормотала Роза странным тоном.
— Разве вы не будете рады его увидеть?
— Очень рада. Но как бы вам получше объяснить? — Она на мгновение задумалась, а затем продолжала, будто исключительная понятливость Тони и установившаяся между ними приятная близость делали ответ вполне очевидным: — Радость радости рознь. Это не юношеская любовная мечта; скорее старая и довольно печальная история. Мы волновались и ждали — мы знаем, что такое печаль. Наше сближение было непростым.
— Я знаю, что вам пришлось очень нелегко. Но разве теперь пора испытаний не миновала?
Роза помедлила.
— А вот это как раз ему решать.
— И он, как я вижу, уже все счастливо решил! Только посмотрите на него.
Пока Тони говорил, дворецкий распахнул стеклянные двери. В дверях стоял молодой человек, прибывший из Китая, — невысокий, худощавый, с гладко выбритым лицом, в темно-синем двубортном сюртуке.
— Мистер Видал! — объявил дворецкий, прежде чем снова удалиться, а посетитель, быстро войдя в холл, внезапно и робко остановился при виде хозяина.
Его заминка, однако, продлилась ровно до тех пор, пока Роза с чисто девичьей непосредственностью и грацией не положила ей конец. Тони сразу почувствовал, что он здесь лишний, но это не помешало ему восхититься ее очаровательным и стремительным движением навстречу гостю, ее ласковым «Деннис, Деннис!», ее легкими трепещущими руками, нежно склоненной головой и краткой, но знаменательной тишиной, наступившей в миг, когда она обняла возлюбленного. Тони поглядел на них, сияя от удовольствия, ибо их торжество не обошлось и без его содействия, и немедленно с теплотой пожал гостю руку. Он пресек смущенные выражения благодарности последнего, поскольку был слишком обрадован, и, пообещав, что скоро вернется, чтобы показать гостю его комнату, снова отправился к бедной Джулии.
VI
Когда дверь за хозяином закрылась, Деннис Видал снова привлек к себе нареченную и с безмолвной радостью прижал ее к груди. Она мягко повиновалась, а затем еще более мягко попыталась высвободиться, хотя он, покрасневший и настойчивый, так до конца ее и не выпустил. Суровое молодое лицо Денниса светилось: его глаза, так долго не видевшие любимую, вновь платили ей дань восторга. Удерживая ее, он расплылся в улыбке, так что по бокам сухих тонких губ образовались две складки, говорившие о сильном, но снисходительном нраве.
— Дорогая моя, — пробормотал он, — вы именно такая, как мне помнилось, и даже более того!
Она шире раскрыла ясные глаза.
— Что значит «более того»?
— Еще более тревожащая! Смотрю — и боюсь.
И он снова поцеловал ее.
— Это вы замечательный, Деннис, — сказала Роза. — Вы выглядите так невероятно молодо.
Деннис ощупал худой, изящной, загорелой рукой свой чисто выбритый загорелый подбородок.
— Если бы я выглядел таким старым, каким себя чувствую, дорогая девочка, мой портрет печатали бы в газетах.
Он усадил Розу на ближайший диван и сидел боком, сжимая ее запястье, которое так и не выпустил, хотя пальцы ей удалось высвободить. Роза же тем временем откинулась на спинку
