Тряхнуло телегу на мерзлой земле, поморщился, застонал дед. И дядьке Николе:
- Останови лошадь. Передохну малость...
Стал маленький обоз. Принялся дед с бабушкиной помощью на живот переворачиваться, подле телеги - - приказчик Трофим.
- Что замешкались? - спросил недовольно. - Поспешать надо. Не к теще на блины едем.
- И не на пожар, поди. Поспеем, - огрызнулся дядька Никола. - Аль ослеп? Человеку плохо.
Насупился Трофим. Смолчал. Однако все время, пока бабушка возилась с дедом, рядом стоял, всем видом своим неодобрение выказывал.
Тронулись подводы далее. Поежился Тренька. Холодно сделалось.
Продувает ветер старенькую одежку.
- Есть охота... - пожаловался.
Мамка из котомки, что на дедовой телеге лежала, начатую краюху хлеба достала, отломила кусок:
- Покушай, дитятко.
Съел Тренька хлеб без остатка. Пить захотелось. Потихоньку от мамки зачерпнул горстку снега.
Только когда стало совсем смеркаться, дозволил рытовский приказчик остановиться на отдых и ночлег.
А утром опять замерзшая, едва покрытая снегом, вся в колдобинах да выбоинах дорога. И на другой день так же. И на третий...
Не бегал уже Тренька вперед, обгоняя обоз. Плелся вместе со всеми.
Иногда и на телеги присаживался - на дедову али на ту, на которой Тишка, его двоюродный брат, по малолетству до бровей закутанный, ехал.
Не по-детским ногам оказался долгий путь.
Приметил Тренька: чем далее они от дома, тем чаще попадались брошенные, пустые, а то и вовсе пожженные избы и деревеньки.
- Отчего так? - спросил у дядьки Николы.
- Война, Треня. Нетто не слышал?
Слышать-то слышал Тренька и не единожды, да не уразумел, с кем она и отчего сделалась.
О том и спросил дядьку Николу. Однако ответил ему дед:
- Воюет царь-государь Иван Васильевич с королем польским да с иными соседями, дабы получить выход к морю.
- А зачем царю море понадобилось? - допытывался Тренька.
- Через море идет торговля со многими чужими странами... - объясняет дед слабым голосом.
Тренька голову задрал, чтобы на дядьку Николу глянуть: что он скажет? Знает Тренька, спорят они с дедом по всякой причине и не всегда правда оказывается на дедовой стороне. И верно, бормочет дядька Никола, словно сам с собой разговаривает:
- Больно дорого та война выходит. Началась - я мальчонкой малым был. Эва, сколько лет прошло! А по сей день людей бьют и жилье разоряют да жгут. И когда и чем все кончится, богу ведомо...
И точно в подтверждение словам дядьки Николы - за поворотом головешки, присыпанные снегом. Все, что осталось от придорожной деревеньки.
На четвертый день поравнялись с такими же головешками, велел приказчик Трофим останавливаться.
- Аль случилось что? - спросил дядька Никола.
- Приехали, - отвечал Трофим. - Тут жить будете.
Не жаловал дядька Никола рытовского приказчика, а тут улыбнулся:
- Ты, стало быть, шутки шутить умеешь...
А Трофим:
- Не беда, что деревенька спалена. За той вон избой - кнутом на уголья указал, - банька стоит, почитай, целехонькая. В ней нокудова и поселитесь. Зимой избы справите, а по весне, с богом, в поле.
- Дядька Никола скривился недобро:
- Будет пустое молоть. Далее поехали. Поди, не лето.
Только тревога послышалась Треньке в голосе дядьки Николы. Должно, понял тот: ох, не шутит исправный рытовский слуга. Не успел приказчик Трофим ответить, послышался дробный конский топот, и из-за поворота на рысях - сам Иван Матвеевич Рытов с людьми своими, тоже конными.
А перед ними - пес роста непомерного и обличил страшного.
Не слезая с лошади, крикнул Рытов весело:
- Здорово, мужики!
Все, кроме деда, который вниз животом лежал на телеге, земные поклоны отвесили.
- Как доехали?
- Доехали-то слава богу, - за всех ответил дядька Никола. - Где поселиться велишь?
Рытов брови вскинул:
- Разве Трофим не сказывал? Тут и будете жить, - плетью в сторону пожарища ткнул и, почитай, слово в слово, как приказчик: - За той избой банька стоит, в ней и разместитесь. Зимой отстроитесь, а летом - в поле.
- Государь... - молвил подавленно дядька Никола. - Нешто две семьи в баньке поместятся? И к тому ли ехали?
Рытов, уже не так весело, как прежде, плетью поигрывая, ответил:
- В тесноте - не в обиде. Рад бы в хоромах встретить, да нету их.
Так что, мужики, самим придется потрудиться, а я помогу, коли что понадобится. Лесу дам, лошадей, семян для посева. - И, оборотясь к приказчику: - Гляди, Трофим, не обижай крестьян. А вы, - это уже деду да отцу с дядькой Николой, - его, ровно меня, слушайте. Он у меня заместо правой руки.
С теми словами хлестанул плетью лошадь, отчего та на дыбки взвилась, и поскакал обратно. За ним люди его, а позади всех - собака.
- Так-то, - удовлетворенно заметил приказчик, надевая шапку, снятую перед барином. - А теперь, мужички, разгружаться надобно. Да побыстрее. Не то мне с лошадьми дотемна не управиться.
- Разве лошадей с собой возьмешь? - удивился отец.
- Неужто под открытым небом оставлять? Их и поставить тут некуда и кормить нечем.
Усмехнулся криво дядька Никола:
- А кабы и стойло с кормушками?
- Тогда б другое дело... - ответствовал приказчик.
- А я так думаю, - продолжал дядька Никола, - все одно б ты лошадей забрал.
- С чего бы? - как показалось Треньке, с нарочитым удивлением вопросил Трофим.
- Боитесь вы с барином, как бы не сбежали мы все в первый же день.
- Эва, надумал! - вовсе уж фальшивым голосом воскликнул Трофим.
И многозначительно добавил: - Впрочем, от нашего барина убежать мудрено. Один попробовал было...
- И что? - полюбопытствовал дядька Никола.
- Похоронили, неделю назад.
Дядька Никола, отец Тренькин и сам Тренька на приказчика уставились. Даже дед в телеге приподнялся.
- Кто ж его так? - спросил дядька Никола.
А приказчик Трофим, словно о деле самом обыкновенном:
- Собаку, что с барином была, чай, видели? Смердов брат родной - по кличке Урван. Он и настиг. За огородами, вон на том самом месте, - указал Трофим в сторону баньки, - бугор виднеется. То могилка и есть...
- Насмерть, что ли, загрыз? - после долгого и тягостного молчания спросила бабушка.
Засмеялся Трофим.
- А он, Урван-то, по-другому не умеет. Догонит и сразу за горло...
- Что же, не впервой ему, что ли? - спросила опять бабушка.
- Да уж... - начал было Трофим, однако тут же себя и перебил: Заговорились мы, люди добрые, а времечко идет. Бежит времечко...
Под приказчиковы нетерпеливые окрики разгрузились новые рытовские крестьяне. Проводили взглядами недобрыми Трофима, господского холопа хитрого.
И остались одни подле пожарища в смятении и растерянности.
Глава 9
"ПОЖИВЕМ-УВИДИМ..."
Ночью к баньке подошли волки. И такой вой подняли, что у Треньки на голове волосы дыбом встали.
И как ни кричал на них дядька Никола, как ни стучал палкой в стену приумолкнут и снова:
"У-у-у! У-у-у!.."
А один - должно, самый смелый - лапами в дверь царапался, и слышал Тренька его дыхание и, кажись, как зубами тот волк щелкает, тоже слышал.
Только утром, когда светать стало, убралась волчья стая.
Вышел Тренька следом за дядькой Николой из баньки - звериные следы повсюду и дверь баньки ободрана, не поймешь, то ли когтями, то ли клыками волчьими.
- Эва, что понаделали... - жалобно сказал Тренька.
Дядька Никола принялся костер налаживать, вздохнул:
- Верно сказывают, иной раз из огня да в полымя угодить можно.
Так, кажись, нам и посчастливилось.
- На то похоже, - сумрачно согласился отец.
Дед из баньки отозвался:
- Митька придет, тогда и поглядим. Может, и не так уж все худо, как спервоначалу кажется...
Митька не пришел - прибежал, запыхавшись. Веселый, румяный на морозе.
- Маманя! Тятя! Приехали!
Мамка но всегдашней своей слабости хоть и на радостях, а заплакала.
- Свиделись, слава богу...
Смеется Митька:
- Плачешь чего? Нль похоронила уже?
Улыбается сквозь слезы мамка:
- Боязно, Митенька. Волков кругом пропасть. Да и у людей ты чужих.
- Волков, маманя, бояться - в лес не ходить. А люди...
Тут приметно сник Митька, замялся.
- Добрый ли хозяин Рытов-то? - продолжала допытываться мамка.
Митька вовсе глаза отвел.
- Вы, чай, но завтракали еще?
- А ты?
- И я, признаться, нет.
- Что ж мы стоим-то тогда? - засуетилась мамка.
- Постой, Степанида, - вмешалась бабушка. - Не торопись. Не помрем с голоду. Успеем поесть. - И Митьке: - Ты на материи вопрос чего не ответил? Каков он, Рытов-то? И как на его земле крестьянам живется?
Митька затылок поскреб.
- Трофим сказывал - шесть деревень у Рытова, - спросил дед. - Так ли?
- Так-то оно так...
- Что ж тогда?
- Все деревни-то вроде этой. В иных по одному-два жилых двора. Другие вовсе впусте стоят. Избы развалены, земли не паханы, людей нет.
Треньке такой разговор - не в разуменье. Велика ли важность, сколько у Рытова дворов ? А взрослые и так невеселы были, а тут совсем сумрачными сделались.
