— А какие места вдоль шоссе Каруйдзава — Нагано, прелесть!
— Возьмите меня с собой! Что вам стоит? — умоляла Чако.
Эти голоса вернули Кадзуко к действительности.
— Что с тобой, Кадзу-тян? О чём ты всё думаешь?
— Так, ни о чём… — слабо улыбнулась Кадзуко.
Почему она до сих пор не ушла от мужа? Что ей мешает? Гордость? Или стыд показаться на глаза отцу, братьям? Не всё ли равно — не ушла и всё!.. Но легко ли это — работать в баре, содержать мужа, чувствовать себя всегда глубоко несчастной? Легко?.. А что делать? Бросить его? Но ведь он пропадёт без неё! Кадзуко чувствовала себя матерью, у которой на руках больной ребёнок.
«Нет, я не имею права оставлять его, иначе…»
В прошлом году в каком-то захудалом кинотеатре она смотрела итальянский фильм «Дорога». Про одну женщину, обыкновенную женщину, только очень несчастную, её звали Жермина. Муж с ней обращался грубо, жестоко, но она от него не ушла до самого конца, пока не умерла где-то в горах, зимой, в одиночестве.
Кадзуко смотрела и плакала и подумала, между прочим: «Не таков ли удел всех жён вообще? Не таков ли удел всех женщин?..»
А девушки из бара смеялись. Кто-то из них сказал:
— Какая ерунда! Если я буду несчастна с мужем, я убегу!
Но Кадзуко кажется — мужа и жену связывает нечто более глубокое, чем счастье или несчастье…
Пока Кадзуко думала обо всём этом, Кэнкити и Митико, пьяные от счастья, шагали по оживлённому Синдзюку, и будущее представлялось им в розовом свете.
НОВЕЛЛА ЧЕТВЁРТАЯ
МУЖСКОЕ СЕРДЦЕ
1
Зима в этом году — ранний гость. Дует резкий холодный ветер, небо пасмурно, кажется, вот-вот повалит снег.
А в универсальном магазине тепло и уютно. Люди, входящие с улицы, сразу словно оттаивают.
В отделе игрушек у прилавка — толкучка. Скоро рождество. Молоденькая продавщица в опрятном форменном халатике показывает какому-то покупателю музыкальную шкатулку в виде горской хижины. Нажмёшь кнопку — в хижине, утопающей в глубоком снегу, вспыхивает красный огонёк, точно там разожгли камин. Потом распахивается дверь и доносится приятная песенка:
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
— Возьму, — говорит покупатель, мужчина средних лет. Он принимает из рук продавщицы шкатулку. — Когда я был маленьким, мне часто эту песенку пела сестра. Вы знаете, что такое печка?
— Как вам сказать…
Девушка, конечно же, никогда не видела печей.
— У меня была печка, — говорит покупатель, — когда я жил в Маньчжурии. Она напоминает калорифер, но это не одно и то же. Она вделывается в стену, как камин. Какое удовольствие — сидеть у печки зимой и подбрасывать в неё поленья!
— Вам упаковать как подарок?
— Нет, нет. Просто заверните.
Покупатель достаёт из чёрного кожаного бумажника деньги, расплачивается, берёт свёрток и, поблагодарив девушку, уходит. По его манерам и одежде видно, что он солидный человек, занимающий высокий пост в какой-нибудь фирме.
Придя на службу, он разворачивает свёрток, ставит покупку на стол, закуривает сигару и нажимает кнопку. И шкатулка так же, как там, в магазине, поёт очаровательную песенку:
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
— Подпишите, пожалуйста, — говорит, входя в кабинет, молодой клерк с папкой в руках и, заметив на столе музыкальную шкатулку, восторженно восклицает: — Ого!.. Это ваша шкатулка, господин управляющий? — Он улыбается, показывая белые крепкие зубы.
— Конечно, моя!
— Купили сыну подарок?
— Мой сын учится в колледже. Ему скорее подойдёт какой-нибудь духовой инструмент, чем музыкальная шкатулка, — рассмеявшись, говорит управляющий.
Молодой человек тоже смеётся и поворачивается, чтобы уйти, но управляющий останавливает его в дверях:
— Постой, Кусуноки. Говорят, ты собираешься жениться.
— У меня есть на примете девушка. Но о женитьбе ещё разговора не было.
— Гм… да, супружеская жизнь… — многозначительно произносит управляющий и тут же добавляет: — Впрочем… об этом не стоит… Приготовь-ка, пожалуйста, бумаги к докладу.
2
Управляющий долго сидел за столом, покуривая сигару, и разглядывал купленную шкатулку. Незатейливая песенка разбередила в его сердце старую рану.
«Как весело у печки в холодный снежный вечер…» — пробормотал он вслед за шкатулкой.
С этой песенкой для него была связана одна история, которая случилась лет восемь назад.
Тогда тоже дул холодный ветер, небо было пасмурным, а к вечеру повалил снег. Это случилось, кажется, незадолго до рождества.
После какого-то очередного делового банкета, устроенного в ресторане на Янагибаси, его усадили в одну машину с председателем правления фирмы.
— Вы здорово поработали, Аримура-кун! Поздравляю! — председатель откинулся на сиденье.
— Что вы! Вышло не так уж удачно, как хотелось… но устал я порядочно…
— Что ж, теперь не грех и отдохнуть! Тут неподалёку, на Гинзе, я знаю очень уютный бар… Кстати, как здоровье вашей супруги?
— Спасибо… немного лучше. Как будто поправляется.
— Ну, сердечно рад… Да, трудновато вам приходится… А как сынок?
— Ничего, слава богу… У меня сейчас тёща гостит, так что легче…
Итиро Аримура посмотрел в окно. За стеклом машины мелькал снег, огни; еле пробивающийся сквозь порошу свет неоновых реклам напомнил Аримуре тусклый огонёк в окне больничной палаты, где пятый месяц лежала его жена, страдавшая тяжёлой формой диабета.
И тут же ему вспомнилась круглая беленькая мордашка сына. Мальчик наверняка давно спит. Сегодня с утра он всё просил — купи музыкальную шкатулку. Теперь она лежала в портфеле.
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
Теперь как раз холодный снежный вечер; городские сумерки заштрихованы снегопадом, но снег лишь слегка побелил улицы, где виднеются следы автомобильных колёс и отпечатки ног.
Близилось рождество.
— Остановите здесь, пожалуйста.
Машина остановилась у здания фирмы «Джинцу». Касаи и Аримура вышли и, завернув в переулок, спустились в бар. Как только они открыли дверь, в лицо им пахнуло тёплым, душным специфическим запахом бара. Одна из женщин встретила их бесцеремонным: «А! Добро пожаловать!» Они прошли и сели в полумраке кабины — друг против друга. Женщины подходили, подсаживались, здоровались. Бой принёс горячие мокрые полотенца. Аримура растерянно следил за этим обязательным для баров Гинзы ритуалом, прислушивался, о чём говорит Касаи с женщинами.
— Что-то вы давно, Каса-сан, к нам не заглядывали.
— Но, клянусь, остался вам верен. Просто сейчас дел по горло — конец года.
— Что-то не верится. А кто с вами?
— Господин Аримура, управляющий отделом нашей фирмы.
В связи со всякими деловыми встречами Аримуре порой приходилось бывать в барах на Гинзе, но они ему не нравились; в барах он чувствовал себя так, точно ему показывают по частям один и тот же утомительный фильм. И зачем только взрослые люди сюда ходят? Все эти заведения на одно лицо, и разговоры здесь ведутся без конца одни и те же.
— Какой он скромный, этот господин. Прямая противоположность вам.
— Он-то? О, да! Про него сказано у поэтов: «примерный муж и преданный отец». Послушайте, мадам, а не совратить ли вам его?..
Аримура понял: сидящая против него женщина в чёрном кимоно с оранжевым оби — хозяйка бара. Положив руки на колени, она сплела ослепительной белизны пальцы и улыбнулась Аримуре.
И тут же ему представилась жена, её бледное лицо — она лежит на койке у белёсой стены, и тело у неё маленькое, худенькое, сморщенное.
— Мальчик здоров? — спрашивает она.
— Разумеется. Обещал тебе написать.
Аримура опускает голову и водит носком ботинка по полу, пропитанному дезинфекцией.
— Я подурнела… стала тебе противна.
— Дура! — сердится он. — Болтаешь всякие глупости.
Вспомнив разговор с женой, Аримура спохватывается — где музыкальная шкатулка? Здесь, в портфеле!
3
— Папочка, прямо беда! — говорил на следующее утро Соитиро, засовывая руки в кармашки кофты.
Тёща и прислуга помогали Аримуре собираться на работу.
— Что ещё за беда? — спросил он, завязывая галстук.
— Папочка, шкатулка шипит, — сказал Соитиро виноватым голосом.
— Не может быть. Вчера хорошо играла.
— Вчера играла, а сегодня шипит.
Аримура послал прислугу за шкатулкой. В самом деле, в каком-то месте песенка оборвалась — послышалось шипение и треск. Видно, что-то там было плохо смазано.
