— Папочка, шкатулка шипит, — сказал Соитиро виноватым голосом.
— Не может быть. Вчера хорошо играла.
— Вчера играла, а сегодня шипит.
Аримура послал прислугу за шкатулкой. В самом деле, в каком-то месте песенка оборвалась — послышалось шипение и треск. Видно, что-то там было плохо смазано.
— Ладно, не беспокойся — я отнесу в починку.
Он ушёл с работы пораньше и отправился в магазин, где накануне купил игрушку. Оказалось, что в ней отсутствовала какая-то важная деталь. На починку нужно было не меньше недели. Аримура согласился. Он взглянул в окно — внизу, насколько хватал глаз, простирались заснеженные улицы и дома, освещённые лучами зимнего солнца.
«И во всех этих домах, похожих на спичечные коробки, живут люди — мужчины, женщины. Они мучаются, страдают», — подумал Аримура. Может быть, такие мысли приходят к нему, потому что он уже не молод? Сорок лет… в этом возрасте начинаешь испытывать какую-то грусть, какую-то боль утраты.
Чей-то голос за спиной сказал:
— Аримура-сан, если не ошибаюсь?
Повеяло запахом духов. Аримура оглянулся и увидел женщину в чёрном кимоно — хозяйку бара, куда водил его вчера директор Касаи.
— Здравствуйте…
— Спасибо за вчерашнее посещение. Вы за покупками?
— Да… что-то в этом роде… — неопределённо ответил Аримура. — А вы?
— Принесла в починку электрическую кашеварку. Почему-то не работает.
«Ночная бабочка» с Гинзы принесла в починку кашеварку. Аримура чуть не расхохотался. Хотя ничего в этом смешного не было. Есть же у них свои дома, куда они возвращаются после работы и где живут серой жизнью, подобно обитателям тех домов, о которых он только что думал, глядя в окно.
Аримуре понравилось, что эта женщина прямо, без обиняков и ложного стыда сказала, зачем пришла.
Из магазина они вышли вместе. На улице Аримура коснулся шляпы: «Ну…»
— До свиданья! — ответила женщина с лёгким поклоном. — Приходите, пожалуйста, к нам в бар.
Пока она не затерялась в толпе, Аримура провожал её глазами. Ему опять почему-то вспомнилось бледное лицо жены, но он всё ещё ощущал аромат, исходивший от этой женщины.
Прошло пять дней. Кончились рождественские праздники, наступил конец года. Жена всё ещё лежала в больнице, и у Аримуры, кроме служебных дел, было много домашних забот, прежде всего покупки к Новому году.
Против воли в тот вечер ноги сами привели его в бар. Видно, он понял внезапно, как долго болеет жена — ему самому приходится делать новогодние покупки и во всех магазинах слушать эту грустную пластинку Джильберта, — и его охватила жалость к самому себе. Предпраздничные улицы были полны народа. Все с покупками — бегут, торопятся. Кое-где в витринах ещё красовались рождественские подарки.
— Какими судьбами! — воскликнула мадам таким тоном, точно хотела сказать: «Зачем вы ходите в бары?» Она помогла ему освободиться от свёртков. На некоторых обёрточная бумага отсырела и полопалась. — Запасаетесь провизией на Новый год?
— Приходится. У меня жена в больнице.
Засветло в баре пустынно. Публика обычно собирается поближе к вечеру, после банкетов — догуливать.
Аримура огляделся по сторонам: без посетителей, без девушек бар походил на макет для павильонных киносъёмок.
Мадам принесла виски, сыр и села рядом с Аримурой. Было похоже, что она не клиента обслуживает, а, как добрая жена, заботливо ухаживает за пришедшим с работы усталым мужем.
— И давно ваша супруга болеет?
— Почти полгода.
— Тогда… — начала было хозяйка и тут же смолкла.
Аримура отпил виски, закусил сыром. Ну вот, дожил до седых волос, а не умеешь обращаться с женщинами, как другие мужчины. Он чувствовал себя мальчишкой, попавшим во «взрослую» компанию.
Помолчали.
— А вы со мной не выпьете? — спросил он наконец.
— Спасибо. Пожалуй, выпью, — она велела бою принести бутылку «энесси». — Выпьем за наше знакомство.
Разговор не вязался. Минут через сорок Аримура поднялся из-за стола. Вряд ли среди клиентов бара найдётся ещё один такой недотёпа, усмехнулся он про себя.
Падал мелкий снежок. Узкую мостовую Ниси-гинза запрудили машины. Мадам, вышедшая вместе с ним, проводить, взглянула на него в упор и сказала:
— Послезавтра последнее воскресенье в этом году. Не поведёте ли вы меня куда-нибудь? С обеда я буду свободна.
4
Аримура не понимал, зачем он понадобился женщине из бара. Что это — сервис, чтобы сделать его постоянным клиентом? Глупости, женщине с Гинзы достаточно беглого взгляда, чтобы оценить платёжеспособность какого-то управляющего отделом фирмы.
Может быть, она пошутила?
Нет, не похоже, лицо у неё было серьёзное.
У него никогда ещё не было романа: удивительно, как быстро он согласился встретиться с этой женщиной из бара. Но в душе он радовался — впервые в жизни ему представился случай завести интрижку.
«Бол-ван!» — сказал он себе.
Соитиро играл с собакой в саду. «Подумай, в твоём-то возрасте! В сорок лет! Ты что, забыл: у тебя же семья!»
— Па! — донёсся из сада голос сына. — Как ты думаешь, мою шкатулку уже починили?
В магазине в самом деле обещали на воскресенье.
— Па, пойдём за ней? Ты меня возьмёшь с собой?
Аримура смутился. Он всегда брал сына с собой, особенно теперь, во время болезни жены. Тем более в воскресенье — единственный свободный день.
— Ты когда ещё обещал сводить меня на плоскую крышу, в этот большой магазин.
— Сегодня не могу, Соитиро, — он чувствовал себя предателем, — у меня после обеда дела…
Мальчик обиженно надул губки. У Аримуры дрогнуло сердце, но мужчина в нём одержал верх над отцом.
После обеда он собрался уходить. Сын проводил его до крыльца. Аримура чувствовал себя неловко.
— Папочка! Не забудь про шкатулку!
— Не бойся, не забуду.
Дул сильный ветер. Аримура сунул руки в карманы и зашагал по мягкому снегу. Вышел из переулка. Свернул за угол на улицу, кликнул такси — и тут же куда-то провалились и сын, и больная жена. Все его мысли вертелись вокруг женщины, с которой ему предстояло провести целый день.
По дороге в кафе на Хибия Аримура заехал в магазин и взял из починки шкатулку.
Женщина ждала, сидя за чашкой кофе. Она была, как обычно, в кимоно неярких тонов, но с довольно ярким оби. Аримура заволновался, как юноша. Пришла! Всё-таки пришла! Его самолюбие торжествовало.
— Куда вы меня поведёте?
Аримура решительно не знал, куда в таких случаях водят женщин. И вдруг он вспомнил о выставке керамики — он прочёл о ней в утренней газете — и предложил пойти туда.
Почти все представленные на выставке экспонаты относились к эпохе Камакура. Аримура ликовал в душе: вот когда пригодились читанные им на досуге книги по искусству — теперь он со знанием дела растолковывал своей спутнице значение всех этих глиняных горшков и мисок. Указывая на вазу «сэто» или «этидзэн», украшенную внизу зелёным орнаментом и покрытую жёлтым лаком, Аримура покосился на свою даму — не скучно ли ей? Не считает ли она его пентюхом, который вместо свидания притащил её зачем-то на выставку?
Но женщина слушала его с интересом.
В музее они пробыли более часа.
Солнце уже висело над горизонтом. В парке Уэно на фоне медленно тускнеющего неба серебрились кроны деревьев. Издалека доносились крики — шла игра в бейсбол.
— А теперь куда вы меня поведёте? — женщина рассмеялась: у неё было отличное настроение.
— Извините, но я в затруднении… — сказал Аримура. Теперь он уже знал, что её зовут Сумико Тадзаки. — Мне никогда не приходилось развлекать женщин.
— А вы любите буддийскую кухню?
— Понятия не имею.
— Я знаю ресторан с отличной буддийской кухней — это очень вкусно. Правда, ужинать рановато… Но мы можем просто посидеть, поболтать.
На её губах блуждала едва заметная улыбка.
Аримура был уязвлён: женщина подсказывала мужчине, куда её лучше всего повести. Впрочем, это только подтверждает её расположение к нему — стала бы она иначе звать его в ресторан.
— А вам не будет… скучно?
— Не понимаю.
— Я имею в виду — со мной…
— Если бы мне было скучно… я бы вас… никуда не звала…
Кому не лестно услышать такое? Аримура не выдержал и расплылся в улыбке. Однако он всё ещё не мог взять в толк, чем он очаровал эту женщину, как ей не жаль убивать с ним время.
Ресторан стоял на спуске из Уэно и Угуисудани. Как только они вошли, навстречу им по мокрой дорожке выбежала девушка-служанка, очевидно, знавшая Сумико.
— Здравствуйте! Добро пожаловать! Давно у нас не были! — сказала она и, украдкой бросив взгляд на Аримура, поклонилась.
Кабинет оказался прямо против пруда. Тусклые лучи зимнего солнца проникали в глубь воды, где застыло несколько рыб с тёмными спинами.
