— Уже поздно, молодой человек. Давайте завершим на этом. Благодарю вас за компанию. Передайте мои наилучшие пожелания кузине!
Прежде чем Ниниана успела ответить, он стремглав вышел. Только глухой звук, с которым захлопнулась дверь, позволял предположить… Предположить — что?
Девушка в костюме пажа восприняла это как бегство. Но по какой причине? Почему барон де Мариво должен бежать от нее?
Глава 4
Хотя роскошный дворец на улице Сант-Онор, сооружавшийся для Армана Жана дю Плесси, герцога Ришелье, кардинала и первого министра Его Величества, короля Людовика XIII, еще не был достроен, на Ниниану, стоявшую в солнечный мартовский день 1633 года перед главным порталом, он произвел огромное впечатление.
Парадный двор с колоннадой уже приобрел основные очертания. Каменотесы трудились над завершением аллегорических фигур, предназначенных для его украшения. Кроме работников, Ниниана различала гвардейцев, монахов, чиновников. Попались ей на глаза даже несколько прикрытых вуалями дам.
Она плотнее закуталась в накидку и убедилась, что капюшон полностью закрыл волосы, стянутые Паулиной на затылке. Затем решительно смешалась с толпой, надеясь найти приемную, в которой можно будет попросить аудиенции у его Высокопреосвященства.
Долгий путь от Королевской площади вдоль Сены помог ей вновь уверенно почувствовать себя в женском платье. Но дамские туфли, вместо удобных мужских сапог, стали причиной мучительной боли в ступнях. Аккуратно очистив от грязи подолы накидки и платья, она, однако, ничего не смогла сделать с мокрой кожаной обувью, натиравшей натруженные пятки.
Расчет ее оказался верным. Посетители шли к широкой мраморной лестнице, которая вела в просторный холл. Там уже собралось немало народу, и это с самого начала ее обнадежило. Появление двух секретарей быстро навело в холле порядок. Они подходили к каждому посетителю и записывали фамилию и суть прошения.
— Вам придется запастись терпением, мадемуазель Совар. Его Высокопреосвященство старается выслушать каждого, но я не могу обещать вам, что он найдет для вас время именно сегодня, — услышала Ниниана.
Она попыталась скрыть свое разочарование, улыбнувшись особенно приветливо. Если секретарю известны пристрастия кардинала, еще не все потеряно. Темно-зеленый капюшон бархатной накидки, принадлежавшей Диане, выгодно подчеркивал белизну ее кожи, а слегка подкрашенные губы приобрели цвет спелой вишни. Ниниана не могла сказать, помогло ли все это ей сократить ожидание. Однако не успела она второй раз обойти громадную приемную своим нервным шагом, как перед ней почтительно склонился секретарь.
— Его Высокопреосвященство ожидает вас, мадемуазель Совар!
Только в последний момент вспомнила она названную ею в приемной фамилию. Фамилию своей подруги, с которой обучалась в монастыре сестер милосердия в Тулузе чтению, письму и прочим навыкам, необходимым, по мнению матери, благородной даме. Элен де Совар. Сколько времени минуло с тех пор, когда монастырский колокол определял распорядок ее дня! Какой простой и беззаботной была тогда жизнь!
Воспоминания об Элен де Совар помогли ей расправить плечи, перед тем как присесть в подобающем реверансе перед грозной фигурой в красной сутане. Ей понадобилось собрать все силы, чтобы скрыть вспыхнувшую ненависть и поцеловать рубин на протянутой ей узкой бледной руке.
— Встаньте, мадемуазель! Чем могу вам помочь? — услышала она негромкий, но властный, сухой голос.
Моментальный переход к делу помог Ниниане сосредоточиться, преодолев свою скованность. Не опуская ресниц, встретила она пронзительный взгляд церковного владыки. Каким болезненным он выглядел! Каким худым, изможденным и старым! Поджарая фигура в блестящей сутане с кружевным воротником, казавшимся таким же белым, как кожа лица. Темная холеная бородка и сверкавшие глаза напоминали рисунок тушью на белом пергаменте. Ненависть ее куда-то исчезла и уступила место смешанному чувству настороженности и жалости.
И Ниниана заговорила напрямую:
— Простите, ваше Высокопреосвященство, что обременяю вас своими проблемами. Но какова бы ни была грозящая мне опасность, я должна выяснить все относительно судьбы Люсьена де Камара.
Ни единый мускул не дрогнул на утомленном лице кардинала.
— А чем этот молодой человек заслужил такой живой интерес? — спросил он, медленно опускаясь в кресло! и жестом предлагая Ниниане тоже сесть.
— Он… он мой возлюбленный.
Ответ Нинианы содержал давно заготовленную ложь.
Влюбленной девице безжалостный и властолюбивый человек, вероятно, простит сумасбродный поступок, приведший ее в логово льва, и хотя у нее не было собственного опыта, она все равно понимала, что влюбленным свойственно делать глупости, и ловко пользовалась этим в своих целях.
Подобие улыбки появилось скорее во взгляде, чем в уголках губ Ришелье.
— Его возлюбленная… Гм… Как удивительно…
Ниниана продолжила сочиненную сказку:
— Тайная возлюбленная. Отец запретил мне общение с ним, потому что Люсьен примкнул к мятежникам. Но… пожалуйста, можете вы мне сказать, жив ли он? Где он? Что я могла бы для него сделать? Чем помочь?
Отчаяние в ее вопросах было искренним, а едва сдерживаемые слезы придавали взгляду оттенок трагичности. Стиснутые пальцы и дрожащие губы свидетельствовали о старании овладеть собой.
— Успокойтесь, дитя мое, — пробормотал первый министр. — Было бы разумнее использовать красноречие, чтобы отговорить вашего легкомысленного друга от участия в событиях, способных навлечь на него несчастье.
Ниниана вдруг забыла об этикете и собственной гордости.
— Значит, вы знаете, где он? Он жив? Скажите мне, ваше Высокопреосвященство, ради Христа, умоляю вас…
Она упала перед владыкой на колени.
— Поднимитесь, мадемуазель!
Приказ был таким резким, что девушка невольно повиновалась.
— Вы считаете меня всемогущим, но всемогущ только Господь Бог. И готовность прощать своих врагов свойственна скорее Богу, чем людям. А вы тоже из тех предателей, которые ради власти ввергли мирное королевство в ужасный мятеж?
Ниниана испуганно отпрянула назад. Накидка распахнулась, и капюшон соскользнул с головы. Взгляд ее упал на закрытую дверь, но она сразу отвергла мысль о бегстве. Трусливый выход из положения ее не устраивал. Она расправила плечи и подняла подбородок с таким неподражаемым величием, что в глазах кардинала мелькнула искорка интереса. Свое признание она произнесли с достоинством, в голосе чувствовалось скрытое возмущение.
