«Вчерашним умом не мудреешь. Посажен. Откопан…»
Вчерашним умом не мудреешь. Посажен. Откопан.И выводы, будто плоды, сведены к закромам.А после приходит другой – как бы рядом иль около,И даже в тебе. Целиком или – лишь пополам.
Но ум не нашел для себя защищающей мысли,Что это случалось. Не раз. И не два. В голый нервВрезались зубами голодные, грязные крысы,Лишенные совести – или хотя бы манер.
Вчерашним умом не сказать себе: хватит иллюзий,Надежд, что пришедший другой – только выпавший снег,Не знавший еще ни плевков, ни двуногого груза,Когда тот двуногий по сути едва человек.
И веришь, что будет иначе. Иное молчанье.Его объясненье. Ему поворот в целый круг.И крик! Но другой! И другие ладони в начало,Что станет концом – для души и доверчивых рук.
Но это потом. А пока ты стогласная радость.Стоглазая – видеть, сторукая – то обнимать.Того! Для кого твоя память навеки терялась,Чтоб всех до него – не прощенных – почти забывать.
Пришедший, зачем ты такой? В простоте недомыслий.В изломе законченных форм и согласии швов.Мне весь непонятный. Мне – той, что еще не догрызли.И той, что рождалась 7 раз, – ожидая любовь.
«Ты мой порог. Откуда доля…»
Ты мой порог. Откуда доляМоя ведет свои шаги,Роняя по пути стихиИ выпекая пироги,Когда жена я —как на воле.
Я женщина всегда тебе!В разорванных стихах бессочных,В наряде белом —и порочных,И нараспашку —и в себе.
Ты мой порог. Сюда дорогаМоя приходит собиратьЦветы, проросшие в тетрадь,И крошки —птицам пировать,Чтобы с ними ждать неодиноко.
И я не знаю, чем полнейВселенная из птичьей выси:Кричащей глоткой жадной жизни —Иль шепотом ночных полей?..
«Столбом задел. Сказал, такая ласка…»
Столбом задел. Сказал, такая ласка.И даже б хлыст был милосердней тут.Упала перебитая савраска.А ты со свистом продолжал свой путь.
Шел пустотой. Легко и беззаботно.Ничто не шевелило мозг внутри.Такое счастье, если идиотомПридумана не голова, а три!
Всё по пути дразнило вечным летом.Октябрь пока игрался в поддавки.Но незаметно собирало где-тоНенастье злые ветры в кулаки.
Ты начал спотыкаться, удивляясь.Вставал. Свистел. Бежал – и падал вновь.И реже становились листья в вальсе,И медленней черёд твоих шагов.
А ветер разгонял столбы из пыли,Высасывал в нее дурную гниль!И вот уже шаги почти застыли.И даже волочиться – труд… Без силЛежал среди дороги неприметно.Вернуть бы той савраске свой поклон.Но трижды плачь – лишь слаще для поэта,Но горестнее, если ты – не он,А сброшенный с той высоты надменной,В которой натянул свой потолок,И, каждого поставив на колени,На небе у себя и бес, и бог!..
А выше – восходило людям солнце!Рождалась следом новая весна.И вот савраска снова в мир несется,Да с человеком – значит, не одна!
Залечены предательские язвы.Ногавки защищают ее след,Вальтрап расшит и нежен. Путь указан —Над бойней человеческой лететь!
Но там, где ты остался, бездыханный,Душа твоя, стесненная мирком,Смотрела вслед чужой любви… И раныТвои не сохли —Плакали стыдом.
Вчера не в счет?
Вчера не в счет. Ушла печаль в дорогу —Искать сердца, готовые страдать.Рассада муки подросла в острогахИ выдавила стены. БлагодатьЯвила свое имя в криках воли,Рассвет сошел с ума от ярких снов!И только память чем-то недовольна,Как будто ты ее понять готов.
Вчера не в счет. Сегодня новый выстрел,И шов, и бинт, и выстиранный мир.Я не актер – и даже не актриса,Которой ты поклонник и сатир.
А женщина не в счет?.. Какое правоУ женщины в страданиях любить?И птицей быть – безрукой и безглавой,А все-таки над памятью парить…
Забыть вчера? Как будто не ломалось,Не разбивалась вдребезги заря…И вместе с кожей стянута усталость,Вчерашнее свое благодаря.
Даже…
вольный стих
Там только шрам. Даже красивый. Гляди.Будто зверь любимый случайно задел. Зализал потом. Умер.Раны сплелись в весенние цветы.Как-то даже и не к лицу: цветы – на дуре,Что не верила, что будет так.Снова ходила босиком по дому.Душа без шарфа. Чисто на губах.Доверяла первобытному и живому.
И притаился. Ждал… Когда совсем ручная.Когда мои руки кормят – чтобы из твоих есть.А потом будто и не было ни конца, ни начала.Не было. Не будет. И даже не «сейчас» и не «здесь».
Потому что если поверить в реальность,То никакой шарф не укроет, носки не согреют.И я даже не плакала. До слез смеялась.Все цветы не весне – суховею.
«Уже иначе губы ищут радость…»
Уже иначе губы ищут радость,Улыбкой расплываясь на лице,И если ждать – то по привычке гадостьОт лицемера или подлеца.
Надежда уж наивности стыдится,И, скинув ризу веры от потерь,Она летит как раненая птица,Освобожденная от всяких вер.
Любовь не знает постоянства страсти —Меняется, как платья в летний зной.Кипи, июль! Я рада одеватьсяВ другое платье – для души покрой.
Прохожий удивится очертаньямКогда-то слишком юного лица,И платье смять захочет на диванеОчередной во званьи подлеца.
«Всё пахнет встречей. Мне дожить нужней…»
Всё пахнет встречей. Мне дожить нужней,Чем драгоценность примерять деревьям.Пошли дожди – дождливее дождей,И тени хризолитом вдоль по стенам.
Когда придешь – всё бросится к ногам,Осенним листопадом станут стены.Но почему назло моим стихамОпять приходят рифмою измены?!
Молчание
вольный стих
Мое молчание – как сошедший с рельсов разогнавшийся поездкриком безумного страха… отчаяния… Слёзыне успевают за мыслью безнадежности и смерти.И крик взрывается – и умирает!.. Дети…Бывшие дети… И не рожденные никогда…Судьба ходит по тому, что осталось. Собирает.
Складывает.Вычитает.Слушает, согнувшись у немого рта.Списки сверяет..
Ей-богу, ошибочка! Жить-то ему до 70!Эй, кто-нибудь! Отзовитесь! Выползите!Там пошутили малость..Что же вам так серьезно-то здесь,без чудес,час назадумиралось?!
Эй, кто-нибудь на Земле?!
И только мое молчаниезащищало себя во мгле.
«Встанет утро зияющей раной!»
Встанет утро зияющей раной!Крикнет утро, оплакав детей!Небеса, возвратите обратноИх из мира печальных теней!
Но напрасно рассвет выл укором —Стаи душ продолжали полет.И мальчишка, что отроду годом,Вместе с мамой на небо идет…
«Айсберг встанет как памятник мёрзлый!»
Айсберг встанет как памятник мёрзлый!И закроет он солнце собой!Души детские! Детские слёзы!И —материнский вой!…
Лишь одно я – глупая баба —Вечным вызовом шлю в эту высь:ЗА ЧТО – ДЕТЯМ?!..Ангел-растяпавыронил —детскую жизнь!
«И что? зачем?.. Мы снова как две капли…»
И что? зачем?.. Мы снова как две каплиВоды, что чистой не найдешь уже.И я давно задумываюсь, прав лиПрощающий семидежды?..Клише!
Прощающий того, кто грязным рыломНе в басне, а в судьбе твоей смердит,И я давно в себе самой открыла,Что для прощения труднее стыдСвой собственный! Когда ты сам как капля,Разбавленная желчью пополам!Я вновь банальна – многоточья ставлю,Ища родник, чтоб выродиться там.
Он будет чистым до меня – как после.Как будто в нем ни камня, ни песка.И иногда заходит только в гостиСредь жажды – жаждущий глотка.
Мудрец вздохнул: зачем ходить по кругу,Изобретая колесо веков?(А мне порой и правда легче другомБыть чудаку из мира дураков!
Когда дурак и сделает дурное,То чаще лишь по глупости своей.А изощренный – опытней и злее,Втыкая нож в споткнувшихся друзей!)
Мудрец зевал… Подобные засорыВ чужих мозгах навеяли тоску:Чего искать, когда есть Бог, которыйОдин родник – любому роднику!
А что до дурака – или с мозгами,То зло, с каким ты именем ни ставь,Есть зло!.. которое мы умножаем,Самим себе иконой, богом став!
«Но чудаки России – только благо.Вернее, «чудики» – по Шукшину.Ведь не они с позорным смертным флагомВедут против детей своих войну!
И ИХ прощать?! Семидежды на сколько?!Вновь милость разбазаривать на них?!Я против! Но на то и мудрость Бога —Вершить всё то, что не умеет стих!»
А иначе зачем?
